9
Доев и помыв за собой посуду, я оставил брата лежать на кухне, а сам удалился в свою комнату. Вскоре пришла с работы мама, устало заглянула ко мне, улыбнулась и пошла на кухню спать. Её улыбка немного согрела, но не помогла избавиться от чувства отвращения к своей комнате. Мне всё время кажется, словно брат теперь злорадствует каждый раз, когда видит меня. Он смеётся надо мной. Смешно ему наблюдать униженного меня.
Я принялся читать. Снова, будто пытаясь спастись от реальности, я бездумно водил глазами по строчкам, плохо пропечатанным буквам и картинкам. Жизнь потеряла свою удаль.
Незаметно прошла неделя. Я спал, читал, ходил на улицу и терпел брата. Отец до сих пор не вернулся, и я очень даже рад этому. С каждым днём у меня было всё меньше занятий. О фигурном катании я вспомнил только в воскресенье, когда на катке был выходной. Мне хотелось бы сбежать из дома хоть куда-нибудь. Слишком много всего давит на меня в собственной комнате, но сил на катание у меня совсем не было. Хотел бы я вернуть те беззаботные дни, когда сразу после школы бежал кататься. Когда добрая гардеробщица-вахтёрша поила меня чёрным чаем, если я замерзал. Когда я снова и снова падал, а потом с уверенностью, что всё получится, вставал. Когда радовался, если у меня получались тройные прыжки или серия вращений. Теперь мне придётся отказаться от каждодневной растяжки и упражнений. Я не то что выгорел, у меня нет желания к этому сейчас. Отвращение к своему телу - испорченному, заклеймённому - захлестнула и заставила ограничиться во всём. Вдруг кто-то увидит, насколько я мерзкий, и будет смеяться. Вдруг кто-то поймёт, что я был безмерно унижен.
Я думал. Думал о том, что мои догадки насчёт брата могли оказаться верными. Тот факт, что он постоянно насмехается надо мной после изнасилования, делает его причастным к этому. Мне так неприятно, мерзотно осознавать, что он настолько меня недолюбливает, что готов сломать мне психику, сломать меня, уничтожить. Я обязан был отомстить. Жгучая ненависть, ярость, злость ослепила меня. Каким образом я ему отомщу, я даже не представлял, но некое подобие плана у меня находилось. Отравить его казалось мне отличной идеей. Я хотел бы наблюдать, как он корчится от боли, рвоты, пытается избавиться от яда, как у уголков его губ блещет светлая пенка, как он согинается в предсмертных конвульсиях.