17. Сферотерапия
Всё вышло случайно.
Просто этот сводящий с ума белый цвет, это однообразие, этот забитый сферами холодильник подняли мой градус безумия до зашквала.
Я швырнула фисташковую сферу об стену. Кажется, в этот момент я еще рычала. Или кричала. Но какая разница, всё равно никто не слышит и жаловаться соседи Стефа не будут.
На белоснежной стене распласталась желеобразная жижица, напичканная вкусовыми добавками и красителями. Зеленый цвет. На белой стене. Я тут же выхватила из холодильника апельсиновые сферы, раздавила в руках, и одновременно в двух местах впечатала их ладонями в белое полотно. Взяв малиновую сферку и оторвав от нее маленький кусок, я протянула пальцем от оранжевого овала верх и в стороны - получились лепестки. Голубичные сферы ушли на небо, все фисташковые, лаймовые, мятные - на траву. Я нарисовала огромную бабочку посреди этого луга из клубничных и манговых сфер.
И когда закончила, просто расхохоталась - так громко, так яростно, так свободно - и мне сделалось так хорошо! Рассевшись на полу, выпачканная в развноцветье опустевшего холодильника, я смотрела на свою работу и улыбалась.
Мёртвая стена ожила, и, кажется, я вместе с ней.
Подскочив на ноги, я бросилась собирать с других стен мёртвую девушку. Как же её тут было много. Как же пугающе она улыбалась в моих руках, пока я не переворачивала её рамкой вниз.
Прочь.
Изыди.
Не хочу, чтобы ты смотрела на меня со всех углов этой белой тюрьмы.
Теми же глазами, которыми ты смотрела на Ривенда.
Что ты в нём могла увидеть?
Нет, вернее, смогла ли ты в нём это увидеть? Или всего лишь повелась на синие глаза?
Прочла ли ты в них глубокую непостижимость? Бездонную печаль? Метания? Разрывающие душу тяжесть вины и долга и боль несправедливости?
Хочу верить, что дальше синих глаз ты не смогла взглянуть. Так мне легче сдирать тебя с полок.
- Что ты делаешь?! - рёв Плешивого заставляет меня подскочить, пара фотографий выскакивают из рук и шлепаются об пол.
Экран разбивается, мелкие осколки впиваются мне в ногу. Вскрикиваю и роняю все остальные. Одно хорошо: в грохоте не слышно воплей Стефа.
- Упоротая дрянь! - он падает на колени и принимается собирать свою погибшую любовь в кучу, хватает подряд куски рамки, осколки, царапает пальцы в кровь.
- Да прекрати ты! - отталкиваю его, пытаясь привести в чувство. - Она хоть имя твоё знала?
- Исчезни, дефектное отродье!
- Стеф! Ты пытаешься причинить боль Тренту, держишь меня тут, что-то там выдумал про месть... Но ты же всегда будешь в проигрыше! Хоть сто раз меня расщепи! Знаешь, почему? Потому что его боль мне больней своей! Я бы и убила ради него, и умерла ради него! А эта девушка - когда была жива, даже в сторону твою не смотрела!
Он замахивается на меня, но вдруг сникает и начинает рыдать.
Растерянная, я не знаю, что делать.
И не знаю, что наделала.
Взрослый мужчина, гнусный выявитель, безжалостный убийца сидит у моих ног и рыдает. Его руки в крови. И я отчего-то иду в ванную, беру чистые полотенца, и, вернувшись, оборачиваю его раны. Пшикаю заживляющим раствором, который нашла на полке там же, выдергиваю осколок фотоэкрана, впившийся в его палец. Он не сопротивляется. Опустив голову, роняет слёзы. Собираю оброненные им фотографии и укладываю в мусорный мешок.
Закрываюсь в комнате.
Когда на следующее утро я выхожу оттуда, пол чистый, без единого пятна. Но стена - моя стена - такая же пёстрая и цветная. И мне так же радостно на неё смотреть.
Я думаю про папу. Почему я раньше не думала об этом? Он на буровой платформе! Вокруг море! Никаких высоток, закрывающих небо! Может, он любуется чайками, может, видит в воде дельфинов! Может, ему намного лучше, чем было дома, там, где он не мог и рта раскрыть без опаски быть схваченным.
И пусть за эту свободу он заплатил своим комфортом - но кому нужен комфорт такой ценой? И камень под головой будет мягче подушки, когда над головой свободное синее небо.
«Хорошо небу, над ним никто не властен» - так сказал Трент еще тогда, когда я считала его мерзким выявителем.
Почему я не поняла?
Разве мог бы обронить такое кто-то вроде Плешивого? Обычный, рядовой выявитель, преследующий только свои интересы?
Погруженная в свои мысли, я не заметила, что что-то поменялось. Свет! В комнату проникает дневной свет! Затемнения нет, окна наконец ничем не закрыты - я в один прыжок оказываюсь возле них и смотрю в небо - серая завеса, где-то просвечивает стальное раскаленное солнце - и всё же это лучше, чем быть замурованной в этой коробке.
Когда я пытаюсь увидеть, что там ниже - ничего не выходит. Неужели мы находимся так высоко? Я не вижу стен соседних домов, не вижу земли - как бы ни плющила свой нос в попытке проткнуть стекло и разглядеть, что же там, внизу.
Если Плешивый после вчерашнего открыл окна, может, он...
В полмгновения оказываюсь у входной двери. Впечатываюсь в неё, уверенная, что стоит толкнуть - и она распахнется.
Нет. Не распахнулась. Толкаю плечом. Тарабаню ногами. Кулаками. Опять ногами.
Соседи у Стефа или глухие, или святые, или их нет.
Нагрохотавшись вволю, ухожу к своему лугу. В холодильнике новые манговые сферы - и я рисую пару пчел. Добавляю одуванчиков. В небо жмякаю мандариновым солнцем - и протягиваю несколько лучей.
***
Под моими ногами мягкая, зелёная трава. Солнечный свет такой яркий, что я закрываюсь от него рукой. Прищурившись, вижу впереди силуэт - кто-то сидит на деревянной скамье, ковыряя отверткой железяку - Дарен! Подбегаю к нему, его механическая рука выглядит совсем не так, как я её помнила - уродливый металлический имплант, вкрученный в торчащую из плеча кость, местами ржавый и необработанный - откуда такой вообще мог взяться?
- Дарен, но почему?...
Он поднимает голову, и я вижу, что передо мной не изобретатель. Передо мной Трент, изувеченный, с уродливыми шрамами на исхудавшем лице, с темными кругами под глазами, с куском железа вместо руки.
- Трент...
Земля под ногами уходит куда-то, и я срываюсь вниз. Подскакиваю с кровати с криком. Трент! Это был кошмар, но мне так больно, что я не могу остановиться - я реву, укрывшись с головой одеялом...
Кошмары вернулись и стали еще изощреннее. Бьют по самому больному. Нет, его рука в порядке. Я сделала всё, чтобы починить её, Кира сделает всё, чтобы исправить то, что я натворила.
Вдруг включается свет и я слышу тихие шаги.
- Ты в порядке?
Мне хочется взвыть от голоса Плешивого. Только его не хватало!
- Тебе больше негде было ночевать? - гнусавлю сквозь одеяло. - Выйди вон из этой комнаты!
- Это был кошмар? Мне никогда не снились сны. Они и тебе не должны сниться.
Чувствую, как он присаживается на край кровати.
- Ты любопытный объект. Дефектный, но любопытный.
- Пойди вон! И никогда больше не заходи!
- Это моё жилище.
- Тогда дай мне из него уйти!
- Куда ты пойдешь, Элисса Винди? Сейчас твое самое безопасное место - рядом со мной.
- Да я скорее прыгну в адову пасть к чертям, чем буду в безопасности с тобой!
- Ты так говоришь, потому что черти и ад абстрактны, ты их не видела и не увидишь. Легко выдумывать своей дефектной башкой. А представь, что будет, если ты окажешься в руках выявителей. Самых примитивных, материальных, из плоти и крови... С низменными желаниями и недалекими фантазиями...
Голос Плешивого звучит тихо, монотонно, как обычно, но сейчас, когда он вкрадчиво проговаривает каждое слово, вкладывая в него мерзкий смысл, мне становится тошно... и жутко. И хочется, чтобы он поскорее ушел. Подтягиваю ноги ближе к себе, всё еще оставаясь под одеялом.
- Ты конечно убеждена, в своей упоротой манере, что выдержишь любые пытки, я помню, как ты храбрилась тогда. Но ты никогда не испытывала другой боли...
- Выйди вон! Проваливай!
- Выйду. Но помни, Элисса, там, снаружи, тебе будет намного страшнее, чем сейчас.
- Оставь завтра дверь открытой и узнаем.
Он не отвечает. Уходит так же тихо, как пришел.
***
Дверь заперта. И мне хочется кричать.
Не стану есть его еду. Не стану ничего у него брать. Не успеваю дать себе зарок, как замечаю на столе коробку. В ней - огромный цифровой мольберт. Он думает, что я буду клацать по экрану и творить пиксельные рисунки? Проверяю холодильник - новая партия сфер на месте. Отлично.
Я принимаюсь за другую стену.
***
Ночью я снова вскакиваю с криком - мне снился Яснозор.
Яшка, наш Яс, облаченный в форму выявителей. С искаженным от гнева лицом. С громоздким оружием в руках. Перепачканный кровью. То ли своей, то ли чужой.