Глава 17
Огонь вели изо всех орудий, земля сыпалась сверху на каску Ганса, вокруг были крики, взрывы и стрельба. Рядом надрывался MG-42, новый, недавно присланный пулемёт. Снег под ногами перекрасился в черный-красно-серое месиво. Черным он был от земли, которую вырывали разрывы снарядов, серым был от копоти и той же земли в смеси со снегом, а красным от крови раненых и убитых. Уже четыре дня продолжалась битва за маленький плацдарм, который переходил из рук в руки ровно столько же раз, сколько и дней велась эта мясорубка. Рядом с Гансом сидел радист с перемотанной бинтом головой, который насквозь пропитался кровью и крепко сжимая трубку кричал в неё:
-Это позиция "Цвайхауфен" вы бьёте по своим, по своим сволочи бьёте! Повторяю, это позиция "Цвайхауфен", русские выбивают нас из окопов, вы бьёте слишком близко к нам! По красным не попадает ни единого снаряда! Нас мало! Мать вашу, нас мало! По своим бьёте!
Но радиста с его криком, временами переходящим на визг, никто по ту сторону кабеля на слышал, будто там никого и не было. На самом деле просто перебило кабель, но пойти и починить его, не было условий. Как только высунешь из траншеи голову, её почти мгновенно пронзит пуля противника. "Стоит отдать должное СС-маннам", подумал Ганс, ведь они, все до одного яростно огрызались русским и смело вели оборону. Ни один из них не сломался, но они складывали свои головы очень быстро. Уже больше половины этих двух рот, было уничтожено. Командиров у СС не было, командованию Вермахта они не подчинялись и каждый раз, единственная их тактика была-контратака. Но ничего, по понятным причинам не выходило.
Рядом с Гансом упала чья то нога в сапоге и больно ударила пяткой в колено. Тут пулемёт стих, но в этот раз не от бегства или уничтожения противника, а от того, что пулемётчику промеж глаз всадили саперную лопатку. В следующий же миг, Ганс пронзил штыком русского и сам сел за пулемёт. Они были уже совсем рядом, огромное количество солдат шло на их траншею, стало понятно, что позиция "Абштрайфмессер" была захвачена Красноармейцами и сейчас, их маленький участок сопротивления просто сметут.
Ганс открыл рот и яростно начал издавать истошные, нечленораздельные крики и стрелять по русским, пока лента не закончилась. На секунду Гансу показалось, что время остановилось и что он умер. Мгновение спустя, был взрыв, затем вспышка и Ганс провалился в небытие.
В ушах звенело, во рту была земля, глаза слезились, а голова была в крови и очень кружилась. Ганс встал и пошел вперёд, не разбираясь куда, туда, куда глядят глаза. Снег под ногами хрустел, то и дело попадались разорванные части тел, как немцев, так и русских. Под ноги будто бы кидались каски, чтобы Ганс запнулся о них и упал. Само поле боя, не хотело отпускать свою жертву.
-Стой!
Вдруг дуло винтовки впилось Гансу в спину, говорил это какой то молодой паренёк, у него дрожал голос. Явно боялся и волновался. Разговаривал на ломаном немецком.
-Идём за мной, ты задержан.
Пролепетал "солдат" и Ганс медленно повернул голову. Да, действительно, это был еще совсем ребёнок, каким Ганс был, ровно за год до войны. Наверное, в мирное время они бы вовсе не отличались друг от друга, но на войне стареешь гораздо быстрее. Этот был новичок. И Ганс знал, что делать.