Эррордайз

Я выжил, потому что огонь внутри
меня горел ярче,
чем вокруг меня.

Fallout: New Vegas

≪ ══════════ ☣ ══════════ ≫

Январь 2044 года
Сан-Франциско, Калифорния, США
Бункер "Харбор"

Изначально все поклялись самим себе, что не будут смотреть на то, как привычный им мир выжигается атомными взрывами, однако любопытство и страх перед неизвестностью все равно одержали верх.

Когда пылающий оптимизмом Аксель О'Райли завершает свою песню о спасении мира, а последние молитвы прочитаны, сверху доносится приглушенный шум взрывов.

Благодаря герметичным материалам бункера, он едва слышен, как хруст снега под ногами или треск дров в камине. Однако, больше всего людей пугает не сам звук, а его последствия.

Все собравшиеся в гостиной резко вскакивают со своих мест и мчатся в холл, чтобы заглянуть в смотровое окно в потолке и увидеть апокалипсис воплоти.

Джеффри Монтроуз не хочет следовать стадному инстинкту, но просто сидеть на месте в ожидании того, когда это прекратится — невыносимо.

Поэтому он наконец решается подняться с Вивьен на минус первый этаж и отваживается задрать голову, чтобы столкнуться лицом к лицу с самой масштабной катастрофой в истории человечества.

Вспыхивающие вдалеке ядерные грибы, разрастаются со скоростью света и отбрасывают свои смертоносные волны, которые губят все, к чему прикасаются. Леса, поля, дома, небоскребы, зверей и людей, которые так и не добрались до убежищ.

Они наблюдают за всем этим из своего бункера, испытывая угрызения совести и невыносимую боль из-за того, что остальных, включая их близких друзей, нет с ними.

— Ты не представляешь, как сильно я благодарен Богу за то, что мы сейчас здесь, а не там, — едва слышно срывается с губ Монтроуза, льдисто-голубые глаза которого полны жгучих слез. — Сейчас я люблю тебя так, как не любил еще никогда...

— Я тебя тоже, Джефф, — на выдохе отвечает трясущаяся от бушующих внутри эмоций Вивьен, обнимая его со спины. — Моя любовь к тебе сильнее страха перед будущим. Ярче всех этих взрывов вместе взятых.

Ночное небо расцветает все новыми ядерными бутонами, которых скоро становится так много, что они образуют целый букет из атомных зарядов.

Оставшиеся снаружи существа отчаянно стремятся к жизни, не понимая, что их судьба была решена еще до начала ядерной полуночи. Их родная планета — колоссальное по размерам шахматное поле, на котором для каждой фигуры уготовлено свое предназначение.

В этой древней игре есть лишь три результата: выигрыш, проигрыш и ничья. Однако, последняя глобальная партия, сыгранная живыми людьми, заканчивается тем исходом, какого никогда не бывало прежде — обоюдным поражением.

В народе принято считать, что победителей не судят. Сейчас эту крылатую фразу стоит немного видоизменить, чтобы передать суть того, что сейчас происходит во всех уголках Земли.

Победителей не будет.

Зрелище, открывающееся из смотрового окна бункера — одновременно леденящее кровь, по-особенному эпичное, завораживающее взгляд и раздирающее душу на множество мелких кусочков.

Такой исход возжелали те, кто стоит за всем этим хаосом?

Такое будущее уготовлено для детей, которые еще даже не успели родиться?

Такую судьбу заслужило человечество?

≪ ══════════ ☣ ══════════ ≫

То, чему стоит верить
Находится внутри нас
Нас никто не разделит
Пока свет ведет нас
Мы должны держаться вместе
И никогда не сдаваться
Навсегда рука об руку
И вот тогда мы все победим

Nickelback
"When we stand together"

Январь 2044 года
Бункер "Харбор", бывшие США

После ядерной полуночи, уничтожившей почти все население Земли, последовал довольно долгий отрезок времени, в течение которого люди приходили в себя и пытались осознать факт того, что все вокруг изменилось до неузнаваемости.

Все это время Джеффри начинал и заканчивал каждый прожитый день мысленным разговором с Богом, который послал на Землю ангелов-хранителей, защищающих его семью.

В этот период харборцы старались еще больше сблизиться со своими пожизненными (вероятнее всего) соседями, узнать друг друга получше, оставить в прошлом былые обиды и разногласия, ведь их главная сила в единстве.

Всего в Харборе набралось тридцать семь человек, включая Монтроузов, остальных так и не дождались. Кто-то погиб в давке по пути сюда, кто-то попросту не успел добраться. Стражи порядка покинули свои посты и закрыли массивную железную дверь, который отнял у опоздавших все шансы на выживание.

Как выяснилось, обитатели бункера #8 очень разношерстные: тут проживают все возрастные категории, они происходят из разных слоев общества и работают совершенно в противоположных сферах.

Такой разномастный состав делает Харбор похожим на огромное одеяло, сотканное из многочисленных лоскутов всех возможных цветов, форм и размеров.

До войны все они жили в полярных друг другу мирах. Сейчас же эти миры столкнулись по велению судьбы, сконцентрировавшись в одном единственном месте — подземном убежище на окраине Сан-Франциско.

Точнее на окраине того, что совсем недавно носило имя этого величественного города. Теперь все сохранившиеся территории планеты зовутся Пустошью.

Первое утро после апокалипсиса воспринимается совсем не так, как привычное пробуждение в постели родного дома.

Джеффри не помнит, как именно смог заснуть. Отчетливо в памяти отпечатался лишь факт того, что он впервые напился с момента новости о беременности Вивьен.

Случай был самый что ни на есть подходящий, поэтому удержаться от бутылочки любимого медового бурбона оказалось непосильной задачей.

Алкоголь подарил ему беспробудный сон до самого утра, а точнее полудня, если верить электронным часам на стене. Окна-то им теперь только сниться будут. Как и уличный свежий воздух, безопасный для легких.

Когда Джеффри подскакивает на незнакомой кровати, пытаясь понять, где находится, жена еще спит, закутавшись в белое одеяло и крепко прижав к себе мягкую подушку. Условия здесь конечно неплохие, но вот с уютом родного дома никогда не сравнятся.

Наспех умывшись в общей ванной, Монтроуз натягивает джинсы, рубашку и кроссовки, ведь уже породнившийся с кожей костюм шерифа с бонусом в виде ковбойской шляпы теперь бережно сложен на верхней полке.

Убедившись, что Вивьен в безопасности, он выходит в коридор Харбора, где к своему удивлению не натыкается ни на одну живую душу. Видимо, все обитатели предпочитают отсыпаться после самого кошмарного дня в истории человечества.

Вокруг стоит мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом антирадиационных фильтров в потолке и монотонных генераторных моторов на металлических стенах. Их спальня находится на минус третьем этаже, поэтому путь до минус первого занимает довольно долгое время.

Спустя семь минут блуждания по еще пока чуждым коридорам, Джеффри стоит в пустом холле бункера и буравит невидящим взглядом окно на потолке, которое покрывает толстый слой угольно-черной сажи.

Отпечатки пальцев апокалипсиса, пометившего его своими ядерными лапами.

Надо бы его протереть, вот только никто пока не рискует выходить наружу даже в радиозащитных костюмах и противогазах.

Да и зачем? Чтобы насладиться прекрасными пейзажами за пределами бункера? А точнее душераздирающими последствиями атомной войны.

— El tiempo pasa inexorablemente... — раздается зычный голос у него за спиной. — Beberemos, celebraremos, y cuando llegue la muerte, moriremos.

— Извиняюсь? — оборачивается Джеффри, пытаясь прокрутить в голове сказанные слова и понять, незнаком ли ему этот язык или же он просто не выспался.

— Упс, lo lamento, со спины принял тебя за латиноса, — разводит руками незнакомец. — Ну, эти темные кучерявые волосы, сам понимаешь. Только сейчас догнал, что латинос из тебя, как из меня альбинос.

У железной двери стоит полный смуглый мужчина чуть старше его самого, может немного за тридцать, хотя эта длинная вихрастая шевелюра и густая черная борода сбивают с толку. Под карими глазами залегли синяки, как впрочем-то и у самого Джеффри, который все еще не пришел в себя после вчерашнего.

После апокалипсиса вообще возможно прийти в себя?

Одет незнакомец в рваные синие джинсы, ярко-красные кеды и желтую махровую толстовку с принтом какого-то супергеройского комикса. Вроде как, это Мстители, но Джефф не уверен, ибо совершенно не интересуется данной тематикой.

— Это же ты вчера толкал речь в гостиной и на банджо играл? — вспоминает Монтроуз, тут же едва заметно вздрогнув от осознания того, что было это музыкальное выступление еще до начала взрывов.

— Понравилось? — усмехается мужчина, протягивая смуглую жилистую ладонь. — Гильермо Алехандро Мигель Хьюго Чавес, — торжественно озвучивает он свое полное имя, но заметив напрягшееся лицо собеседника, заливисто хохочет и добавляет заговорщическим тоном: — Для своих просто Гил.

— Джефф, — представляется Монтроуз, пожимая его руку. — Так что ты там говорил на испанском?

— Это мексиканская поговорка, — поясняет Гильермо, подходя к бильярдному столу в углу холла и начиная расставлять на нем разноцветные шары. — Время не ждет. Пить будем, праздновать будем, а смерть придет — помирать будем.

— Отличный план, — хмыкает Джеффри, беря в руки кий и разбивая пирамиду таким мощным ударом, что часть шаров вылетает за пределы бильярдного стола.

— Неудачный день, mi amigo? — непринужденно интересуется Гильермо, ловко подхватывая выскочившие шары и возвращая их на место.

— Я бы сказал, неудачное начало года.

— Да уж, не этого я ожидал от 2044-го... — признает Чавес. — А мог ведь сейчас нежиться под солнышком на пляжах родной Гвадалахары. Попивать коктейль из свежего кокоса, получать офигенный массаж от какой-нибудь красотки и наслаждаться жизнью.

— Были там с женой пару лет назад, красивый город, — делится Монтроуз, погружаясь в воспоминания, оставшиеся где-то в далеком прошлом. — Очень запомнился Кафедральный собор и театр Деголладо.

— А самое главное теплый! Эх, как же сейчас не хватает солнца и ясного неба... — с тяжелой печалью произносит Гильермо, угрюмо буравя взглядом покрытое густой черной сажей окно на высоком потолке. — Но больше всего скучаю по своей семье...

— Где они сейчас?

— Они живут в Мексике, поэтому купили пропуска в бункер в Гвадалахаре. Отец, тетя Карла, дядя Пабло, три старших брата, две младшие сестры и еще один младший брат, — перечисляет Гильермо, загибая пальцы на руках. — Да, семейка у нас просто эталон стереотипов про латиносов.

— Почему ты здесь, а не с ними? — аккуратно спрашивает Джеффри.

— Так уж вышло, что из всей семьи я один работаю... работал в США. Шеф-поваром в небольшом мексиканском ресторанчике, — объясняет Гильермо. — Если честно, я не сильно верил во все эти слухи насчет конца света... А зря! Тогда бы уже давно переехал обратно к родным и сейчас бы был вместе с ними в одном бункере.

— Как давно вы общались в последний раз? — Джеффри начинает все больше проникаться историей этого общительного и добродушного мексиканца.

— Последний раз, когда мы говорили по телефону, они сообщили, что благополучно добрались до своего бункера, но связи там не будет, — карие глаза Гильермо блестят слезами. — Как жить с мыслью, что я их больше никогда не увижу?

— Надежда ведь умирает последней, так? — изгибает бровь Джеффри. — До Мексики же рукой подать, может однажды ты все-таки встретишься с ними.

— Надеюсь, будет это не на том свете... — горько усмехается Гильермо. — Прости мне мой черный юмор, mi amigo, только он сейчас и спасает. Ты здесь с женой, ¿estoy en lo cierto?  

— Да, ждем сына, — расцветает Джеффри. — Хочешь помочь с выбором имени? Принимаются любые варианты, даже те, которые состоят сразу из четырех, как твое.

Гильермо звонко смеется, его широкая белозубая улыбка сияет в теплом свете настенных ламп. Обрамленные едва заметными морщинками глаза оттенка молочного шоколада горят искренностью, смешанной с болью, похороненной глубоко в душе.

— Всё в порядке, mi amigo? — интересуется мужчина, опираясь на свой деревянный кий. — Ты как-то резко переменился.

— Что? — Джеффри словно выходит из глубокого транса. — Д-да... Просто... — он до боли закусывает нижнюю губу. — Ты очень напомнил мне одного хорошего друга.

Гильермо внимательно разглядывает его побледневшее от нежеланных воспоминаний лицо еще около десяти секунд, после чего наконец задает вопрос:

— Как он умер?

Монтроуз отрывается от игры в бильярд и резко поднимает на собеседника расфокусированный взгляд.

— Как ты понял, что он умер?

— По твоим глазам. Так что с ним произошло?

Повисает тяжелая тишина, в течение которой бывший шериф округа Либерти пытается мысленно договориться со своими внутренними демонами о том, чтобы они не выжирали его душу хотя бы сегодня.

— Его звали Нэйтан, — наконец выдыхает Джеффри. — Мы были напарниками, — он откладывает кий в сторону, прикрывая глаза и сжимая пальцами пульсирующую переносицу. — Полгода назад мы расследовали одно запутанное дело и наконец загнали маньяка в угол. Все шло по плану, мы были в шаге от того, чтобы покончить с ним и освободить заложницу, но все полетело к чертям. Эта самая заложница оказалась его сообщницей и... выстрелила в Нэйта. Рыжеволосая мразь обхитрила нас обоих... Я должен был внимательнее за ней наблюдать, должен был понять, что она с ним заодно! — Монтроуз лихорадочно расхаживает вдоль стены холла, вновь погружаясь в мрачные воспоминания. — Это моя вина.

— Тут нет твоей вины, Джеффри, — качает головой Гильермо, дослушав его историю. — Что уж поделаешь, если актерская игра той рыжеволосой бестии была на уровне? Ты ведь не ясновидящий, чтобы заранее предугадать ее действия. Не стоит всю жизнь гложить себя этой иллюзорной виной, лучше почаще благодари Бога за то, что вышел из той схватки живым.

— Я постоянно задумываюсь о том, что тогда пуля могла попасть в меня, а не в Нэйта... — срывается с губ Джеффри. — Что если на его месте должен был оказаться я? — резко качнув головой, он добавляет: — Но конечно же благодарен Богу за то, что он меня уберег. Как уберег и от вчерашних взрывов...

— Твои молитвы были услышаны, ведь ты выжил и сейчас, а совсем скоро станешь папой, — ободряюще произносит Гильермо. — Я понимаю, что мы знакомы всего десять минут, но раз уж такое дело, да и кандидатов тут не шибко много... — выждав небольшую паузу, он задает совершенно неожиданный вопрос: — Обещаешь сделать меня крестным отцом?

Наклоняя голову вбок, Джеффри замирает на месте, остановив льдисто-голубые глаза в одной точке.

Дежавю проносится сквозь разум ударом молнии и взрывается в сердце электрическим искровым разрядом силой в несколько сотен миллионов вольт.

А все потому что его лучший друг Нэйтан задавал ему точно такой же вопрос за пару недель до своей смерти.

≪ ══════════ ☣ ══════════ ≫

Надежда — это хорошая вещь,
может быть, даже лучшая, а хорошие вещи не умирают.

"Побег из Шоушенка"
Стивен Кинг

У камина в гостиной Харбора носится крошечное имбирно-огненное существо, пытаясь поймать лапками тени, отбрасываемые ярким пламенем.

— Такой милый, — улыбается Вивьен, поглаживая котенка по мягкой рыжей шерстке и наслаждаясь довольным мурчанием.

— Его зовут Медовик, — поясняет Аксель О'Райли, в чьей манере речи отчетливо слышится ирландский акцент, а волосы такие же имбирно-огненные, как и шерсть питомца. — Младший брат подарил мне его на день рождения, с тех пор мы с ним неразлучны. Этот крошечный пушистый комочек мой новый лучший друг! Только вот скоро он перестанет быть таким крошечным...

— Твой брат это тот парнишка в зеленом свитере? — Вивьен указывает на рыжего мальчика, который рассматривает разноцветных рыбок в аквариуме.

На вид ему около десяти, а самому Акселю нельзя дать больше восемнадцати, хоть он и кажется старше из-за своих очков и невероятно мудрых глаз оливково-зеленого оттенка.

— Нет... — понуро качает головой О'Райли. — Он... В Харборе оставалось всего одно свободное место, поэтому Патрик и мама купили билеты в другой бункер — девятый, тот, что рядом с нами. Мы договорились встретиться, когда все немного уляжется. Возможно, они смогут уговорить кого-то из своих обменяться со мной местами, оба наших бункера относятся к среднему классу.

— Надеюсь, у вас все получится, — как можно искреннее улыбается Вивьен. — Если не сможете найти согласившегося человека, мы с мужем можем обменяться с твоей мамой и братом.

— Правда? — фисташково-зеленые глаза Акселя загораются огоньком надежды. Вивьен утвердительно кивает в ответ. — Огромное вам спасибо, это очень много для меня значит.

— Ты успел окончить школу? — интересуется стоящий рядом Джеффри, который пытается усилить пламя в камине, подкидывая в топку больше дров.

— Уже давно, я выпустился раньше, чем остальные, — с гордостью сообщает Аксель, поправляя круглые очки в тонкой оправе. — Жаль не успел окончить даже первый курс универа... Так мечтал о том дне, когда мне вручат диплом и я подброшу в небо академическую шапочку... Я кстати в Гарварде учился, на факультете лингвистики.

— Ого, интересуешься языками? — Вивьен отрывается от вышивки, которой занималась ранее.

— Linguae sunt mea principalis passio in vita, — на одном дыхании произносит Аксель, вгрызаясь зубами в зеленое яблоко.

— Мы не говорим по-итальянски, — смеется Джефф, довольный тем, что камин начал пылать намного ярче. — Не все такие одаренные как ты.

— Это латынь, — Аксель давит лыбу и продолжает хрустеть сочным яблоком. — Говорю, что языки — моя главная страсть по жизни. Они расширяют кругозор и дают нам возможность познать традиции и культуру других народов. Как говорил когда-то давно один русский писатель: "Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек".

— И был абсолютно прав, — соглашается Вивьен, критично рассматривая нарисовывающийся на рубашке узор. — Но увы, мы с Джеффом знаем только английский и совсем немного французский, чего стыдимся, ведь обе наши семьи имеют Лионские корни.

— Ничего, всегда ведь можно наверстать, — пожимает плечами Аксель, откусывая уже второе по счету яблоко. — Je parle couramment le français, je peux vous aider à apprendre si vous avez des difficultés. (Я свободно говорю по-французски, могу помочь вам с изучением, если возникнут трудности).

— Merci beaucoup (Большое спасибо), — улыбается Вивьен и тут же смущается своего сильного американского акцента. — Давно не практиковала его с родней, по мне и не скажешь, что француженка в десятом поколении, да?

— В одиннадцатом, — с широкой улыбкой поправляет ее Джеффри. — А я лишь в третьем, но говорю не лучше тебя. Поэтому помощь полиглота Акселя нам точно не помешает, особенно сейчас, когда у нас есть все время мира...

Поцеловав жену в макушку, Монтроуз встает с дивана и направляется в больничное крыло Харбора, чтобы проверить сохранность медикаментов.

— Да упокоятся с миром души всех, кого больше нет с нами... — молится кто-то в углу гостиной.

— Да дарует им Господь небесный покой и вечный рай...

— Да прибудет с нами сила ангельская и могущество Божие...

— Аминь!

— Те ребята выглядят такими грустными, — Вивьен смотрит в сторону светловолосых двойняшек, тихо сидящих чуть поодаль. — У них все хорошо? — спрашивает она у Беатрис Бианчи — миловидной итальянки, с которой познакомилась ранее.

У женщины мягкие черты лица, короткие волосы, заметно тронутые сединой, и добрые синие глаза с паутиной морщинок в уголках. На ней длинное узорчатое платье и кожаные сандалии с зелено-бело-красным флагом на застежке.

До апокалипсиса миссис Бианчи работала учительницей начальных классов, имела стаж двадцать лет и невероятно любила свою профессию и учеников.

— Это Ингрид и Ларс Нильсен. Они переехали сюда из Швеции всего два года назад, но уже довольно хорошо владеют английским, — поясняет Беатрис, внезапно мрачнея. — Мы с мужем поговорили с ними вчера, у них очень печальная история... — женщина выжидает тяжелую паузу, прежде чем наконец продолжить. — Родители отдали все последние средства, чтобы купить им пропуска в бункер, но сами... На самих денег не хватило.

— Какой кошмар... — в шоке выдыхает Вивьен. — Бедные дети остались сиротами из-за всего этого безумия.

— Это ужасно, но их родители погибли героями, — Беатрис смотрит на двенадцатилетних двойняшек с невыносимой тоской в синих глазах. — У этих ребятишек всегда будет семья в виде всех нас. Я бы тоже пожертвовала чем угодно ради спасения своего сына.

— Мам, у Сильвии кончается вода, куда мы убрали наши продукты? — со стороны кухни появляется рослый мужчина лет тридцати, одетый в зеленую пижаму.

— А вот кстати и он, — лучезарно улыбается Беатрис, протягивая ему бутылку воды. — Жанкарло — наш единственный и самый любимый на свете сын. До войны он работал пожарником, каждый день спасал человеческие жизни... Я смотрю, ты тоже ждешь пополнение, — женщина указывает на заметно округлившийся живот Вивьен, виднеющийся под шелковой лиловой блузкой.

— Седьмой месяц и тоже мальчик, — кивает девушка, не в силах выдавить из себя улыбку. — Я так волнуюсь...

— Не переживай, милая, — Беатрис успокаивающе гладит ее по спине. — Мой муж хирург неотложного отделения, с родами точно справится.

— Боже, как нам повезло, что здесь есть врач, — с облегчением выдыхает Вивьен, благодарно смотря на женщину. — Джефф так обрадуется, он сильно беспокоится по этого поводу. Не представляю, что бы мы без вас делали.

— Осталось подождать всего два месяца, — ободрительно улыбается ей Беатрис. — Это дитя станет для нас лучиком солнца под землей, настоящим чудом, — она окидывает внимательным взглядом просторную гостиную бункера, в которой собрались почти все харборцы. — Родней твоего сыночка станут все присутствующие здесь люди, ведь мы теперь одна большая и сплоченная навсегда семья.