I
На кухне небольшой, но по-своему уютной однокомнатной квартирки сидел, склонившись над тамблером, крепкий мужчина средних лет. Прямоугольная бутылка синего джина, судя по всему только что открытая, и полупрозрачное еë содержимое, пропускающее через себя холодный и тусклый оконный свет, явно давали понять о намерениях человека. Тот взял пойло, а затем небрежно плеснул немного в тамблер. Медленно покручивая его, омывая резко пахнущим алкоголем гранëные стенки, он поднёс бокал к губам, как вдруг на мгновение остановился, а затем резко замахнулся и со всей силы бросил тамблер в стену. Тот с оглушительным звоном разбился, осколки разлетелись в разные стороны, а часть содержимого, не успевшая пролиться в полëте, оказалась на стене.
- Что я делаю? - промелькнуло в его голове. - Неужели действительно думал, что эта бадяга поможет?
Так же резко, как несколько мгновений назад бросил в стену стакан, он отодвинулся от стола, поднялся с табурета и вышел в коридор. Быстро накинув на себя плащ, мужчина прошёл в зал и взял с тумбочки ключи. Вернувшись обратно и надев ботинки, он вышел из квартиры и с силой захлопнул за собой дверь, четыре раза прокрутив ключ в дверном замке. Открытая бутылка джина так и осталась одиноко стоять в полумраке, грациозно поблескивая на холодном свету...
Генри Пидор медленно шёл по небольшой аллейке, держа руки в глубоких карманах чëрного плаща с капюшоном. На улице было облачно и довольно прохладно. Поднявшийся ветер шевелил листья деревьев — казалось, будто они что-то нашëптывают. Мимо борца с гомосексуализмом изредка проходили люди. Дойдя до конца аллеи, он сел на одну из лавочек, что стояли прямо под раскидистыми ветвями большого дуба, шелест листьев которого был будто иным - низким, хриплым...
Казалось, прошла вечность с момента смерти его лучшего друга. Каждый раз закрывая глаза, Пидор видел жестоко убитого и расчленëнного Емельяна и каждый раз, словно в первый, испытывал пронизывающий до костей ужас.
- Друг... - начал он про себя, мысленно обращаясь к Емельяну. - В последнее время я всë чаще думаю о смерти. - на глазах его проступили слëзы. - Не могу даже представить, какого тебе сейчас. А если бы и мог - верно, сошëл бы с ума. - он поднял голову и посмотрел на колыхавшиеся от ветра ветви. - Испокон веков люди гадают - что же будет после смерти? На этот вопрос пытаются ответить и наука, и религия... Ужасает тот факт, что не будет ничего. Абсолютно ничего. Ни темноты, ни света. Ни абсолютного спокойствия, ни страха. Ничего. А может и будет... Остаëтся только гадать. Ты уже узнал. И я, возможно, тоже скоро узнаю. - Пидор отвëл взгляд от ветвей и упëрся руками в колени. - После твоего ухода я остался совсем один... И каждый раз засыпая, понимаю, что могу не проснуться. И каждый раз просыпаясь, понимаю, что сегодня проснулся. И живу. Чувствую, ощущаю, дышу... Ни одна живая душа не знает, сколько ей уготовано, и в этом прелесть жизни...
Генри вздрогнул. Судя по всему, в раздумьях он был довольно долго. Ветер стих, погрузив аллею в почти мëртвую тишину. Поднявшись, мужчина неспешно направился к дому...
Раздался звонок телефона. Борец с гомосексуализмом, схватив его со стола, прислонил к уху.
- Пидор у аппарата!
- Генри, это Самотыкин! Получилось вычислить, откуда исходил звонок загадочного гомика! Давай в участок, подробности расскажу на месте...