Пролог
Я припарковала свой красный седан аккурат напротив второго подъезда. Мимо прошел одинокий прохожий, в окне первого этажа погас свет. Я посмотрела наверх – окна на втором этаже темные – свет не горит ни справа от лестничного проема, ни слева.
Обычный с виду дом – расположен удобно и двор довольно уютный; вновь посмотрела на окна второго этажа и ощутила смутное беспокойство – за старыми деревянными рамами чернели темные стекла с темными же, как сама ночь, шторами. Потемневшее от времени и сырости дерево оконных рам смотрелось дико и жутковато на фоне соседских белоснежных пластиковых. Я поежилась, подумав, что это сгущающиеся сумерки нагоняют страх, посторонилась, когда мимо меня прошла щуплая старушка. Она открыла дверь подъезда и вдруг обернулась:
- Эта квартира принадлежит мертвым. Живым давно туда хода нет.
Я вздрогнула, от неожиданности не сразу сообразив, что ответить. Старуха же посмотрела с прищуром и скрылась в темном подъезде. Дверь со скрипом закрылась.
- Анна это вы?
Я обернулась на мужской голос – Сергей, невысокий брюнет сорока пяти лет подошел ко мне и тоже посмотрел на окна второго этажа.
Я поздоровалась, он кивнул, окинув меня беглым оценивающим взглядом.
- Ну что, - он громко выдохнул. – Идемте?
На первом этаже слабоосвещенного подъезда пахло сыростью, в проеме между первым и вторым этажами светлей – на окне шторка, а за ней горшки с цветами. Сергей в несколько шагов преодолел лестничный проем, я невольно ускорились, поднялась вслед за ним на второй этаж, остановилась у металлической двери той самой квартиры справа.
- Минуту. – Он вынул из кармана связку ключей. Раздался скрежет, дверь с глухим стуком поддалась вперед, и в тот час на душе отчего-то стало неспокойно.
Металлическая дверь, за ней – еще одна деревянная. На фасаде второй приколочен деревянный крест, во весь мой рост. Отвратительно похожий на тот, что ставят на могилах, как временный.
Я обомлела. Указала рукой на дверь, вздернула вверх брови.
- Это еще что такое? – спросила я, сжав от напряжения пальцами сумочку. – Первый раз такое вижу. Зачем этот крест? Как на кладбище...
- Не обращайте внимания. – Сергей улыбнулся – вышло неестественно. – Люди здесь верующие проживали. Возможно. По крайней мере, у меня только такое объяснение. Не склеп же они здесь сделали, не могилу посреди дома. Мне тут еще сказали, что квартира освещенная. Может от этого. Ну а крест этот...да черт его знает!
Он виновато нахмурился, бросил на меня беглый взгляд.
- В общем, вы поняли. – Добавил он и звякнул связкой ключей.
Я выдохнула. Его аргументы не очень-то успокаивали.
- Может, здесь кто-то умер? Насильственной смертью? Или...
- Анна! – Сергей перебил меня довольно раздраженно и я, смущаясь, заткнулась. Ладно, эти домыслы я оставлю для себя.
Он толкнул вторую дверь, та распахнулась, открывая вид на коридор, утопающий в вечерней мгле.
Я отступила еще на шаг, от напряжения услышав стук собственного сердца. Сергей вздохнул и, прежде чем переступить порог, нащупал выключатель света. Щелчок и небольшой коридор наполнился желтым светом. Он зашел в квартиру, бросил связку ключей на табурет, стоявший напротив двери, включил свет на кухне, прошел вглубь длинного коридора, снова щелкнул выключателем, обернулся:
- Можно смотреть. – Он показал рукой на одну из дверей. – Вот эта дверь ведет на кухню, там дальше по коридору дверь в большую комнату и последняя – в спальню.
Любопытство вспыхнуло во мне словно спичка. Я переступила порог. В квартире хозяйничал спертый долгим затвором запах. Душно. И этот застывший во времени воздух, никак не циркулирующий много лет, ударил по вискам тугой болью. Сергей, по-видимому, почувствовал то же самое, потому как зашел на кухню и открыл настежь окно.
- Сколько лет здесь не проветривали? – Я поморщила нос – запах пыли и затхлости казался очень тугим и тяжелым.
- Много. – Послышался голос риелтора с кухни.
Затрещали старые оконные рамы, и в квартиру ворвался ветер.
– Около десяти, а может, больше.
- Здесь не было никого десять лет?
Я жадно вдохнула свежий воздух, но даже ворвавшийся впервые за несколько лет холодный ветер, казалось, раскалился за считаные секунды.
- Проходите на кухню. – Позвал мужчина и я сделала шаг.
Кухня оказалась больше, чем я представляла, но ремонт оставлял желать лучшего, а я надеялась...
На стенах пожелтевшие от времени обои, на полу грязный линолеум, на потолке огромная люстра с бра из красного бархата. Свет от этого получался тусклым, с красным отблеском, падающим кривыми лучами на стены, на большой кухонный стол, на гарнитур из дерева, выполненный на старомодный манер.
- Я думала квартира без мебели.
Я провела рукой по краю стола, на пальцах осталась полоска пыли. Посмотрела на кухонные шкафчики и открыла крайнюю дверцу.
– Ой! А здесь еще и посуда, и даже остатки еды!
На одной из полок, затянутой паутиной стояли кружки и чашки, пакет крупы в непривычной для глаза упаковке, весьма устаревшей и пожелтевшей, упаковка чая с изображённым на ней слоном, точно таким, как в детстве.
- Чай из детства! – усмехнулась я, протянула свою руку, чтобы взять желтую коробочку, но Сергей чуть нервно заметил:
- Анна, пожалуйста, не трогайте здесь ничего. Мебель и вещи позже увезут, а пока, давайте просто осмотримся.
Я согласно кивнула и вышла в коридор. Здесь, рядом с дверью в ванную комнату, тусклый свет освещал небольшой шкаф вдоль стены. В приоткрытую дверцу видно – на полках лежат вещи, на самой верхней – пыльные коробки от обуви. А на штанге перед глазами висят на плечиках посеревшие от времени блузки, такие старомодные на вид, что я невольно вспомнила, как в детстве примеряла наряды матери, состоявшие примерно из блузок такого же свободного кроя.
- Никогда еще не видела столько старых вещей в одном месте! Хозяйка что уехала и не взяла с собой вещи?
Я обернулась. Сергей вновь как-то виновато пожал плечами, сказал, чуть выдохнув:
- Она уехала еще десять лет назад. Возможно, она взяла только самое необходимое.
Десять лет назад. Уехала. Без вещей. Ушла и не вернулась? На тот свет – отчего-то мелькнуло в голове, и я нахмурилась от собственных мыслей.
- И за десять лет ни разу не возвращалась? – Я уже знала из разговора по телефону, что бывшие жильцы переехали в другой город и что на сделке их не будет. Все документы и доверенность оформлены на Сергея.
- Видимо, нет. – Он вздохнул и указал рукой в конец коридора. – Пройдемте дальше?
Я толкнула рукой дверцу шкафа. Та со скрипом захлопнулась. В гнетущей тишине звук показался оглушительно громким.
Мы вошли в большую комнату – разложенный диван слева у стены, рядом старенький сервант, что был когда-то и у нас в доме, на полу затоптанный грязный палас, справа трельяж с зеркалом и тумба, на которой стоял одеколон, лежала кипа медицинских журналов.
Я окинула взглядом вещи, лежавшие на диване, посмотрела на фотографии в рамках, висевшие на стене. С фотокартин на меня смотрела светловолосая женщина, улыбающаяся, но ее глаза, казались жуткими в этой плохо освещённой комнате, рядом висела фотография молодой девушки, на вид лет семнадцати, тоже светленькой, но взгляд ее был печален и даже сердит.
Я поспешно отвела глаза. Ощущение, что с фотографий на стене на меня смотрят мертвые – намертво приросло к коже, по которой уже неслись галопом мурашки. Страх и дискомфорт сковали тело.
- Посмотрите, - произнесла я хрипло и прокашлялась. – На диване скомканный и посеревший от времени халат. Его, похоже, как сняли, бросив сюда, так он и лежит уже много лет.
Сергей кивнул, тоже изучая взглядом комнату. Казалось, он изумлен не меньше.
Я повернула голову – на тумбочке у стены одеколон, фантики от конфет, пачка сигарет, осколки битого стекла; у серванта стоят женские туфли, на полках шкафа скомканные вещи.
- Такое ощущение, что уехала хозяйка квартиры совсем налегке, вон, даже духи свои не взяла.
- Возможно. – Сергей выдохнул. – Кто теперь знает.
- А вы что-нибудь знаете о ней?
Я подошла к балконной двери, одернула пыльные шторы. И мне вновь показалось, что я затылком ощущаю, как следят за мной глаза с настенной фотографии. Юная девчонка. Смотрит с неодобрением. Глаза черные блестят на фотографии, провожает меня взглядом, в какую сторону бы я не пошла.
- Сергей? – Я вышла на балкон, не столько из любопытства, сколько от нехватки свежего воздуха. – Что-нибудь еще знаете о бывших жильцах?
Он вышел следом. Подкурил. И только когда затянулся сигаретой и выдохнул дым, сказал:
- Хозяйка уехала в столицу, я же вам уже говорил. Много лет назад. В столичный филиал нашего агентства пришел заказ на продажу этой квартиры. Ключи и документы передали мне.
- Это она там на фотографиях? – Я кивнула в сторону комнаты и только сейчас заметила в углу балкона старые вещи – деревянные санки, как в детстве, и большой чемодан, наполовину расстёгнутый, с полопавшейся от морозов и дождя плёнкой. – Вы же говорили, она уехала, а чемодан здесь лежит.
По телу пронеслась нервная россыпь мурашек. Сергей, удивленно обернулся, чуть нервно затушил о перила сигарету, сказал, взяв меня за руку:
- Вернемся в квартиру. У человека же мог быть ни один чемодан, что вы, в самом деле.
– Но почему она не взяла ни фотографий, ни вещей из шкафов? Не убрала перед отъездом за собой разбросанные вещи и посуду? В квартире бардак и хаос, так не уезжают... Так бегут или уходят на пять минут в магазин и не возвращаются.
Я вздрогнула от собственной же догадки, кивнула на тумбочку у зеркала, на которой стояли кружки, лежали пустые обертки от конфет и чайные ложки.
- Такое ощущение, что она не собиралась надолго уходить из дома. Или ушла и не вернулась.
Я оборвала себя на полуслове. Сергей молчал. Мы напряженно переглянулись. Он, медленно выдохнул:
- Еще одну комнату будете смотреть?
- Буду, раз уж пришла. – Я выдохнула, направилась по коридору в сторону спальни, которая и должна была стать, в случае покупки, моей комнатой. В этой же, большой комнате, должна была обосноваться моя мама.
Сергей обогнал меня в коридоре. Распахнул дверь, включил свет, отошел в сторону.
- Здесь тоже полно вещей. – Сказал он, словно, оправдываясь.
- Как здесь мрачно. – Протянула я, посмотрев на не заправленную односпальную кровать, с выцветшим постельным бельем. На постеры музыкальных групп, популярных в начале двухтысячных, вырезанные из журналов и приклеенные к обоям. На сушилку в углу комнаты с посеревшими от времени вещами, превратившимися в подобие картона; на кассетный магнитофон на чугунной батарее, что теперь казался раритетом. – У меня даже закружилась голова от такого изобилия старых вещей.
Я машинально поправила на шее шарф, казалось, он вдруг стянул горло – ни вдохнуть, ни выдохнуть.
- Это все из-за сжатого воздуха в квартире. Я вас прекрасно понимаю, но поверьте, мрачное представление о жилище создается только из-за брошенных вещей. Скоро их здесь не будет.
- Да, но пока они сыграли свою отталкивающую роль. – Я открыла шкаф, стоявший слева от двери, и оттуда вывалилось тряпье и плюшевые игрушки. Розовый заяц отлетел в сторону и жалобно пропищал – Ма-ма...
Я вздрогнула, откинула носком ботинка упавший к моим ногам голубой свитер с черными ромбами – слегка растянутый и заметно поношенный.
- Я так понимаю, в этой комнате и жила прежняя хозяйка и скорее всего, провела здесь свое детство. – Я кивнула на плюшевых зверей, сидевших на кресле справа от меня, кивнула на фотографию в красной рамке: - Это ведь она?
Сергей проследил за моим взглядом, неоднозначно мотнул головой:
- Да.
- Прозвучало как-то неуверенно. – Я подошла ближе. Попыталась всмотреться в лицо незнакомки – молоденькая, со светлыми волосами, худым лицом на котором светятся темными пятнами карие глаза, а губы растянуты в широкой, но отнюдь не веселой улыбке. Я облизнула вмиг пересохшие губы, отвернулась, по телу вновь россыпь мурашек – неуютно под взглядом ее глаз. Какие они темные и точно не живые. И внутри странное чувство – словно я уже видела ее раньше...
Захотелось спрятаться или сбежать. Я сделала шаг к двери, но вдруг замерла, спросила тихо:
- А это еще что такое?
И только сейчас я заметила на откосах дверных проемов прибитые деревянные кресты и небольшие салфетки из хлопка с вышитыми на них молитвами. И так повсюду – на дверных косяках этой комнаты, большой гостиной, кухни и даже на стенах коридора.
- Что это? – Я обернулась к растерянному, как показалось, Сергею, но тот не успел ничего ответить – со стороны кухни раздался глухой стук, показавшийся в этой гнетущей тишине мистическим и жутким.