delirium

–Боже, как мне сдать этот предмет, если я его не знаю? – не понимал он и тупо смотрел в тетрадь, всячески пытаясь разобрать и понять конспекты друга, которые тот записывал на протяжении нескольких лет.

Вскоре, отложив тетрадь, устало потер глаза, которые стали болеть от перегрузки, и свободно разлегся на парте. Парень вытянул руки вперед и теперь полностью положил голову на поверхность, тяжело выдохнув при этом. Его русые пряди волос, небрежно разбросанные на голове, взлохматились еще сильнее, а прикрытые карие глаза, чем-то напоминающий свежий и ароматный эспрессо, глядели в одну точку, после медленно закрылись. Синяки под глазами стали намного заметнее. Углубившись головой в промежуток между руками, он начал засыпать.

–Надо было сразу учить, потом бы не парился! А сейчас… Эх, ничему тебя жизнь не учит! - рядом появился его черноволосый друг, и от его неожиданной реплики, он вздрогнул, резко поднял голову со стола, скорчив при этом безразличное выражение лица. Приятель, глядя на него с искренней улыбкой, сел за соседнюю парту.

–Да к это же easy! Не устал я ничего, хоть сейчас этот экзамен дай - все решу до последнего задания, ясно тебе, Хосок? - угрожающе ответил парень и полностью «поднял» свое тело. Теперь он вальяжно забросил ноги на парту и начал качаться на стуле.

–Эх, ну что с тобой поделаешь, холодный, как всегда, да?– риторически спросил Хосок и снова искренне улыбнулся, после чего достал из портфеля учебники, выложил их на парту и тихо добавил -Боже мой, единственное, что охлаждает в такой жаркий день, дак это твоя уверенность и увлеченность ленью.

–Ничего я не холодный, просто ты слишком наивный и вечно весь такой «добренький»! - цокнул он и перевел гневный взгляд на Хосока. А тот в свою очередь, расплылся в улыбке и засмеялся, глядя ему в карие глаза. Хосок уже успел привыкнуть к этому вечно недовольному лицу: к этим густым бровям, которые смыкаются к переносице в любой непонятной ситуации, слегка надутым розовым губам и суженным лисьим глазам.

Он не смог сдержать еле заметную улыбку и, отвернувшись от Хосока, осклабился.

Это был действительно душный и засушливый день. Не спасали и открытые настежь окна. Зато в классе, как и всегда, стоял невыносимый для ушей гомон веселья или наоборот одиночества и тоски. Девочки также, как и мальчики, собирались в отдельные группировки и дружили - общались по интересам, нежели искали себе лживых друзей. Кому-то было плевать на бессмысленную "игру в друзей", и они просто разговаривали на различные темы: начиная с модных журналов, одежды, топовых песен и заканчивая новыми видеоиграми, которые недавно вышли в свет, дорогими машинами и «понтами». Откровенно говоря, вот он – «наш класс» , который ничего, собственно, и не связывает друг с другом. Середина и эпицентр всей анархии, который пытается всё время исправить ситуацию – наш староста – Хичоль. Сносный тип, который был целован богом и стал примером для подражания. Этот мученик настолько полюбился всем, что занимает должность старосты уже не один год и постоянно пытается сплотить наш класс.

Он до сих пор оглядывал шумный балаган и погрузился в глубокие раздумья:

"Жаль, что не хватает нашего любимого и неповторимого Хичоля. Где же носят черти этого Белоснежку?"

А он был легок на помине, знаете ли.

Буквально через две минуты, раскрасневшийся и запыхавшийся, блондин вбегает в центральную точку бурных обсуждений класса, останавливаясь около его парты. Судя по прерывистому дыханию, тяжело вздымающийся груди и фразе : "Пока бежал, чуть не помер", ему в срочном порядке нужно было сообщить что-то важное.

-Юнги, тебя срочно вызывает директор! - отдышавшись, он все-таки обо всем рассказал. 

Скользкое «Боже упаси, что ему надо... Неужто догадался? » перечеркнуло все хорошее настроение, которое итак грозилось упасть ниже плинтуса.

Хичоль снова выдохнул, возгордился выполненным заданием и с довольным выражением лица занял свое рабочее место. Хосок неодобрительно покачал головой, складывая руки на груди.

- И за что на этот раз? Влез в драку? Разбил окно? Или снова занялся грязными делами с нашими «невинными» девицами? Что на этот раз Юнги? –поинтересовался Хосок и стрельнул в него суровым взглядом. Слово «невинными» он особенно выделил – сарказм.

Друг никогда не одобрял его неправильные поступки и старался вывести Юнги на верный путь. Он надеялся, что сможет наставить такого раздолбая на тропу истинную, но время не лечит никого. Да и некого. Это случилось тогда, когда ему было восемь лет. Брат в последний раз улыбнулся перед отъездом, поцеловал малыша в макушку и ушел на свидание со смертью. Она настигла его в молодом возрасте, когда тому должно было исполниться пятнадцать лет, но теперь каждые его уходящие дни рождения Юнги отмечал рядом с его могилой, искренне задувая свечку в одиночестве. Отец не раз говорил ему в трезвой памяти, что всему виной автокатастрофа, но после похорон, когда родитель в очередной раз напился до потери пульса и, забивая до смерти мать, гордо проорал в сокрытии истины, Юнги охватила глубокая ненависть и сомнение. А еще гнилое чувство мести. В ту ночь под истерический вопль матери с мольбами прекратить, он убежал, выпрыгнув из окна своей комнаты второго этажа, как трус, к соседям. Они вызвали полицию и позаботились о бедном мальчике некоторое время до приезда будущих опекунов. Об ужасных событиях того дня с помощью правоохранительных органов узнали дальние родственники из Сеула, поэтому, после случившегося, Юнги забрали к себе дедушка и бабушка по маминой линии, как только приехали в мрачный Тэгу, в арендованную двухкомнатную квартиру. Дешево и сердито.

Судьба старого выблядка мало интересовала его после произошедшего, поскольку он каждый день навещал маму в больнице. Врачи сообщили о том, что она впала в кому и оказалась запертой в собственном теле. А спустя время, бабушка суровым тоном сообщила Юнги, что бумеранг все-таки существует: отца приговорили к пятнадцати годам заключения. Мать скончалась в больнице от полученных травм через две недели, но радостная мысль о том, что она встретится с братом успокаивала его. Похороны прошли тихо, в семейном кругу. Теперь же в сердце образовалась огромная и беспросветная дыра. Такая глубокая. Такая огромная дырища, которую своим присутствием старался засыпать Хосок. Едва ли сравнимо с потоком нескольких песчинок в бездну, но на время действительно помогает.

– Да ну, по мне вполне заслуженно набить морду человеку, решившему оскорбить меня и назвать шизофреническим уебком – начал Юнги и посмотрел на Хосока. На секунду, ему показалось, что друг побелел на три тона кожи.

Хосок тяжело вздохнул.

– Дружище, это, конечно, было заслужено, но можно было решить конфликт без драк? – он недовольно замычал, отчего его красные щеки покраснели еще больше и надулись.

«Сейчас начнется…»

- Юнги, я же все прекрасно понимаю... Многим кажется это странным, но ты пойми, что даже самые лютые ублюдки этой школы дожидаются звездного часа на Голгофе. Поэтому нет нужды бить их... -  пока друг пытался разъяснить это ему по-отцовски, подбирая нужные слова, он демонстративно уткнулся головой в парту и сделал вид, что дремлет. Хосок в очередной раз тяжело вздохнул и закончил - Или пошел я нахер со своими изречениями, потому что зря завел этот разговор...

Внезапно русоволосый встрепенулся, резко поднял голову с парты, посмотрел Хосоку в глаза, заканчивая мысль:
-О, Хо, а вот с последним я согласен.

Такой ответ не заставил долго ждать мгновенной реакции друга. Поэтому тот от всей души отвесил ему смачный подзатыльник со словами: "Это ты так благодаришь своего хёна за заботу!"

Оба захохотали в унисон. Больше бы таких беззаботных дней. Нужно идти.