Введение. Позвольте начать.
— ...дальше что-то про честь и достоинство... впрочем, ничего важного, — исчерченный порывистыми строками пергамент был бесстрастно разделён на части помельче и выброшен в камин. — Лучше бы этот сальный урод за собой следил, глядишь, и жена бы на сторону не смотрела.
Казавшееся бездыханным, беспорядочно развалившееся на широком кресле тело лет двадцати с небольшим медленно и с видимым усилием провело руками по лицу; вцепившись в растрёпанные кудри, отблесками огня превращенные в чистое золото, оно промычало:
— Мы уже и таким занимаемся? — юноша нехотя сгруппировался и вопрошающе взглянул на стоящего напротив стройного мужчину.
— Задание лично от главы - полагаю, они хорошо знакомы с клиентом, — мужчина раскурил бисерный чубук и, откинув назад полы тёмно-серого френча, присел на край стола. — К тому же, цель будет в пятницу в городском клубе, а это ваша территория.
Блондин сполз с кресла и, засунув руки в карманы брюк, усмешливо покосился в сторону третьей фигуры у окна, которая с момента начала собрания ни разу даже не пошевелилась.
— Ну, а коли нам надо лишь припугнуть его, что ж мы просто не отправим к нему Маяковского посреди ночи – меня бы точно удар хватил.
— Недобиток!
Небрежно громоздкий мужчина с внешностью террориста-подпольщика сурово метнул взгляд на раздражитель, отчего тот, впрочем, расцвёл очаровательной ребяческой улыбкой.
Ещё пара секунд немой перепалки взглядами: беспорядочно искрящиеся звезды ехидно дразнили кипящую морскую пучину, - и первым по обыкновению вынужденно сдался Маяковский. Проглатывая кровососущую ярость, остатками напряжения он взъерошил копну тёмных волос, провёл рукой по пуговицам жилета тёмно-синей твидовой тройки и вонзил взгляд куда-то вперёд:
– Позвольте подытожить: Пушкин Александр Сергеевич, в эту пятницу в клубе. Всё верно? – демонстрация полной концентрации так слабо подействовала на его светловолосого напарника, что тот потрудился лишь закатить глаза.
Чубук был отодвинут от лица, чтобы дать пространство уставшему выдоху:
— Спасибо, что каждый раз напоминаете, почему я не хочу иметь никаких дел с вашим подразделением.
Сказанных слов было более чем достаточно для профилактического укола совести, и напарники по-настоящему вернули своё внимание на предмет собрания.
Маяковский спешно прочистил горло и, опустив взгляд, слегка кивнул:
— Мы просим прощения, — в этой фразе сквозила едва уловимая нотка смущения. В такие редкие моменты он даже выглядел на свой возраст – застенчивые тридцать лет в карих глазах.
Блондин, очевидно расслабленный фактом, что и сегодня ему не пришлось произносить этих слов за них двоих, отрепетировано по-детски подтупил взгляд.
Едва слышная в очередном выдохе улыбка последовательно разрядила атмосферу в кабинете:
— И каждый раз напоминаете, почему из всех я зову именно вас – слабость у меня к цирковым репризам, — мужчина сделал пару шагов и взглянул по очереди на каждого. — Что ж, уже поздно – вам пора по домам. Дальше вас ведёт Антон Павлович.
Оба с впечатляющей синхронностью кивнули и двинулись к двери; только они оказались за порогом, им в спины раздалось напоследок:
— И, Есенин, будь добр, заправь рубашку – что это вообще за вид такой.
Дверь закрылась, а за ней сиюминутно открылись переругивающиеся рты напарников.
Мужчина сел в кресло и продолжил покуривать.
— Балбесы.