Глава 10
Билл, стиснув зубы, завыл. Он смял записку и швырнул в сторону. В голове безостановочно крутилась фраза бабушки: «Мы художники своей жизни!» Он сходил в кухню за ножом и вернулся. В шоковом состоянии цветные моменты прошлого сменялись черно-белыми кадрами настоящего. Секунду назад мама с Чарли сидела на голубом диване, а стоило моргнуть – она висела в белой петле среди бездушных стен. Комната питалась морозом поздней осени. Билл не чувствовал холода, его телом овладел жар, по вискам тек пот. Взобравшись на табуретку, он начал перерезать веревку, один конец которой привязан к забитому в потолок крючку, а другой овивал шею матери. Спустя несколько минут хрупкое тело Милы упало на пол. Билл снял петлю с шеи, взял мать на руки и аккуратно положил на диван.
Он умылся в ванной и побежал к соседу мистеру Моррисону. Разум пришел в себя, и оттенки серого уже не тревожили, однако в голове все еще стоял подозрительный гул. На часах полночь. Улицы города в снегу. Вьюга насмешливо роняла Билла в сугробы, но он вставал и продолжал идти, утопая в них по щиколотку.
– Мистер Моррисон! – кричал Билл, ударяя кулаком по двери. – Мистер Моррисон, откройте, это Билл Бенктон!
Дверь открылась. Сонный Филип стоял в бледно-синей пижаме, на голове пешкой возвышался смешной ночной колпак.
– Что случилось, Билли?
– Мистер Моррисон, – задыхаясь, бормотал парень. – Мама... она повесилась...
Филип впустил его в дом и налил ему стакан воды. Сам ушел в свою комнату переодеваться. Билл в это время позвонил по телефону, находящемуся в гостиной, бабушке Розе. Не сказать, что та была ошарашена. По голосу чувствовалось некое равнодушие. Она сказала, что вызовет такси и в ближайшее время приедет. После этого Билл вызвал скорую помощь. Адрес даже не называл. Им хватило услышать фамилию Бенктон.
Дождавшись Филипа, Билл направился обратно в дом. Там все так же жутко, тихая музыка противно ныла, а в комнате главенствовал сквозняк.
– Жаль Милу, – уронив взор, произнес Филип. – Хорошая женщина была. Правда, алкоголь ей был совсем не к лицу.
Они присели на стулья и стали дожидаться бабушку Розу. Билл выключил проигрыватель, поставил на стол два стакана и налил в них бурбон. Моррисон фыркнул, глядя на стакан, и отмахнулся рукой.
– Сынок, алкоголь убивает все живое. Последний раз я пил, когда находился по работе в СССР. Это был 1959 год, если не ошибаюсь. Водка у них отменная, ничего не скажешь. Напился, а контракт полетел к чертям. После приезда на родину я решил бросить.
– Из-за водки?
– Что? – отвлеченно спросил Филип.
– Контракт полетел...
– Ааа... нет. Не договорились. А бросить решил из-за Мег. Она сильно заболела и не переносила запаха спиртного. Сам помнишь, какая она была на свадьбе Милы с Джоном...
– Не нужно! – отрезал Билл, с треском поставив стакан на стол. – Не упоминайте Джона!
Старик взглянул на Билла. Его пышные седые брови напряглись. Он шмыгнул большим носом и сказал:
– Если тебе человек не нравится, то не стоит всю семейную жизнь перечеркивать. В конце концов, ты...
– Хватит! – сказал Бенктон.
Хлопнула дверь. Вошла бабушка Роза. Ее лицо не отличалось от повседневного. Ни радости ни горечи не прочесть.
– Эта дрянь натворила дел и слиняла?! – сказала она. – Туда ей и дорога!
Несмотря на всю злобу, она подошла к телу. Ее лицо невозмутимо. В намокших глазах отражался свет ночника. Она безмолвно стояла полминуты, после чего набрала воздуха в легкие и ушла в кухню. Оттуда начал доноситься плач, тихое искреннее завывание, всхлипы, которые длились, казалось, нескончаемо. Как ты ни относись к родному человеку, плохо или хорошо, он всегда будет родным.
Филип посмотрел на часы. Время приближалось к часу ночи.
– Я пойду, – вполголоса сказал он. – Завтра с утра вернусь, и займемся подготовкой к похоронам.
Когда мама въехала в этот дом, Филип уже жил по соседству. Это был 1953 год. Спустя несколько месяцев родился Билл. Сам город начали заселять двадцатью годами ранее. Изначально Райли считался строительным городком. Только потом здесь появились фабрики, школы, детские сады и все пригодное для жизни молодых семей. Из всех старых соседей остались практически все. Только бутлегер Борман Мэдсен заселился в дом напротив в начале 60-х годов.
Позже приехали врачи. Они осмотрели тело и подтвердили смерть, что и без них было понятно.
– Смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, – угрюмо произнес один из врачей.
«Вернись я с работы немного раньше, маму можно было бы спасти, – подумал Билл. – Но надолго ли? Проклятая работа! Нет... нет же... работа здесь ни при чем! Это моя вина. Я не уследил за ней! А мог ли? Мама утром вела себя странно. И бабушка решила уехать. Здесь все сыграло. Никто не виноват, кроме меня!»
– Нужно везти тело в морг, – произнес врач.
– Нет! – отрезал Билл. – Она останется здесь.
– Но это наша работа...
– Я сказал нет! – закричал Бенктон.
Мужчина взглянул на раздраженного парня, который встал в оборонительную позу. Бенктон выпятил грудь и выставил кулаки. Он и впрямь готовился ударить испуганного врача. Мужчина, не отводя глаз от Билла, поднял с пола свой чемоданчик с медикаментами и попятился.
– Простите, – сказала бабушка Роза. – Он не в себе.
– Зачем тогда вызывали? – спросил врач.
– Вероятно, Билли посчитал нужным вызвать вас, – сказала она. – Еще раз простите!
Мужчина хмыкнул, неодобрительно посмотрел на Билла, махнул головой коллеге, стоявшему в холле, и вместе они вышли из дома.
Билл просидел возле тела всю ночь. Он не смыкал век, постоянно о чем-то думал. Бабушка Роза иногда выходила из кухни, но, взглянув на тело дочери, возвращалась обратно и плакала. Билл подошел к бабушке и тихо сказал:
– Бабуль, я тебя люблю! Ты у меня одна осталась!
Та обняла внука и снова пустила слезы. Он не понимал, что должен испытывать в такие минуты. Ему не хотелось плакать, а улыбка невольно расплывалась по лицу.
Через некоторое время Билл приготовил завтрак, но бабушка отказывалась есть. Кусок в горло не лез. Бенктон же, напротив, съел яичницу, овощной салат и залил все это большой кружкой кофе. Он вел себя странно, не горевал, а иногда чему-то радовался.
Позже, как и обещал, пришел Филип. Принес с собой рулетку и измерил тело Милы, чтобы заказать гроб. Моррисон взвалил все хлопоты по похоронам на свои плечи.
Немного посидев с бабушкой в кухне, Билл оделся и пошел к Джессике. Он должен был сообщить ей о случившемся раньше соседей. Таков уж город.
Погода ухудшалась, с каждым часом снега становилось все больше. Снегоуборочные машины не справлялись с таким обилием осадков, из-за чего на дорогах образовывались пробки.
Билл пробирался через сугробы. Подход к дому Джессики был затруднен. Возле их двери на этот случай всегда стояла лопата, поэтому Бенктон, прежде чем стучать в дверь, решил очистить от снега крыльцо и дорожку к нему. Это в окно заметила бабушка Лиза и позвала внучку. Вместе они наблюдали, как ничего не подозревающий Билл чистит их придомовый участок. После двадцатиминутной работы Бенктон решил постучаться, но не успел этого сделать. Дверь распахнула Джессика. Она была без костылей, сияла и заливистым голосом рассказывала, как они с бабулей наблюдали за ним. Однако у Билла не получилось изобразить радость. Губы вздрогнули, а ладонь заерзала по штанине.
– Что случилось, Билли? – встревожилась Джессика. – Ты выглядишь плохо. Не заболел?
Парень, до этого улыбавшийся дома, внезапно поменялся в цвете лица. Его затрясло и потянуло к стене слева.
– Бабушка, Биллу плохо! – закричала Джессика.
Бенктон вновь начал видеть черно-бело, звон в голове усиливался. Парень упал на пол и начал орать. Виски как сжимало в тисках. Девушка ходила из стороны в сторону, с ужасом поглядывая на страдающего Билла. Она боялась к нему притронуться и что-либо сделать.
Бабушка принесла таз с водой, обмочила в нем полотенце и приложила ко лбу Бенктона. Тот изгибался, как горящий пластик, выл, будто что-то из него пыталось выбраться.
Спустя мгновение Билл успокоился. Он лежал и бездушно смотрел в потолок. Его веки не смыкались, а ноги колотились в судорогах. Он не видел ни зеленых, ни синих, ни других цветов, все было в одних серых тонах. Джессика наклонилась и спросила:
– Что с тобой?
– Она повесилась! – выдавил Бенктон, продолжая таращиться в белый потолок.
Джессика безмолвно опустила взгляд, подбородок запрыгал, а из глаз посыпались слезы. Она начала бродить по дому. Бабушка Лиза продолжала прикладывать ко лбу парня влажное полотенце, шепча: «Все хорошо, милый! Все обойдется!» Джессика смахивала вымученные слезы рукой. Она старалась держаться, но как только вспоминала Милу и Чарли, сразу же из груди вырывался рев.
Спустя время Джессика помогла Биллу подняться и отвела его в свою комнату. Он не различал цвета и ей об этом не говорил. Бенктон не хотел ее пугать и избегал лишних вопросов.
Вскоре звон из головы выветрился. Разум Билла так же, как и ранее, стер черно-белую жизнь. Он запомнил, как ему открыла дверь Джессика, а моргнув, он уже сидел в ее комнате.
– Мне нужно идти! – расторг тишину Билл.
– Останься еще, – просила Джессика.
– Нужно бабушке помочь...
– Я приду, – сказала Джессика.
– Вот еще, – побеспокоился Бенктон. – Хромаешь!
– И что? Помогу с готовкой!
– Поправляйся!
В доме уже находились коллеги Милы, они пили текилу со льдом. Мистер Моррисон бегал из дома в дом. Он суетился, хотел помочь семье. Бабушка Роза периодически выбегала из кухни, чтобы сделать глоток вина, после чего возвращалась к готовке. Тело Милы, нарядно одетое в ее любимое красное платье в горошек, лежало в гробу. Бабушка Роза омыла его еще утром, а одеть помогли коллеги. Мила походила на спящую красавицу. Губы и ресницы накрашены, на щеках расстелился румянец, а лиловый след от удавки закрывало ожерелье. Лицо Милы было пугающе безмолвным, морщины спрятались под тяжелым слоем пудры. На безымянном пальце левой руки перстень с бриллиантом, который бабушка Роза однажды сняла, пока та спала в пьяном беспамятстве. Подарок отца Чарли. Мила не дожила до сорока лет сорок дней.
Суматошный вечер испытывал на прочность, бабушка ничего не успевала, так как еда на поминальный стол быстро уходила на закуску приходящим подружкам мамы. Странно, но те сначала грустили, а после выпитого стакана текилы начинали смеяться, общаясь на свои темы. Их вовсе не смущало, что рядом стоит гроб с телом Милы. В какую-то минуту одна из подруг захотела потанцевать и просила Билла включить музыку. Парень взбесился и начал силой выпроваживать бесстыжих дам. Женщины были пьяны, возмущались и вели себя нахально, однако нехотя уходили.
Билл не спал уже вторую ночь. Он решил навести порядок в комнате, убрать мусор, оставленный коллегами матери, и выкинуть лишний хлам. Наткнулся на клочок бумаги, выброшенный им в угол комнаты прошлой ночью. Билл с интересом расправил смятый лист и взглянул на буквы, написанные матерью. Теперь они не казались такими идеальными. Кривой почерк дрожащей руки заставлял всматриваться в каждое слово, чтобы понять, что написано. До этого Билл не придавал значения им. Сейчас же, когда мозг освободил место, словно толстой хирургической иглой в самый центр медленно впивались эти слова.
«Почему они не сказали? – думал Бенктон. – Зачем он так относился к нам? Может быть, всего этого кошмара не было бы, объясни они это раньше!»
Билл считал, что после похорон нужно съездить в тюрьму к Джону. Он хотел получить ответы на свои вопросы.
– Джон сломал нашу жизнь! – истерически закричал парень, закидывая рукой волосы назад.
Бабушка не рисковала подходить к внуку. Она видела, что он не в себе. Билл за неделю потерял двух близких людей. Ему нужна тишина и свобода. Бенктон достал из холодильника бутылку бурбона и из горла отхлебнул треть. Сразу же побежал в туалет, откуда начали доноситься звуки отрыжки. Билл умылся, шатаясь пришел обратно и выпил еще немного. Он поставил бутылку на стол и направился к выходу. Остановился в холле, посмотрел на гроб в комнате, фыркнул и покинул дом.
Обратно он вернулся под утро. Парень снова примкнул к бутылке, но на этот раз Роза попыталась отнять ее у него. Билл отпихнул бабушку и пригубил. Серым взглядом окинул кухню, а затем ужасно тихий холл и аккуратно, точно чего-то боялся, прошептал заплетающимся языком:
– Бабуль, пожалуйста, не трогай меня!
Дом был полон тех, кто хотел попрощаться с Милой. Вошла Джессика. Билл ее не узнавал. Он оценивающе посмотрел на нее, скривил лицо, рыгнул и снова поднес бутылку к губам. Девушку это насторожило. Бабушка Роза подошла к ней, обняла и предложила пройти в комнату. Джессика, вопросительно вглядываясь в Билла, согласилась. Билл начал пить. Даже во время похорон Чарли он себя так не вел.
– Вот она, наша красавица... – плаксивым голосом выдавила Роза, подходя к гробу, стоявшему посреди комнаты.
Глаза Джессики наполнились приторными слезами. Она с трудом держала себя в руках, но как только услышала плач бабушки Розы, тут же разрыдалась и припала к ее груди. Цепь дернула всех гостей в эту минуту заплакать.
Стальной раскат настенных часов раздался во всеуслышание. Они пробили одиннадцать раз. Филип встал, откашлялся и твердым тоном произнес:
– Сейчас все одеваемся и выходим! Поедем на кладбище!
Гости не спеша одевались, обсуждая между делом свои проблемы и жизнь. Джессика подошла к Биллу.
– Привет!
– Привет! – сказал он, взглянув на нее с прищуром.
– Ты так и будешь пить? Или поцелуешь меня? – возмущалась она.
– Думаю, стоит допить оставшееся, – взболтнув бутылку и посмотрев на остатки, сказал он. От него жутко разило спиртным. Алкогольный шлейф, казалось, тянулся до Нилза. Билл рукой потянулся к щеке Джессики, но она ненавистно отбила ее и отступила.
– Ты... ик, – что-то бормотал Билл. – Ты не понимаешь!
– Что? – вскрикнула она. – Что я должна понять?
– Жи-ик-знь, – уводя взгляд, мычал Билл. – Она так коротка... Что...
– Что ты несешь, дурак? – в слезах кричала Джессика.
– Я дурак? – взвинтился Билл. – Это ты, тварь! Ты виновата!
Она дала ему пощечину и скорым шагом покинула дом. Бенктон потер лицо ладонью и улыбнулся.
«Удары судьбы, – думал он. – Как они больны и приятны. Сколько их было и сколько будет. А это только начало...»
Он стоял в непонимании яви. Где-то далеко в тумане люди выносили гроб с телом его матери. Билл закидывал рукой волосы назад и стоял в кухне, наблюдая за этим. Гулкие голоса еле пробирались в будто заткнутые ватой уши. Бенктон успел забыть, что было минуту назад. Он видел тянущиеся к нему волосатые руки мистера Моррисона.
– Пойдем, дружище! – твердил глухой голос.
Билл уронил голову и не мог пошевелить ни ногами, ни руками. Они словно парализованные болтались в воздухе. Глаза не успевали запоминать картинки. Все мелькало: стены, серое небо, лицо Моррисона, потолок его старенького «форда». Полусонного Билла, как мешок с костями, Филип погрузил в свою машину.
Вокруг все в снегу, имен на надгробьях не разобрать. Люди в мрачных одеждах стояли, будто шахматные фигуры на белых клетках между черных могил. После прочтения святым отцом речи все, кто желал, подошли попрощаться с Милой. Билл не понимал, где находится. Все время его поддерживал под руки Моррисон. Он подвел Билла к гробу матери. Бенктон посмотрел на ее лицо мертвым взглядом. Минуту тишины нарушил плевок Билла. Тягучая слюна прилипла к его губе, а после прицепилась к подбородку и медленно тянулась к земле. Он вздернул плечами и вырвался из рук Моррисона. Отойдя в сторону, Билл посмотрел на всех и дико расхохотался. Смех зловеще разнесся эхом над кладбищем. Бенктон принялся бегать и кричать на весь город мертвых, что он художник жизни и может рисовать судьбу. Бабушке Розе стало не по себе, и ее проводили к машине.
Неуместный спектакльпродолжался недолго. У могилы матери Билл споткнулся о камень и упал лицом вснег. Мистер Моррисон поднял парня, отвез домой и уложил на спать.