Из памяти
Откуда-то слышится писк. Непрерывный, назойливый, в такт биению сердца. Оно медленно сокращается в груди и расправляется, наполняясь кровью. Малая чувствует каждую его жилу, каждый лоскут ткани.
Пи-ип.
И снова.
Пи-ип.
Малая часто дышит. Это больно, но медленнее она не может — воздух будто густеет. Заканчивается.
Она открывает глаз.
Кругом все белое. Яркое. Белые стены, по которым бегут непонятные символы. Белые тонкие пластины, которые нарезают комнату тонкими ломтями. По ним тоже бегут столбцы знаков. Под пальцами холодный камень, гладкий как стекло. Запястья и щиколотки притянуты к нему ремнями. Наверху кружат и слепят световые шары.
Их закрывает собой кудрявый юноша. Лицо незнакомое, а глаза будто принадлежат ей самой: светло-серые, почти прозрачные, чуть вытянутые к вискам. Этот парень милый. С ямочкой на остром подбородке. В черной форме с воротником-стойкой. Смотрит и улыбается.
Странно, но в его улыбке нет тепла.
— С возвращением, бел агии.
Легкий акцент. Имперский в исполнении незнакомца звучит плавно и тягуче. Каждое слово, как белый крем.
Малая хочет ответить — спросить, зачем капсула, в которой она лежит? Что за корабль, и мимо какого созвездия они летят. Где она? Кто она? Но в горле клокочет хрип. Будто крошки перекатываются, а язык высох и прилип к нёбу. На щиколотках и запястьях ремни. Они впиваются в кожу все сильнее.
Нужно сказать, чтобы ослабили ремни.
Нужно сказать.
Малая хрипит, вращает глазами.
Кудрявый юноша над ней продолжает улыбаться.
Его пухлые губы блестят, как помадой намазанные.
— Зовите меня Арий, — говорит он.
— Я — капитан этого корабля, — говорит он.
— Я могу вам чем-то помочь? — говорит он.
Да! ДА! Ослабить чертовы ремни!
Они передавили руки и ноги так сильно, что те онемели. Кожа тянется, рвется. По пальцам и щиколоткам бегут струйки крови. Теплые, быстрые.
Малая кричит.
— Я не понимаю, — отвечает Арий.
Улыбка, блеск ртутных глаз.
Кости трещат.
— Не понимаю. Прошу, повторите.
Малая кричит снова. Бьется, извивается на ложе, но все тщетно.
Громкий хруст, вспышка боли...
Малая заметалась в ремнях безопасности, больно ударилась плечом.
Датчики среагировали на движение, и крышка капсулы зажглась теплым желтым. Неверный свет; она будто тлела изнутри. Где-то далеко встрепенулись инферио, потянулись к Малой разумом. Они беспокоились всякий раз, когда ей снились кошмары, хотели защитить, убаюкать ее боль. Приставучие. Их забота не была приятна, она больше напоминала заботу паразита о хозяине.
Малая с трудом выловила себя из потока их сознания. По кусочкам — как делала после каждого пробуждения — собрала цепочку воспоминаний, ведущих к настоящему моменту.
Она — имманес, генетически измененный подвид «помнящая». Беа ар-Моуф.
Нет, это имя она терпеть не может.
Она — I-45-10, номер с регистрацией планеты Старая Земля, Римская Империя. В розыске за ряд преступлений, среди которых есть убийство. Или несколько убийств.
Аларих это заслужил. Они все это заслужили и получат еще, имманес только начали. И она не номер, это уродливое клеймо она переросла.
Она — Малая. Судьба человека, которого давно нет в живых.
Половинка без половинки.
Без истории и дома.
Находится на третьем уровне, между ячейками Ария, капитана, и Эн-Мен, главного пилота. На борту алада, одного из тысячи кораблей, составляющих боевую альфу. Если она проснулась, значит, прыжок завершен, и она где-то рядом с системой Солнца на окраине Млечного Пути. В границах Римской Империи. Сверхскопление Девы.
Да. Все верно. Точка опоры найдена.
Малая выпуталась из ремней, откинула крышку капсулы. В лицо дохнуло сухой прохладой. Воздух тяжелый и густой, не такой, как под куполами земных курий. Навалилась гравитация; на корабле она была такой же высокой, как и на гиганте Мармаросе. Если бы не вживленные усилители, Малая не смогла бы дойти и до конца палубы.
Она замерла, вспомнив посетивший ее кошмар.
Что из него было правдой? Неужели ей и правда оторвало руки и ноги неисправными креплениями?
Она осмотрела запястья — нет, целые. Ни единого шрама, даже следа от вживленного чипа не осталось.
Всего лишь сон? Или чудеса регенерации? Посетившая ее боль была реальной. Настолько, что пальцы до сих пор дрожали.
«Конец периода, — нежный голос на эме-гир прозвучал где-то под потолком. — Просьба освободить капсулы и занять свои места. Спасибо».
Корабль весь гудел, как встревоженный улей. Информация ложилась тяжкими пластами, от нее в животе и под кожей зудело. Имманес вводили данные — сотни, тысячи строк. Странно, с чего вдруг?
Включилось освещение — все поверхности ячейки зажглись изнутри мягким светом. По стенам побежали последние новости, золотые столбцы вперемежку. На капсуле замигала точка командной строки.
Малая провела по ней ладонью, привычно отстучала знаки команды. Удар средним пальцем, два — указательным, один — мизинцем, большой-мизинец-большой. Готовая команда уплыла наверх по стене, и у иллюминатора развернулась сводка последних данных. Все верно: они проходили рядом с орбитой Плутона. Корабль в полной боевой готовности.
— С пробуждением, помнящая.
Малая вздрогнула. Заметив в открытом шлюзе каюты силуэт капитана, она торопливо прикрыла грудь рукой и повернулась к нему спиной. Никак не могла привыкнуть, что имманес не воспринимали друг друга, как сексуальные объекты. И у них совершенно не было личного пространства. Заходили без стука, нужду справляли в общей зале без кабинок.
Обычаи обычаями, и пусть груди как таковой у Малой не имелось, но чужой взгляд все равно был неприятен. Так неудобно, что в жар бросило. Даже Энцо не видел ее обнаженной.
— Я просила стучать. И пожалуйста, просто Малая, — пробормотала она.
— Простите, — тем же ровным тоном отозвался Арий. — У имманес не принято звать бел агии по именам или прозвищам.
Да, он уже говорил. Просто второй Рим какой-то. Стоило избавляться от номера, чтобы тебя звали по рангу. Бел агии. Помнящая.
Арий все еще стоял в проеме, безо всякого выражения на белом лице. Смотрел на ее тело, как смотрел бы на кресло, панель или прочую вещь. В коридоре за его спиной мелькали имманес, и Малая торопливо спряталась в нишу за капсулой. Лишь после сообразила, что на уровне слишком светло. Слишком много народа.
Что-то точно случилось.
Она сдернула форменную черную куртку с вешалки, накинула ее на плечи. Запуталась в тугих штанинах и едва не упала. В который раз пожалела об отсутствии белья — без него чувствовала себя голой. Зато носки вшиты прямо в отвороты штанин, и ткань теплая и тягучая, приятная телу.
— Это срочно?
— Да, — ответил Арий. — Вас ждут в рубке.
Странно, что он пришел лично, а не прислал сообщение. Неужто капитану больше нечего делать? Наверное, решил проверить, как она. Перед прыжком она и правда выглядела слишком бледно. Руки тряслись, есть не могла, все думала о Риме, его легионе, стрельбе, той аварии на орбите... Мутило от одной мысли о возвращении в космос. Корабельный медик даже выдал ей капсулу с успокоительным. «Для приведения баланса в норму», так он сказал.
Она справилась с носками и мудреными застежками — те срослись, не оставив и следа на костюме, — и выглянула из ниши. Вовремя. Арий уже стоял одной ногой в коридоре, собрался уходить.
— Арий...
Он глянул через плечо. Свет очертил тонкий профиль.
— Ты помнишь мой первый день на корабле? Когда я очнулась.
— Конечно.
— Скажи... — Малая облизнула губы. Не вовремя она решила. Но вдруг подходящее время никогда не настанет? И как спросить? «Ты не помнишь, мне не отрезало руки? Я что-то забыла».
— Тогда... В тот день со мной ничего не происходило?
Арий молчал. Его глаза поблескивали, отражая мягкий свет ячейки. Рука лежала на перепонке сложенного шлюза. Снова в черных обтягивающих перчатках, как хирург перед операцией.
— Я вас не понимаю.
Прошу, повторите.
Малая вздрогнула. Боги, даже интонация такая же. Аж мурашки по спине побежали.
— Никаких... э-э-э... несчастных случаев?
— Нет. Вы очнулись, спросили, где находитесь. Через четыре часа поели, полностью восстановились, и мы перешли к гиперпрыжку. После чего...
Малая подняла руку, и он умолк.
— Спасибо, я поняла. Сейчас буду.
Арий кивнул и вышел. Спина прямая, завитки каштановых волос лежат у основания жилистой шеи. Невысокий, как и все имманес, на полголовы выше Малой. Сзади его легко можно было принять за крепкую девчонку. Разве такой мог наблюдать, как лопаются кости? Или управлять боевым кораблем? В Риме его бы даже в легион не приняли. Скорее в академию художеств...
Значит, кошмар. Просто кошмар.
Они посещали Малую все чаще. Вползали на границе между сном и явью, отравляли каждое пробуждение. Часто тасовались с реальностью, с голосом Энцо, теплом и силой его рук, и неизвестно, что было хуже и больнее...
«Просьба освободить капсулы и занять свои...»
Малая тряхнула головой. Да, стоило поторопиться.
***
Прозрачные перегородки нарезали пространство рубки тонкими ломтями. Панели управления стояли вдоль навигационного мостика и, казалось, шевелились от бегущих по ним символов. Воздух дрожал от информации. Та сверлила голову сотнями игл, жужжала на границе сознания, отчего Малой захотелось отключить все приборы. Сломать их раз и навсегда.
Хотелось мысленной тишины. Или пробежаться с громким криком по коридорам, распугать имманес, заставить их встрепенуться. Хоть как-то отреагировать.
Но они сидели за панелями неподвижно, только пальцы выстукивали команды. Одинаковые формы с воротником-стойкой, одинаковые тонкие лица, убранные длинные волосы. И не разберешь, кто есть кто. Мужчина или женщина, старый или молодой.
— Что случилось?
Арий кивнул на куб рядом с собой. Малая села. Поверхность промялась, приняла форму ее тела. Материал волной пополз вверх до лопаток, образовывая спинку, и Малая чуть отклонилась, чтобы создать удобный угол наклона. За выпуклым прозрачным куполом рубки видны другие алады. Машины летели одна над другой, ровный строй черных сплюснутых хвостов и раскаленно-синих полос двигателей.
— Вам лучше пристегнуться, — сказал Арий, не отрываясь от строк управления.
Это еще зачем?
Нахмурившись, Малая сжала подлокотники. Вспомнив инструкцию, выпрямила руки, чтобы ускорение их не сломало. Кресло обволокло ее плечи и талию, притянув лучше любых ремней безопасности. Запястья похолодели от введенного в вены раствора.
— Что теперь?
Арий выстучал последнюю команду на стекле и зафиксировался сам.
— А теперь альфа расцепляется, — сообщил он.
Альфа изогнулась в судороге, и алад Ария ушел вниз. Просто упал с ускорением — а желудок Малой подпрыгнул к горлу. В груди сжало, стало невозможно дышать. Хотелось кричать. Может, она и кричала, только уши заложило. Ничего не слышно. Казалось, кожа слезает с ее лица и растекается по подголовнику.
Снаружи мелькали другие алады. Свистели рядом, чиркая силовыми полями. Казалось, вот-вот какой-нибудь из них точно заденет стекло на мостике, и их с Арием выкинет в открытый космос. Проносились шлюзы, гладкие черные бока и прозрачные стены рубок с имманес за ними. Блеск, рывки и резкие перепады давления, от которых проще было скончаться, чем перенести.
Малая зажмурилась. Почувствовала, как еще один импульс пробежал по сети кораблей. Корабли альфы окружили что-то небольшое и движущееся в центре.
Патрульный корабль легиона!
Алад, в котором находилась Малая, нырнул вниз, потом снова наверх. О боги... Ее вырвало бы, но она не могла даже толком дышать.
Малая покосилась на Ария. Обрывки света выхватывали его лицо из тьмы. Его полуулыбку, как у мраморных статуй в богатых куриях. Как будто ему совсем не страшно и вообще не больно. Команды другим аладам разлетались из-под его пальцев. И как он успевал что-либо замечать? Как он мог вообще шевелить пальцами, на таком-то ускорении? Настоящая машина в теле восемнадцатилетнего парня...
Спикировали беспилотники имманес. Патрульный захлебнулся беспорядочной стрельбой, но альфа имманес выпустила невидимый заряд, и легионерской корабль вдруг утих. Светляки двигателей и бортовых огней пропали, словно их выключили нажатием кнопки. Беспилотники прошили вакуум рядом с легионерским кораблем еще раз. Окружили его. Полыхнул и быстро пропал язык взрыва, затем второй.
Все было кончено. У легионеров не было шансов. Корпус линкора вывернуло наизнанку, обломки лениво плыли уровнем ниже. В отдалении, на другой трассе вспыхнула и погасла точка какого-то большого корабля. Наверняка межзвездный пассажирский.
Оставалось надеяться, что он перешел к гиперпрыжку прежде, чем заметил неладное на радарах.
Малая отдышалась. Подавила тошноту.
— Это было... быстро.
Арий кивнул.
— Наши технологии позволяют это.
Да уж. Имперский линкор даже не знал, по кому стрелять. Большой и неповоротливый в сравнении с сотнями кораблей альфы.
Малая глянула на далекую линию света по правому борту. Это сияли ледяные кольца Сатурна, отражая далекий солнечный свет. По крайней мере, в школьной программе по космографии говорилось именно так. Малая прослушала ее от первой до последней секунды: ее и кучу материалов по обороне Римской империи. Не хотела упустить что-нибудь важное.
— Вон там, — сказала. — На спутниках три базы, может, больше. Я нашла не всю информацию. Нужно блокировать... или что вы там делаете.
— Хорошо.
— И четвертая планета от Солнца...
— Населена, мы знаем. Она будет представлять опасность, если мы блокируем все ее сигналы?
Малая задумалась, припомнила все, что изучила и слышала от Энцо. Технологии Марса были старыми, марсиане заняты в основном своими внутрипланетными разборками, а на патрициев и других номеров чхать хотели.
— Нет, — она качнула головой. — Проблем не будет.
— Хорошо, — повторил Арий. На протяжении разговора он ни разу на нее не взглянул, словно она была пустым местом. Гавкающим псом. Нет, блохой на гавкающем псе.
Номером среди патрициев.
О, Юпитер, когда же это закончится? Малая так мечтала стать одной из них, была так рада обрести новый дом... И все ждала, ждала, когда наконец ее примут. Соглашалась на все, бесконечно кивала... И что? Что в итоге?
Она обернулась, краем глаза оценила рубку. Похоже, некоторые имманес за панелями следили за ней. Наверняка думали, какая она неуклюжая. Она попыталась встать, но Арий ее остановил.
— Вам лучше сесть. Тот корабль засек нас, и теперь мы должны обогнать его сигнал.
Обогнать сигнал? Они что, собирались прыгнуть до Земли за пять минут?
Малая не успела спросить — перегрузка снова вдавила ее в кресло. На миг ей показалось, что ее сейчас стошнит, но вдруг почувствовала себя легче. Искусственная железа выпустила что-то в кровь, и пульс успокоился, дыхание выровнялось.
На экранах ползла точка — с одного конца выстроенного маршрута на другой.
Лучше бы она оставалась на жилом уровне.
Лучше кошмары, чем общество беленых кукол.
***
Небоскреб, в котором живет правитель — башня, так его называют, — кажется нескончаемым. Этажи летят мимо, у Малой даже голова кружится. Шепотом она цитирует «Метаморфозы» Овидия — это помогает. Овидий оказался на земной обучалке, которую она изучила вдоль и поперек. Его строки завораживают, ввергают в священное состояние. Сердце начинает биться ровно и спокойно, в такт ритму стиха.
«Это-то место — когда б в выражениях был я смелее, —Я бы назвал, не боясь, Палатином великого неба.Там расселись в покоях мраморных боги,На возвышенье, рукой опершись на скипетр из кости...»
Лифт замедляет ход, раскрывается, и она выходит в светлый кабинет Бел Шаи. Или же в рабочий зал Бел Шаи. Или на нескончаемый плац имени Бел Шаи — помещение кажется необъятным. В прозрачных стенах мигают строки на эме-гир: столбцы с палочками, точками и концентрическими кругами сменяют друг друга. Малая будто в гигантском блокноте. Информация всюду, пульсирует из каждого угла. Путает мысли.
Малая потирает лоб и идет в дальний конец зала. Садится за стол. По нему тоже бегут знаки. Столбец за столбцом, тонкие, как муравьиные дорожки. Можно кое-что понять. Язык имманес она тоже учила, но пока дается плохо.
Столбец.
Прогноз погоды — солнечно в ближайшие девяносто некро-дней.
Столбец.
Новости дальних систем. Там тоже есть имманес.
Столбец.
Команда запуска онагров.
Малая проводит по столу пальцем и чувствует, как он мелко дрожит — словно под напряжением.
Как «пес» в тоннеле. Выгнулся-повалился-забился... Как же его звали?
Трясущиеся руки в объективе камеры робота. Малая вздыхает. Она хочет есть. В животе сводит от местной еды. Хочется чего угодно, только не жидкого пюре из пищевого автомата. Например, мяса. С кровью.
Да, мясо пришлось бы кстати.
Шаи высокий — выше большинства имманес. Стройный, облаченный в черную форму, какую носят все солдаты Мешары — простую куртку и штаны. Воротник-стойка стягивает шею.
Шаи уделяет одежде мало внимания. Предпочитает выглядеть как все. Молодой.
Интересно, сколько ему лет на самом деле?
Он держит руки за спиной и внимательно изучает Малую. Длинные волосы убраны в низкий пучок. Такие же пепельные, как у самой Малой. А на теле вьется такой же рисунок. Руки и шея, лицо и даже уши — все покрыто золотым узором.
Малая смотрит на свои предплечья. Точно, один в один.
— Ты очень важна для нашего народа.
Шаи трогает рисунок на ее коже.
— Особый состав... — Он шевелит длинными пальцами, будто перебирает буквы на клавиатуре. — Гены, очень редкие. Таких, как мы, рождается мало — ты, я и еще пара имманес в других системах.
Бел Шаи щурится — местная звезда с темно-синим гало по краям слепит через стену. Некро. Колет лучами, так, что глаза слезятся. Переваливается по небу Мармароса, подсвечивает окружающие планету пояса. Имманес прикладывают два сложенных пальца к виску в знак уважения каждый раз, когда говорят о ней. Говорят, что Некро — священная звезда. Что на ней обитают мертвые и жрецы.
В этом имманес похожи на дикарей. Верят в то, что кто-то может выжить в океане бурлящей магмы. Поминают предков и снова прикладывают два пальца к виску.
— Ты очень важна, — повторяет Шаи. Садится за стол и берет чашку.
Малая кивает, хотя ей не по себе. Сцепленные на коленях руки дрожат.
Может, и важна, но здесь она совсем чужая. Что теперь? Куда теперь?
— Нужно подумать о будущем, Беа.
— Малая, — она поправляет уже в который раз.
— Хорошо. Малая. — Бел Шаи отпивает из чашки. Теперь на его губах глянцево-синяя кайма. — Чем планируешь заняться теперь?
Малая не знает. Ее мнения редко спрашивают.
— Хочу найти дом. Где-нибудь на Мармаросе.
Не всё же занимать комнаты в башне Помнящего. В них Малая как на привязи. Под наблюдением. Знакомое и неприятное ощущение. Она вообще чувствует себя странно. Здесь ей уделяют слишком много внимания.
Бел Шаи смотрит на нее поверх ободка чашки.
— Ты говоришь неуверенно. Может быть, ты хочешь вернуться в Римскую Империю?
— Только не туда. — Малая качает головой. — Я в розыске.
Шаи щелкает пальцами. Стол и чашка исчезают, теперь между ним и Малой пустота. Зал тоже исчезает. Вокруг набухает облако тьмы, в котором мерцают звезды. Сотни галактик в миниатюре.
— Смотри, — Шаи показывает на тусклую звезду в похожем на ленту скоплении, — Это галактика, в которой находится система твоей планеты. А это, — он кивает на алое облако туманности рядом с Малой, — мир имманес.
Малой хочется потрогать эти звезды, прямо руки чешутся. Но стоит потянуться к одной, как та начинает трещать. Жжет пальцы, как язык пламени.
— Люди знают, что вы существуете?
Шаи едва виден в сгустившейся тьме. Он качает головой.
— Слишком далеко. Люди еще не настолько развили свои технологии, чтобы видеть, что таится в пустоте. В сверхвойдах, как они называют это место. — Он смотрит на Малую. — Ты бы хотела изменить их?
— Что?
— Людей. Избавить от нищеты и несправедливости. Ты сама мне рассказала.
Малая вспоминает. И правда, рассказала. Про родителей под мостом, про их смерть. Про патрициев, про гибель экспедиции — обо всем выложила.
— Разве ты бы не хотела, чтобы все жители той планеты были равны?
Шаи ходит белой тенью. Неслышно, кругами.
— Римская Империя нуждается в переменах, и ты можешь сыграть в этом главную роль.
Она? Улыбка так и просится на лицо. Где она, и где великие перемены.
Но она может попытаться. Ведь этого от нее ждет Шаи? Все имманес? Было бы здорово стать, как они.
— И как вы это сделаете?
— Есть пара способов. — Шаи задумчиво крутит виток серебряной проволоки на пальце. Молча кивает, смотря на карту. Погружен в какие-то свои мысли.
Теперь он выглядит совсем как она. Воплотился в нее. Лицо, голос, фигура — точная копия. От этого мороз по коже.
Малая не хочет, чтобы Бел Шаи становился ею. Она — не он. Совсем не он.
— Есть способы, Беа, — повторяет Шаи, и она проваливается в межзвездную пустоту. Пытается ухватиться за белую туфлю правителя, но не успевает.
Шаи становится все меньше
меньше
пока не исчезает в межзвездной тьме.
Малая падает в пустоту. Кружится, ничего не весит, как лоскут пластиковой пленки. Ей подмигивают далекие звезды.
Малая хочет закричать, но в вакууме воздуха нет.
И жизни тоже.
Живой глаз высыхает, стекленеет. Во рту тоже становится сухо. Язык приклеивается к нёбу. Тело распирает...
***
Малая вжалась лбом в лед иллюминатора. Успокоила инферио, сосчитала свой пульс. Сердце билось так сильно и громко, что, казалось, его стук перебудил весь корабль.
Малая. Третий уровень. Орбита Старой Земли, Солнечная система, Млечный Путь. Сверхскопление Девы.
Сон. Всего лишь сон.
— «Было испытано все, — прошептала она, и стекло затуманилось от ее дыхания. — Но неизлечимую язву следует срезать мечом, чтоб здравую часть не задело»...
Спокойно. Все спокойно. Спасибо, Овидий.
Жилой уровень корабля спал, истекали пять часов, выделенные на отдых смены. Кругом царила тишина. Ноги мерзли на холодном полу. И спать уже не хотелось. Точнее, хотелось — голова была мутная и тяжелая, — но не спалось.
Малая натянула форму, пригладила сбитые на затылке волосы. Глянула в иллюминатор. Привычно проверила системы алада — корабля, в котором она находилась. Затем, по цепочке остальных кораблей альфы.
Показатели в норме.
Двигатели работают на минимуме, чтобы корабли не дрейфовали. Мерный гул, перетекающая энергия, от которой вибрирует тело. Сообщение Земли с другими планетами и системами блокировано.
Но земляне еще об этом не знают. Земляне заняты другим.
Альфа выстроена обычным образом — алады с живыми имманес и командованием по центру, вокруг грузовые алады, под завязку набитые инферио и боевыми машинами-онаграми. Инферио беспокоились — Малая чувствовала их дрожь и постаралась успокоить. Их моносознание потянуло ее глубже, облепило мыслеобразами, как паутиной. Оно походило на глубокую грязь, которая когда-нибудь — Малая подозревала, что очень скоро — утянет ее насовсем.
Холодный космос молчал. Молчали далекие пустые планеты, окруженные ядовитым газом. Молчали их спутники — каменные глыбы. Тысячи стадий пыли вокруг. Красно-черный, выжженный войной Марс вдали.
В отражении иллюминатора моргнули глаза имманес — чужие, незнакомые. Ртутные капли на белках, в центре точка зрачка. Послышался далекий прерывистый голос, шепот на изнанке мозга. Торопливо сказал что-то на эме-гир, поднялся до булькающего крика и оборвался, захлебнулся в помехах. И тишина.
Страх вцепился в позвоночник.
Малая содрогнулась, уставилась на лицо в стекле. Провела пальцами по щеке. Белая девушка в отражении повторила жест. Ничего — ни голоса, ни чужих глаз. Малая шепотом выругалась. Боги, неужели опять?..
Обрывки чужого прошлого она стала ловить недавно. Голоса, которые умолкли сотни лет назад. Размытые и блеклые картины. Эмоции — всплески радости и оглушающий холод страха. Инферио, мертвые имманес, хранили их в своей общей памяти, как сокровища. В этом они не слишком отличались от людей.
Интересно, какой вид возник первым: имманес или люди? И были ли они как-то связаны? Разве это совпадение, что существа с разных концов Вселенной оказались так похожи? Малая сомневалась.
Конечно, разница тоже была. Имманес выражали мало эмоций, улыбались на удивление одинаково. Без амбиций, холодные, как рыбы, пунктуальные, как машины. Когда чего-то не понимали, просто таращились своими рыбьими глазами, пока не объяснишь, что имеешь в виду. Рождались, вырастали, перерождались в инферио, когда подходил срок.
Их города — строгие, как линии сети, по которым путешествовала Малая: ряды прозрачных башен уходят к водопадам на горизонте. Стеклянная штамповка. Квартиры напрочь лишены индивидуальности. Капсула для сна. Аппарат, который изо дня в день давит из себя бурду, заменяющую еду и воду. Вместо душа очиститель — еще одна капсула, которая очищает тело специальным воздухом, — большой и пустой балкон, с которого имманес наблюдают рассветы, закаты, сиреневые водопады, и, разумеется, поклоняются Некро. Каждое утро встают на колени и, не мигая, смотрят на бело-голубой диск, опоясанный плоскими кольцами астероидов. Тысячи имманес молча пялятся на Некро — то еще зрелище.
Та еще жизнь.
Малая застегнула форму и вышла из ячейки.
В глаза сразу ударил белый свет. Она поморщилась, прикрыла глаза рукой. Впереди, за прозрачной стеной светилась колонна шагов в сто толщиной. Источник энергии для корабля, как ей объяснили. Он начинался где-то на нижних уровнях, в узкой и заостренной корме корабля и заканчивался под рубкой. Вроде как отвечал за гравитацию и еще что-то, чего Малая не запомнила. Хватало того, что эта штука светила, как десять солнц. Все уровни замыкались вокруг нее кольцом — никуда не спрятаться, только в своей ячейке.
Она обошла генератор по кругу, у корабельного «хребта» с транспортерами и прочими техническими помещениями свернула в закуток.
За перепонкой шлюза была вытянутая комната с небольшими перегородками, между которых скрывались местные унитазы — парящее в воздухе круглое сиденье и какое-то странное устройство под ним.
Малая прислушалась, но только воздух свистел в системе вентиляции. Никого. Вот и отлично.
Так приходилось делать всегда — дожидаться, когда все уснут или просто уйдут работать. Когда никого не будет. Ведь туалеты у имманес были общие, по одному на уровень.
В день ее знакомства с имманес этот факт поверг в шок. Помнится, она даже разревелась. И представить было невозможно, чтобы зайти туда! Имманес не нужны раздельные туалеты, объяснил позже удивленный ее реакцией Арий. «У нас все равны», — сказал он тогда.
«Мы давно преодолели этап биологического размножения. Ничье присутствие не должно вас смущать».
Малую как по голове ударили. «Все равны» — это как понимать? Все одинаковые? Один сплошной средний пол?
И ведь правда, она же ни разу не видела на корабле женщин с пышными формами. Костюмы у всех была одинаковые, тела стройные и гибкие, как у подростков. Она определяла некоторых имманес как женщин интуитивно, из-за более тонких черт лица. И лишь после объяснения поняла, что не замечала очевидного. Что нет семейных пар. Что даже в их языке один род. И с чего она вообще взяла, что к ней обращались в женском роде? Хороший вопрос.
Малая решила не сводить себя с ума догадками и продолжала разделять имманес на мужчин и женщин — для своего удобства. Все-таки были едва уловимые различия в поведении и манере держать себя. Стали видны со временем. Одни имманес казались строже и внушительнее, другие — улыбчивее и нежнее. Жаль, заглянуть к ним в штаны она не могла. А заходить в туалет, когда там кто-то есть, не хватало храбрости.
Интересно, как же выглядели люди там, внизу? Малая знала, что человеческие мужчины другие, не такие, как она, — о да, она помнила одного говнюка в лавандовой машине, и такой штуки между ног у нее точно не было, — но за всю свою жизнь не видела ни одной обнаженной женщины. Сперва потому что не могла видеть физически, а потом как-то случая не представилось. И порно она не смотрела; оно казалось мерзким. Старательно закрывалась от назойливых баннеров, когда серфила в сети. Казалось, они все пахли лавандой. Кровью, грязными руками.
Месячных не было, это да. Ни разу за всю жизнь, чему Малая всегда радовалась — гормональные уколы для прекращения овуляций стоили очень дорого. Малая до сих пор помнила рекламу: белозубая женщина разламывает пластиковый цилиндр, обнажает иглу и колет ею свою персиковую патрицианскую ягодицу. «Полная защита и комфорт на целых полгода», — говорит и снова улыбается.
Могла ли Малая считаться женщиной в земном понимании? Что если они с Энцо и не могли быть вместе? Ни секса, ни детей. И вообще...
С такими мыслями тоже можно свихнуться. Поэтому Малая отбросила их поскорее. Энцо нет, его не вернешь. А других мужчин она не хотела; ни людей, ни имманес. Нет проблемы.
Никаких проблем.
Пустота.
Малая сунула руки в очиститель. Тот на миг зажегся синим, рукам стало тепло.
Снаружи раздался вой корабельного оповещения, сигнал к молитве — «некроповещение», как про себя звала его Малая. Низкий и протяжный звук, от которого в животе начинало свербеть. Здорово, ничего не скажешь. Значит, сейчас опять начнется...
Поморщившись, Малая вышла на уровень. В щель между генератором и ограждающей его стеной было видно, как на всех уровнях открылись шлюзы. Имманес выходили и вставали на колени у прозрачной стены, лицом к свету. Все одеты — словно все утро сидели в ячейках на низком старте и только и ждали, когда их позовут.
Может, так оно и было.
Малая на цыпочках шмыгнула между имманес, которые молились рядом с туалетом. Постаралась не заслонять свет — это она выучила сразу, как оказалась среди своих. Едва не схлопотала по шее, когда однажды это сделала. Да таких и не хотелось беспокоить на самом деле: глаза пустые и яркие, как фары автомобиля, лица безжизненные. Бр-р...
Оставалось десять спокойных минут.
Малая пробралась в пищеблок — узкую комнатушку с полосой иллюминатора с одной стороны и дюжиной автоматов с другой. Просто черные, встроенные в стену ящики с углублениями посередине. Малая сунула туда руку, и в ладонь шлепнулся прохладный пакет с трубочкой с одного конца. Без особого энтузиазма отломив конец трубочки, Малая привалилась плечом к иллюминатору.
Один за другим отцеплялись корабли с онаграми, выстреливали к погруженной в тишину Земле. После удара энергопушки планета казалась пустой, и ей это шло. Спокойствие, даже какое-то мертвое величие. Один бок затенен, ближе к экватору циклопьим глазом смотрит Ливийский разлом. Остался после выстрела с орбиты, вспомнила Малая из учебных программ.
Голос лектора сам зазвучал в голове. «Разлом образовался в пять тысяч шестисот девятом году после того, как по высочайшему указанию императора Тиберия Ливия Друза флотилия Имперской Внешней Сферы применила по отношению к планете оружие класса V. Удар был направлен на центр повстанческой деятельности Старой Земли. Он вызвал незначительное смещение тектонических плит, которое, по утверждению некоторых ученых, привело к ухудшению климатической обстановки на планете. Сейчас Ливийский разлом является самым глубоким разломом Солнечной системы».
Просто взяли и выжгли целую курию.
Малая втянула безвкусную бурду из трубочки. С трудом проглотила.
А теперь там никаких проблем.
Радиоактивная пустота.