Глава 7
Анна Родионовна живёт прямо в этом здании на четвёртом этаже, где и жили все её предки, обладающие данным заведением несколько десятилетий. Живёт эта женщина одна, домашних животных не заводит, так как говорит, что у неё уже есть четыре питомца: Марина, Лека, я и мой старик, несмотря на то, что он является её начальником.
И вот я стою прямо перед большой дубовой дверью с множеством замков, которая хоть и выглядит крепкой и надёжной, но при этом никогда не запирается ни изнутри, ни снаружи. О чём только думает эта женщина, понятия не имею. И вот я поворачиваю дверную ручку, и, конечно же, здесь не заперто, кто бы сомневался. Я точно нет. В прихожей всё чистенько и аккуратненько, в прочем, как обычно. Я снимаю пиджак с париком и вешаю на их крючок рядом с остальными куртками и ветровками из последней коллекции, на фоне которых мой пиджак смотрится максимально непримечательно. Да, Анна Родионовна любит наряжаться как модель, но как только её вещи выходят из моды, она отдаёт их мне, у нас с ней как раз один рост. Вот только в районе груди мне, как бы печально не было это признавать, всё равно велико... слишком велико...
Уже из коридора слышу звуки виртуозной игры на рояле. Это, кажется, "Времена года" Вивальди, и, если я не ошибаюсь, то сейчас исполняется именно "Зима". А это значит, что что-то случилось... и что-то реально серьёзное...
Я ускоряю шаг и, петляя между большим количеством почти однообразных комнат, захожу в зал. В обычное время он представляет собой большое, просторное помещение цилиндрической формы, с огромными окнами от пола до потолка, на которых висят не менее длинные бархатные бардовые шторы. На отбелённом потолке висит красивая хрустальная люстра, как рассказывала Анна Родионовна, этот предмет интерьера висит здесь ещё с момента основания фотостудии, единственное, что в ней поменялось со временем, так это то, что теперь на ней вместо обыкновенных свечей стоят специальные лампочки, сделанные под свечи, ручной заграничной работы. Пол зала покрыт паркетом, который так же не перестилали многие десятилетия. В этом помещение самая лучшая звукоизоляция, так как именно эта комната была специально оборудована под громкую игру на рояле в любое время дня и ночи. Поэтому не сложно догадаться, что помимо всей роскоши зала, в нем присутствовал большой, красивый чёрный рояль с резными ножками и расписанной вручную крышкой, подаренный кем-то предку Анны Родионовны, ну, как мне говорили. Но вот изображение на крышке весьма специфичное: на ней были пошагово изображены сцены различных наказаний грешников в Аду, с демонами там, различными орудиями пыток и так далее. Выполнено всё это настолько реалистично, что без страха даже я на неё взглянуть не могу. Поэтому искренне не понимаю, кто вообще согласился много лет назад, даже за баснословные деньги, нарисовать такое. Единственное, что указывало на автора так это подпись на латинском языке внизу под изображением, как сказал Крон, она гласит: "Дорогой А на прощание от СП".
А теперь вернёмся к описанию этого же зала, но уже на данный момент. Повсюду стоят ящики с бутылками водки, ликёра, дорогущего коньяка и виски. Чтобы вы могли представить себе их количество, то просто вообразите склад в магазине алкогольной продукции сразу после завоза товара. Представили? А теперь просто уберите всё содержимое из бутылок. Да, в других объёмах моя начальница не пьёт, так ещё от всего этого, каким-то образом, не пьянеет. Как только у неё это выходит, понятия не имею. Но запах перегара в зале стоит знатный, да такой, что даже Крон и то поперхнулся.
Я, зажав пальцами нос, под красиво льющуюся мелодию начинаю вальсировать между ящиками, в большинстве случаев стоящими друг на друге в несколько ярусов. Через некоторое время мне всё же удаётся пробраться через этот лабиринт прямо к окну и, открыв форточку, вдохнуть полной грудью ароматы выхлопных газов переполненного машинами Центрального шоссе. И этот запах, после вонищи зала, был сравним с медовым благоуханием цветочных полей поздней весной после небольшого дождя. Так что мы с Кроном смогли насладиться этим ароматом сполна. И вот, когда помещение более менее проветрилось, и в нём можно было спокойно дышать, я, двигаясь так же в темпе вальса, решила начать пробираться к Анне Родионовне. Чем ближе мне удаётся подобраться к центру зала, тем выше становятся ярусы ящиков и всё теснее становится расстояние между ними. И вот на финише, когда от звуков музыки начинают трястись ящики и почти лопаются барабанный перепонки, я, максимально вжавшись в саму себя, боком пытаюсь протиснуться между последними почти двухметровыми ящиковыми башнями, из-за всех сил стараясь не уронить их. Так как от любого моего неверного движения, весь этот импровизированный город разрушиться по принципу домино громко, масштабно и очень быстро, при этом не оставив мне ни единого шанса выжить после.
Всё, я вздыхаю спокойно, последние ящики позади. Напротив меня, восседая на стуле перед роялем, закинув ногу на ногу, одной рукой со сверхчеловеческой скоростью перебирая клавиши, а второй туша о стоящую рядом пепельницу очередной окурок, возникла она. На ней ярко-красный брючный костюм, почти сливающийся с недавно окрашенными в тёмно-бардовый цвет вьющимися волосами чуть выше плеч. Под пиджаком надета лёгкая белая блузка, расстёгнутая на четыре первые пуговицы, ноги обрамляют её любимые чёрные лакированные туфли на высокой шпильке, прекрасно подходящие под её вечно чёрный маникюр. Уставшие глаза Анны Родионовны в этот момент закрыты, акцентируя внимание на ровных чёрных стрелках, большом количестве тёмных теней и нескольких слоях туши на и без того густых и длинных ресницах. Брови как обычно нарисованы и как всегда идеально, что нельзя сказать о слегка размазанной красной помаде на её губах. И вот её тонкие красивые пальцы со всей силы ударяют последние аккорды. В помещение становиться очень тихо. Руки соскальзывают с клавиш, а хрупкое тело в изнеможении откидывается на спинку стула, заставив висящий на ей чёрный галстук бесшумно упасть на пол. Женщина устало открывает свои необыкновенно красивые синие глаза, и её безразличный взгляд останавливается на мне, в одно мгновение становясь живым и даже слегка сияющим. На её лице расцветает улыбка.
- О, Инна, прости, не заметила, как ты вошла, - Анна Родионовна встаёт, доставая из кармана брюк упаковку сигарет, берёт из неё последнюю и, не найдя по близости зажигалки, обречённо вздыхает и кладёт сигареты обратно.
- А я вам говорила, - обращаюсь я к женщине, - что так к вам может зайти каждый, вот что вы будете делать, если к вам проникнет вор?
Начальница усмехается, собирая какие-то бумаги, лежавшие на крышке рояля:
- Уж поверь, я смогу с ним справиться, да и ничего ценного у меня, ну, кроме рояля и коллекции произведений Шекспира в оригинале.
- Кстати говоря, что у вас случилось?
- С чего ты взяла, что у меня что-то случилось? - закатала глаза Анна Родионовна, как бы незамено пряча за спину почти допитую бутылку коньяка.
Я многозначительно осматриваюсь вокруг, всем своим видом акцентируя внимание женщины на бесчисленном количестве ящиков, окруживших нас со всех сторон. Видно, что начальница сама удивлена такому ящечному городу, но сразу же делает недоумённый взгляд:
- А что здесь такого необычного ты, Инночка, нашла? Они тут всегда стояли, а я тут не причём, и вообще я белая и пушистая, отстаньте от меня, - Анна Родионовна отвела от меня глаза, одним глотком допила коньяк прямо из бутылки и взглянула на меня уже самыми чистыми и невинными глазами.
- Анна Родионовна, - официально начала я, из-за чего начальница слегка вздрогнула, - здесь пятьдесят четыре ящика водки по девять литровых бутылок в каждом, шестьдесят восемь ящиков ликёра по шесть полторалитровых бутылок в каждом, тридцать пять ящиков виски по девять пол-литровых бутылок в каждом и семьдесят девять ящиков коньяка по восемь литровых бутылок в каждом, плюс одна бутылка у вас в руках. И того тысяча восемьсот восемьдесят восемь целых пять десятых литров алкоголя было выпито вами меньше, чем за сутки. Я уже начинаю подозревать, что именно вы - та женщина в задачах по математике, которая закупает большое количество товаров оптом. Это я ещё не считала выкуренные вами пачки сигарет. И после всего этого вы будите утверждать, что ничего не случилось? Да, я понимаю, праздник, день народного единства, но в праздники вы выпиваете в два раза меньше.
- Я взрослый человек, я могу пить, что хочу, когда хочу и столько, сколько позволит мне моя зарплата.
- А как вы объясните сыгранную вами "Зиму" Вивальди? - облокачиваюсь я левым локтем о рояль и пристально смотрю на начальницу.
- Ладно, - принимая поражение, закатывает она глаза, - ты вся в своего опекуна, оба такие дотошные, аж противно...
- Да, этого у нас не отнять, - улыбаюсь я.
- Ох, - глубоко вздыхает женщина, одной рукой зачёсывая назад волосы, - может, кофе? - спрашивает она, открывая крышку рояля и доставая из неё ещё запечатанную бутылку коньяка, - с коньяком, - заканчивает начальница, начиная с интересом крутить бутылку в руках, как будто видит её впервые в жизни.
- Анна Родионовна, что вам говорил Дуриан Гранкуриевич? - как бы невзначай напоминаю я.
- Чертовка, надзирательница, предательница, - начинает сыпать меня комплиментами начальница, - Иуда, фашистка, зараза, змея подколодная.
"Ого, по сравнению с тобой, Инна, я, получается, ещё божий одуванчик," - вставляет своё слово демон.
- Крыса, изменница, - продолжает женщина, - изменница... изменница... - пытается она вспомнить ещё синонимы.
- Что? - усмехаюсь я, - слова закончились?
- И ты Брут, - пытается выдавить слезу начальница, но, вспомнив, что у неё на лице макияж, решает оставить эту затею.
- Всё? - вскидываю я бровь. Женщина пытается скрыться от моего сверлящего взгляда где-то за роялем.
- Змею на груди пригрела! - слышу я её голос из-за музыкального инструмента, вместе с последующим звуком откупоривая бутылки.
- Анна Родионовна, - начинаю я приближаться к начальнице, а та, в свою очередь, начитает медленно уходить от меня на четвереньках, прижавшись к стенке рояля. Эти догонялки продолжались около минуты, пока я, одним прыжком не перелетаю через рояль и, пока начальница пыталась понять, что произошло, хватаю её за шиворот и вырываю бутылку из её цепких пальцев. Женщина скрещивает на груди руки и, обиженно надувшись, отворачивается от меня. Я рывком ставлю её на ноги, она по-прежнему на меня дуется.
- Итак, - вступаю я, - что говорил мой уважаемый опекун? - в очередной раз задаю я ей её самый нелюбимый вопрос. Анна Родионовна оглядывается по сторонам в надежде найти пути отступления, но, не найдя таковых, всё таки нехотя произносит тихо и невнятно:
- Чт..жн..н.лч..
-Что-что? - издевательски переспрашиваю я, - простите, я не расслышала, что вы сказали. Так что говорил вам Дуриан Гранкуриевич на вот этот весь счёт? - жестом показываю на всю обстановку вокруг.
- Что женский...швжжмш, - конец начальница нарочно проглатывает.
- Что-что? Говорите громче, вас не слышно.
- Что женский алкоголизм не лечится! - кричит она мне прямо в ухо и, выдернув у меня шиворот своего пиджака, демонстративно разворачивается и гневно цокает каблуками в направлении кухни, попутно приговаривая специально очень громко:
- Вот растишь их, растишь, а к тебе потом никакого уважения! Даже выпить взрослой женщине нельзя спокойно! Да с моей работой любой другой бы уже в запой ушёл! А я держусь! А все вы! Абсолютно все вы против меня! Не любите вы меня, уйду я от вас!
Я на это только ухмыляясь, убирая бутылку обратно в рояль, и походкой победителя начинаю идти следом за начальницей.
Уже из коридора ощущаю аромат свежего кофе, бурлящего в кофеварке, и слышу монотонные звуки ударов венчика об миску, а это значит, что Анна Родионовна будет что-то печь. Я открываю дверь кухни, уже ощущая на языке неповторимый вкус её блюд. Кухня, несмотря на внушительные размеры самой квартиры, была очень маленькой. По левую сторону от входа стояли плита, раковина, столик и холодильник в один ряд, по правую сторону - шкафчики со специями, крупами и остальным содержимым, и между всеми этими кухонными массивами находилось небольшое окно, рядом с которым накрытый белой скатертью стоял круглый столик, а на нём красовалась кругленькая чёрная вазочка с всегда свежими синими розами, любимыми цветами Анны Родионовны. К столу как обычно были придвинуты два стула с узорчатыми спинками. Все элементы интерьера помещения выполнены в белом, синем и чёрном цветах. Кстати говоря, каждая комната в квартире начальницы была выполнены в сочетании белого, чёрного и какого-то третьего цвета, не знаю, с чем это связанно, но Анне Родионовне это бессомненно нравилось.
- Что стоишь, качаясь, тонкая рябина? - с улыбкой спросила женщина, переливая шоколадное тесто в формочки для кексов, - заходи уже.
Я улыбаюсь и, кивнув головой, прохожу к столу, присаживаясь на один из стульев, и начинаю рассматривать розы. Как только она успевает покупать новые розы каждый день? Не понимаю.
- Вот куда смотрит твой опекун? - причитает начальница, кладя формы в духовку и начиная готовить что-то ещё, - ты же наверняка не завтракала, так ещё и в пансионе не пообедала. Ты так сдохнешь когда-нибудь.
- Я просто не успела, старик не виноват, - бурчу я, недовольно смотря в стол.
- Не успела она, ага, а мне потом с Дурианом за сердце на старости лет хвататься и от всяких болячек тебя лечить, - ворчит Анна Родионовна, под звуки шкварчащих оладьев на сковороде.
- Не старые вы, - фыркаю в ответ я.
- Это сейчас, а что потом будет? Вот как там говорил твой уважаемый опекун, а? - ехидно сверкая глазами, посмотрела на меня женщина, в ожидание сладостного для её ушей ответа.
"Вот это женщина, я понимаю, - издевательски смеются Крон, - вот это она тебя подловила".
"Я не поняла, ты вообще за кого?" - наступаю я на контрактника.
"Я за победителя".
"Предатель..." - фыркаю я.
- Что-то я не слышу ответа, - продолжала злорадствовать Анна Родионовна.
- Мои вечные выходки до добра не доведут, - недовольно бурчу себе под нос я.
- Ой, старая я, не слышу ничего, - притворно вздыхает женщина, - что ты там сказала?
- Что мои выходки до добра не доведут! - кричу я. Начальница довольно смеётся, сочетая в этом звуке злорадство, победный вой и всю полученную сладость от свершившейся мести.
- Один : один, милочка, - завершает Анна Родионовна, ставя перед моим носом тарелку с оладьями и вилку, - а, и, будь добра, достань с верхней полки шкафчика банку варенья.
Пока я достаю банку, на столе незаметно появляются кексы, уже украшенные кремом, и две кружки с горячим кофе.
- А вы что, есть не будете? - ставлю я на стол варенье, смотря на единственную вилку.
- Не, я только кофе попью, - присаживаясь напротив меня, произносит Анна Родионовна, - после этой ночи в меня больше ничего не влезет. Ах, да, - вдруг что-то вспоминает она, увидев время на часах, и быстро набрала номер на своём телефоне.
- Слушаю, Анна Родионовна, - доносится их динамика голос Зиночки.
- Зина, вы с Лидой давайте, руки в ноги и быстро убирайте приёмную, мы через полчаса открываемся.
- Слушаемся, Анна Родионовна.
- Всё. Теперь точно всё, - спокойно вздыхает начальница, кладя телефон обратно и делая большой глоток кипяточного кофе, от чего меня каждый раз невольно передёргивает.
- Как дела в новом пансионе? - смотрит она на меня каким-то непривычно любящим взглядом, подперев голову одной рукой.
- Да нормально, - отвечаю я, - в принципе даже понравилось.
- Выходит Лека подобрал для тебя хорошее место, - усмехается начальница.
- А причём тут Лека? - открываю я рот от удивления, заставив кусочек оладушка упасть обратно в тарелку.
- Он позавчера уговаривал Дуриана перевести тебя туда, а меня в свою очередь, огородить тебя от опасной работы.
- Что? - кофе в моём рту так же не задерживается, - а это ещё зачем?
- Он беспокоится за тебя, дурёха, - смеётся Анна Родионовна, - ему же придётся тебя оставить надолго, и поэтому Лека хочет быть уверен, что с тобой за время его отсутствия ничего не случиться.
Я грустно вздыхаю, пиная вилкой по тарелке недоеденный оладушек.
"Фу, опять эти розовые сопли, - кривиться контрактник, - харе уже, заканчивай".
- Его контракт заключён на полтора месяца, то есть к Новому году он уже должен прилететь обратно, - рассматривала женщина откуда-то появившиеся в её руках бумаги, - улетает он в Вашингтон, и там будет вести бои за местную могущественную группировку. Ох, - вздыхает она, - как я вчера замучалась с этими документами и пропусками, просто кошмар. Вначале всё еле-еле утрясла с его постоянными клиентами. Потом все документы перепроверила, всё оформила, далее забила всё это в его личную базу данных и в общую. После начала собирать подписи: сначала час выслушивала, какая я "хорошая", от твоего опекуна, потом то же самое от главы магической полиции, так ещё после этого и от вашего военного врача досталось. Ох, в итоге всё-таки все всё, конечно, подписали. Я отправила каждому по ящику коньяка, ну, кроме Дуриана, он же не пьёт, так что от него я отделалась сборником пластинок Моцарта. Вот как можно после всего этого не напиться, а?.. Ты кушай, кушай, не отвлекайся, - дала мне команду Анна Родионовна и, положив свою пустую кружку в раковину, куда-то ушла, напоследок крикнув мне:
- Как доешь, поставь посуду в раковину и скажи девочками, что я скоро подойду.
Я послушно киваю головой и, оставив на потом последний кексик, кладу посуду в раковину и, захватив свои вещи в крючка, спускаюсь на первый этаж.
В приёмной будто сделали капитальный ремонт. Дыра в потолке аккуратно заделана, словно её там никогда и не было. Линолеум перестелен, а пятна на стене закрашены. Вся мебель починена и снова стоит на своих местах, кулер находится в своём законном углу. А девочки, уже переодетые во всё чистенькое, красиво накрашенные и причёсанные, наводили последние штрихи: протирали везде пыль, подметали пол и расставляли по полкам документы.
- О, Инна, уже уходишь? - приветливо улыбнулась Лидочка, старательно ацетоня следы пороха на своём столе.
- Да, уже почти четыре часа, а я ещё дома не была. А, ещё Анна Родионовна просила передать, что скоро спуститься.
- Хорошо, спасибо, - благодарит Зиночка, аккуратно заметая пустые гильзы в совочек.
- Тогда удачи вам тут, до завтра, - прощаюсь я, но меня останавливает недовольный кашель за своей спиной, и, судя по скривившимся лицам девочек, это был Сергей Константинович.
- Инна, - обращается он ко мне, - почему я должен тебя везде отлавливать? Эта зарплата нужна мне или тебе?
- Простите, Сергей Константинович, я забыла, - виновато опускаю я взгляд.
- Ладно уж, - закатывает глаза мужчина, протягивая мне запечатанный конверт.
- Спасибо большое, - благодарю я бухгалтера.
- Что уж там, - отмахивается он, начиная подниматься к себе на этаж.
Я спокойно выдыхаю и иду к заднему выходу, но не успеваю докоснуться до ручки, как дверь снаружи открывается, и передо мной нарисовывается запыхавшийся Коля... Который Лев... который мой одноклассник...
- О, Кеша, здорово, - протягивает он мне руку. Но в тот же миг я вижу по его глазам, что он прекрасно понимает, всю комичность данной ситуации.
- Так ты ещё и баба!? - восклицает парень, перед тем как я затыкаю ему рот своей ладонью и толкаю в направление выхода под удивлённые косые взгляды Лидочки и Зиночки.
- Что разорался то? - громким шёпотом упрекаю я одноклассника, как только мы оказываемся на улице... И тут я обо всём жалею ещё раз... На улице стоят и его дружки...
- Так она ещё и баба?! - ровным хором восклицают парни, отступая на два шага назад.
"Всё, ты попала... - оценивает обстановку Крон, - мне уже интересно, как ты выкрутишься".
- А что тут такого? - обращаюсь я ко всем, - ну, нравятся мне длинные волосы больше, чем короткие. Что бабой то сразу обзывать?
Все молча и как-то недоверчиво смотрят на меня. Так, давай, Инна, думай, думай.
- Я думал, что, если приду в мужской пансион криминальной молодёжи с такой длинной копной волос, то вы все от меня живого места не оставите. Вот и пришлось купить парик.
Взгляды банды стали более доверительными. А теперь нужно завершить всё так, чтобы у их не осталось и сомнений на этот счёт.
- Ну, вы сами хоть верите, что вас всех смогла избить хрупкая девушка? - задаю я сокрушающий риторический вопрос. Парни вмиг оживились, начали кивать головами по типу: "Да-да, точно не могла, это да".
- Прости, Кеша, - извиняется главарь, - обознался, за девушку принял. Ну, с кем не бывает.
- Да я обиды и не держу, так что не извиняйся, - отмахиваюсь я с суровым видом на лице, максимально скрывающим ещё не утихшую панику внутри меня.
"Эх, а я думал, что будет ещё одна драка, - обиделся контрактник, - умеешь ты всё испортить".
- Заткнись, - произношу я, быстро осознавая, что сказала это вслух.
- Что сказал? - поворачивается ко мне недоумевающий Коля.
"Ура-а-а-а-а, драка! Драка!" - восторженно кричит демон.
Думай Инна думай, зачем тебе мозги нужны, а? Давай, давай.
- Я сказала это голосу в своей голове, - неожиданно даже для самой себя говорю я.
- И что он тебе сказал, боюсь спросить? - ухмыляется Коля.
Я пытаюсь активировать весь свой актёрский талант. Сначала постепенно делаю лицо безумным, волосы на моей голове слегка встают дыбом, и я по-дьявольски хриплым голосом отвечаю:
- Избить вас всех снова! - и тут, как раз гремит гром, а на горизонте сверкает молния.
Все парни разбегаются по кустам в мгновение ока, кроме Коли, который с широко выпученными глазами смотрит на меня, пытаясь устоять на трясущихся ногах. Я быстро делаю дружелюбное лицо, мило улыбаюсь и, на прощание похлопав одноклассника по плечу, ухожу в направлении железнодорожной станции. Как же хорошо, что я читаю прогнозы погоды.
"Это читерство! - восклицает Крон, когда я, уже купив билет, жду свой поезд, под начинающимся дождиком, - ты знала, что будет буря".
"Да, но заметь, какие у меня хорошие актёрские способности".
"Не могу не согласиться, ведь у тебя был такой хороший учитель".
"Да ну тебя", - смеюсь я, уже смотря в окно электрички на бьющиеся об стекло дождинки. Да, всё-таки моя жизнь, и правда, интересна, как ни крути...