Наследники Джордано

Особенностью живого ума является то, что ему нужно лишь немного увидеть и услышать для того, чтобы он мог потом долго размышлять и многое понять.

Джордано Бруно

Вы думаете, я не похожа на ту, кто ведет личный дневник? Оно и понятно – я никогда их не вела. Но вчера кое-что произошло, и я решила разобраться, как оказалась в этой точке. Начать лучше с самого начала – с моего падения со Звезд.

Прошлое.

В далеком детстве я сорвалась с горы. Я очень долго падала, катилась и, приземляясь, больно ударилась головой. У меня даже шрам на затылке остался. Я лежала среди веток, прошлогодних листьев и камней и, боясь шевельнуться, смотрела на небо. Я не знаю, сколько часов я так пролежала прежде, чем поняла, что уже наступила ночь. Тогда я впервые увидела Звезды, по-настоящему увидела, я имею в виду. Я лежала там одна, даже комар не пролетал, и смотрела на Звезды. А Они смотрели на меня. И тогда я впервые услышала Их голоса. Сначала это было перешептывание: Они еще не знали меня и не знали, можно ли при мне говорить. Но я не шелохнулась, дыхание было замедленным и тихим. И тогда Они решились открыться мне. Они рассказали всё, что Им было известно, а это не мало. Поведали мне о том, что с высоты Им видно всё: каждую точку на Земле, каждого человека и животное.

Я забралась тогда на гору, чтобы увидеть больше, чем мне позволяли. Но – говорила мне мать – когда слишком высоко забираешься, то обязательно упадешь и очень больно ударишься. Родители посчитали, что они и гора тогда преподали мне хороший урок: оставайся там, где тебе указали на твое место, там, где до тебя уже были твои предки. Но, к счастью, я не поняла этот урок. На следующий день я забралась еще выше и удержалась. Стоя на самой высокой точке, которую я могла осилить будучи еще очень маленькой, я дотянулась до Звезд.

Когда родители узнали, что я снова была на горе, они сделали единственный вывод, на который у них хватило смелости: они решили, что я дура. Ну не могла в их понимании умная и здоровая девочка лезть в гору, когда ей было сказано сидеть дома. Не могла умная и здоровая девочка ослушаться родителей – где такое видано. Вот они и решили, что тогда, когда я ударилась головой, я лишилась части рассудка. Им так проще было думать.

Сначала мне удавалось убегать из дома, чтобы бродить в одиночестве на свободе и слушать Звезды. Но когда мне было двенадцать-тринадцать лет, мать заболела, и мне пришлось отказаться от свободы и от Звезд. Я выполняла всю работу по дому, я была сиделкой матери, нянькой младшим сестрам и братьям. Я была «опорой» отцу. Тогда он стал смотреть на меня как на человека и возможно на минуту подумал, что я всё же не сумасшедшая.

К ночи я сильно уставала, чтобы у меня были силы на общение со Звездами. И тогда однажды... Они стали приходить ко мне во сне. Поначалу я испугалась. Это и на Яву не самая обычная для людей практика, а тут во сне – когда ты настолько беззащитна и уязвима. Но я быстро привыкла к таким посещениям. Чтобы сильно меня не выматывать, Звезды не приходили ко мне каждую ночь. Но в ночи встреч мы очень много говорили. Они рассказывали мне, как и в детстве, о том, что наш мир огромен, что он полнится разными, непохожими друг на друга, странами и такими же разными, не похожими на меня и на всех, кого я когда-то знала, людьми. Мне так хотелось попросить, чтобы Они показали мне то, что видно с высоты, но я не смела. Но однажды, мне не нужно было и просить, Они мне показали. Было непривычно с такой высоты смотреть на мир и видеть его таким крошечным и большим одновременно. Но мне понравилось, и я, похрабрев, уже сама просила Их всё чаще и чаще показывать мне мир...

Мать умерла – этот день рано или поздно настал бы – и последним ее желанием было не что иное, как мое замужество. «Я уже этого не увижу, но это всё, чего мне так хочется» Видимо, отец понял слова матери буквально и решил, что если не выполнит последнюю волю жены тут же, ее призрак явится ему и задаст, потому что не прошло и нескольких недель с похорон, как он привел мне жениха. Я не знаю, каким был тот мужчина, я не «читаю» людей с первого взгляда. Но мне не нужно было и одного взгляда на него, потому что он был не причем. Сразу после чая я ушла к себе в комнату и закрылась. К счастью, отец был твердо убежден, что я это сделала из-за «женской» робости или кокетливости. Кокетка Сибил – как вам? Смешно. Вот и я лежала у себя и тихо смеялась в подушку, слушая отца и «жениха» за дверью. Я соврала бы, если бы не добавила, что я не только смеялась в тот вечер. Когда приступ истерики прошел, я осознала, что этот тип придет завтра снова, а потом еще пару раз до того, пока нас не объявят мужем и женой. В тот же вечер я поняла, что должна бежать отсюда, как делала раньше. Я собрала немного еды, вещей и денег в узелок, и ночь укрыла меня своим теплым крылом. Важно ли, но для полноты картины добавлю – мне не было еще и пятнадцати.

Я решила, что в первую ночь нужно только отойти подальше от знакомых мест и схорониться до утра. Луна и Звезды осветили мне путь и вывели из городка, где я прожила всю жизнь, ни разу его не покидая (не считая путешествий по Звездам). На улице было очень тепло, поэтому, найдя небольшой лесок, я решила, что именно он мне станет сегодня пристанищем. Я легла на траву, положила под голову узелок, достав оттуда грушу и кусок хлеба. Мой взгляд был устремлен туда, куда смотрело и мое сердце. После длинной дороги я скоро уснула, и мне приснился сон...

Мои сны никогда не бывают четкими и ясными. После пробуждения я чаще всего уже сама додумываю и окончание, и смысл. Но этот сон был ясен настолько, будто я смогла откинуть завесу и заглянула в само Будущее. Тогда я еще не могла этого понять, а поняла лишь через почти год скитаний, когда встретила ее. Мадам Вульф.

На протяжении этого года я часто меняла места пребывания. Я работала разносчицей, продавала на рынке цветы или свистульки, собирала в полях кукурузу. Мне не нужно было много. Моим домом был весь Мир, крышей – Звезды, а постелью – Земля. Бывало, я снимала небольшие комнатенки, где моими соседями зачастую оказывались крысы, тараканы и плесень. Как вы можете понять, без сожителей мне было проще, да и безопаснее.

И вот однажды на одном из рынков, где я торговала хризантемами, я ее увидела. Если вы знаете мадам Вульф, вы понимаете: ее невозможно не заметить. Я сразу ее узнала. Она говорила с лавочниками на нашем языке, хотя выглядела совершенно не похоже. Пока я не отрывала от нее взгляда, какой-то человек пытался говорить со мной о цветах. Я слышала его где-то далеко, а здесь – была только она. Длинная коса седых волос лежала кругом на ее голове, которую она несла с таким достоинством, что я не могла уже тогда не восхищаться ею, хотя еще совсем не знала. И вот наши взгляды встретились. Она увидела меня. Потом я поняла, что тот человек, который хотел купить у меня цветы, орал на весь рынок: «Куда ты там уставилась, дура?». Опять кто-то назвал меня дурой. Наверное, мне нужно было сделать вывод, что со мной действительно что-то не так: вот ведь уже посторонние люди стали на это указывать. Но благодаря его крику она меня заметила, поэтому вспоминая сейчас о нем, я не могу злиться. Я даже не могу злиться на родителей. В моем случае, как мне кажется, злиться на них – значило бы злиться на весь мир, ведь именно из-за мира, в котором они жили, они были такими – ограниченными.

Мадам Вульф подошла к моим корзинам с цветами и какое-то время рассматривала их, давая мне рассмотреть себя.

- Хризантема – траурный цветок. – Она потрогала цветок так, будто это было диковинное доселе ей не виданное существо.

- Нет, госпожа, что Вы. – Я вышла из легкого транса, в который она ввела меня своим неземным видом. – Хризантема – символ великой Звезды, которая питает всё сущее. Солнце – источник жизни. – Я вспомнила, для чего я здесь. – Купите этот желтый цветок, ночью он напомнит Вам о свете дня.

- Я не успею насладиться этой метафорой сегодня ночью. – Она с улыбкой смотрела на меня. – Через несколько часов я отплываю домой. И я не хочу брать такое сокровище с собой туда, где оно может погибнуть. – Она продолжала смотреть на меня с легкой улыбкой.

- Тогда просто запомните его таким, – она нравилась мне и я ей как будто тоже, мне не хотелось заканчивать разговор, – и он будет сниться вам, когда вы заскучаете по Звездам.

- Как тебя зовут, сказочница?

- Сибил.

- Ты знаешь происхождение этого имени?

- Нет, госпожа. – Я говорила с ней так, как ни с кем до того. – Но я и без этого знаю, кто я.

- Кто твои родители?

- Простые люди, мелкие купцы.

- А в кого ты такая?.. – Она делала вид, что подбирает слово.

- Госпожа хочет сказать «дура»?

- Я хочу, чтобы ты перестала называть меня госпожой, Сибил. – Ее голос стал более решительным и властным. – Я – мадам Вульф. И я хочу, чтобы ты сегодня поехала со мной. – Очень странное желание, согласитесь. – Тогда ты сможешь называть меня директрисой. Если, конечно, захочешь.

- Простите, я Вас не понимаю... – Я понимала слова, но не понимала, к чему она клонит.

- Сибил, ты хочешь увидеть мир с другой точки? – О, как глубоко она меня рассмотрела тогда.

- Мадам... – Впервые в жизни мне отказал мой язык – я не знала, что сказать.

- Ты хочешь иметь возможность не только дотянуться до Звезд, но и поведать миру о том, что они говорят тебе? – Может, это не я тогда видела сон о ней, может это она мне его показала? – Хочешь, чтобы твои Звезды из сказок стали реальностью?

- Как такое возможно?

Я так любила свои сказки, но я всегда знала, что это только сказки. Что Звезды не говорят со мной – что это я говорю с ними.

- Благодаря кропотливому труду. – Директриса продолжала меня гипнотизировать. – Я это называю образованием.

- Вы предлагаете мне поехать с вами, чтобы учить меня тому, как лучше понять Звезды?

Перед последней репликой она взяла паузу, чтобы я насладилась этой минутой, чтобы я запомнила ее.

- Я предлагаю тебе поехать со мной, чтобы научить тебя лучше понимать себя.

Так я оказалась в Университете мадам Вульф, где встретила тех, кто теперь так много для меня значит.

Настоящее.

Мария лежит на диване в общей комнате гостиницы на первом этаже. Эта комната – то ли столовая, то ли гостиная. Я сижу на этом же диване с ногами Марии на моих коленях и пишу этот дневник для того, чтобы разобраться с мыслями. В кресле рядом с перевязанной головой моей подруги сидит профессор Джордано, и они обсуждают ни что иное, как поход в джунгли. О чем-то спорят, в чем-то соглашаются, жестикулируют, смеются. За круглым столом на трех из шести стульев сидят остальные участники похода и играют в настольную игру, которую они выудили из кучи пыли из древнего серванта, который возможно хранит в себе еще ни одну тайну о постояльцах этой гостиницы. Рядом с сервантом стоит пыльное пианино. Так оно и простоит – беззвучно, пока мы не покинем это место, а может и до донца своих дней. Кора, Максим и Диего страстно увлечены игрой, и даже слова им уже не нужны. Наверное, это поход так на них повлиял.

Уже почти полдень, а наша вторая группа всё еще не вернулась. Профессор сказал, что можно пока не волноваться. А мы и не волновались за них. С ними же Дэнни. Этот талисман не даст им пропасть. Я с ними, очевидно, не пошла, а вызвалась быть сиделкой Марии. Хотя посмотрите на нее! Доктор сказал: никакого волнения, переутомления и громких звуков. А они с профессором затеяли дебаты. Вот только найду доктора, всё ему выложу! Ладно уж. Ей вправду уже лучше. Да и профессор больше философствований разводит, чем говорит о том, через что им в действительности пришлось пройти. А философия еще никого до обморока не довела. Но, может, она просто не задавалась пока этой целью?..

Мария очень сильная. И дело не только в том, как она перенесла поход, а скорее в том, через что ей пришлось пройти задолго до него, еще до нашей встречи. Вот я и подобралась немного к тому, о чем хотела поразмыслить и расставить по полочкам в своей голове.

Прошлое.

Мы с Марией не сразу сблизились. В Университете было много других забот, много всего нового, не хотелось что-то упустить. Когда я увидела ее впервые, то поймала себя на мысли, что уже знаю этот момент – из снов или от Звезд, да кто его знает, откуда, но точно знала. Я осторожно подошла к ней сзади – она стояла у расписания – и сказала на ухо:

- Ты снилась мне еще задолго до этой встречи.

Я боялась ее испугать и... спугнуть. Но волнения были напрасны: она медленно повернулась и, прищурившись, сказала:

- А я знала, что ты подойдешь ко мне еще до того, как ты решила сделать первый шаг.

Согласитесь, не такой реакции ждешь, когда тебе кажется, что ты самая загадочная в этом университете, и привыкла поражать других этой загадочностью.

Какое-то время она просто улыбалась, да и я тоже. В общем, да, наше знакомство началось с улыбки. Классика. Но что может быть лучше... и правильнее.

- Я раньше тебя здесь не видела. Ты новенькая?

Она, как и все, посмотрела на меня сверху вниз (мой рост остановился очень рано, будто сама природа от меня много не ждала, поэтому и не дала разрастись в полную силу) и сказала, что да, ее только вчера приняли. Позже она рассказала, что родители привезли ее в середине семестра, как испорченную куклу, и попросили мадам Вульф, чтобы та ее исправила. На что мадам Вульф ответила им:

- Вам в первую очередь стоило обратиться с этой проблемой к производителям.

Они сделали вид, что не заметили ее тонкой язвительной иронии.

- В ней много лишней энергии. – Говорил отец, мать просто тихо сидела, вжавшись в кресло и теребя платок. – И ничего святого. А об этом месте ходят разные слухи. Говорят, что Вы способны справиться с такой новомодной чушью, как... меланхолия.

- У нас здесь не лечебница. Как же по-вашему университет поможет вашей дочери справиться с болезнью? – Мадам Вульф не могла скрывать улыбки и удивленного взгляда: такого она еще не встречала на своем веку.

- Ее голова, – отец Марии тыкал пальцем в свою лысину, – забита мыслями! – Священник уже не мог усидеть на месте и ходил по кабинету, как перед своей паствой. – Бесполезными мыслями!

- Вы думаете, я здесь поощряю некое... мыслеблудие? – Директриса посмотрела на мать Марии, та не проявляла признаков жизни, как могла бы отметить сама Мария.

- Чем же занимаются ученые, если не... мыслеблудием? – Отец смотрел на мадам Вульф с вызовом, так, будто правда всецело на его стороне. – Всё, что человеку нужно знать, он поймет без копания в книжках!

Мадам Вульф посмотрела на Марию. Та сидела со скрещенными на груди руками и с вызовом взирала на директрису. Она заявилась в университет с нечесаными волосами и в каком-то цветастом балахоне, в котором могла бы спрятаться от непогоды, как в палатке. Получать образование она не планировала, потому не пыталась здесь произвести на кого бы то ни было впечатление. Но незаметной в таком виде не останешься.

- Мария, ты хочешь учиться?

Ответом были все те же скрещенные руки и взгляд, который говорил о том, что ей в этом кабинете уже все наскучили, если не сказать – осточертели.

- Чтобы поступить в мой университет необходимо ответить на несколько вопросов.

Директриса встала со своего места, что заставило священника сесть. Но и снизу он продолжал в своем тоне:

- Спрашивайте. Она считает себя больно умной. – Отец с отвращением посмотрел на дочь. – Пусть отвечает за свои слова.

Директриса подошла ближе к Марии и села рядом.

- Мария, как ты думаешь, почему ты здесь?

- Потому что я не ломаюсь.

- Твои родители, напротив, считают, что ты сломанная кукла, требующая умелой руки мастера.

- Спросите, почему они встают по утрам, и вы сломаете их. Я не сломанная. Это они пытаются сломать меня.

- Ты никогда не хотела учиться в подобном месте? – Директриса взглядом показала на шкафы, забитые книгами и рукописями.

- Я толком не знала о таких местах. – Мария посмотрела по направлению взгляда директрисы и с плохо скрываемым интересом спросила: – Чему здесь учат?

- Многому. – Мадам Вульф пожала плечами. – Но если одним словом – жизни.

- Вы считаете, этому возможно научить? – Мадам впервые увидела этот лукавый взгляд с усмешкой.

- Мария, в чем твоя особенность?

Директриса смотрела на Марию не оценивающе, но с желанием раскрыть эту спрятавшуюся в себя молодую девушку, которая к своим годам уже успела отрастить толстый панцирь, защищающий от мира.

- Я вижу.

Священник шумно вздохнул и скривил лицо.

- Что? – спокойно спросила директриса.

- Всё.

- Достаточно абстрактный ответ. Что например ты можешь увидеть?

Директрису просто так не удивишь какими-то словами, ей нужны были доказательства – дела.

- Я вижу, что у вас была сложная судьба. – Мадам Вульф внимательно слушала свою будущую студентку. – И вы решили учить других преодолевать трудности.

Своим ответом Мария покорила директрису, хоть и не ошарашила. С этого же дня на правах исключения из правил (мало кто поступал без экзамена) Марию приняли в университет.

Мы виделись нечасто, точнее не так часто, как хотелось бы. Обе жадные до знаний, мы проводили дни напролет в лекционных залах и библиотеках. Редко наши носы поднимались от книг. Но когда мы поднимали носы, и наши взгляды встречались, я не могла не улыбаться ей. А в ответ получала ту же улыбку и прищуренный лукавый взгляд. Она всегда на всех смотрит с усмешкой, точно знает о вас нечто такое, чего вы сами о себе еще не знаете.

Однажды теплой осенью – уже на втором курсе – мы сидели во дворе под многовековым деревом и зачитывались каждая своим учебником. Мария всегда делала пометки в учебниках и даже вписывала в них свои мысли и замечания. Мне сложно было к такому привыкнуть.

- Ну как ты можешь спорить с человеком, – начала я свое отчитывание, когда краем глаза увидела, что она что-то вписывает карандашом, перевернув книгу, – который жил несколько веков назад, и всеми давно признан гениальным ученым!

- А что такого? – спросила Мария, не отрываясь от своего спора с признанным гением. – Я же не отменяю его гениальности. Я просто дополняю. Он забыл кое о чем.

- О чем же он мог забыть?

- Ну, – Мария решила прилечь и положила голову мне на колени, – о любви, например.

- А причем тут любовь? – В кое-то веки я смотрела на кого-то сверху вниз. – Ты же читаешь... Что ты там читаешь? «Трактат о построении общества и государства».

- Всё, о чем он говорит, имело бы место в реальной жизни, если бы люди были безвольными и бесчувственными. – Она сказала и застрочила по страницам еще быстрее. – Но люди пока еще иногда проявляют признаки жизни.

- Вот такой диагноз ты ставишь человечеству? «Проявляет признаки жизни»?

- Если этот «великий ученый» забыл о любви, пока работал над «построением общества», то что уже говорить о менее великих?

- Ну, ты и зануда. – Я толкнула ее в плечо. Она была собой довольна.