Ты не Нострадамус
Я освобождаю её от рамы легко, будто она сама поддается. Располагаю на мольберте в центре своей мастерской.
Работы оказывается куда больше, чем я думал. Картина словно становится капризной, как истинная женщина.
Более я не вижу в ней красоты, хоть и помню то навязчивое ощущение, как погружение в сон, гипноз, чувство абсолютной гармонии, который увидел в ней поначалу.
Подступаясь к картине со всех сторон, я пытаюсь найти тот самый ракурс, в котором я увидел её истинный облик. Но передо мной только девушка с кривым лицом, вся вымазанная сажей.
Я с сожалением отмечаю, что в некоторых фрагментах краска и вовсе потерялась, а значит, придется едва ли не заново дорисовывать.
- Уродство, - слышу я сзади звонкий голос. Медленно натягиваю улыбку.
- Умеешь подбодрить, кисунь, - хмыкаю я. - Как всегда.
Моя девушка, Лера стоит опершись о дверной косяк и ехидно смотрит на меня.
- Полнейшее уродство. Ты нарисовал?
- Как бы успел? - я пожимаю плечами.
- А, - протягивает она и машет рукой. - Ну тогда ладно, весьма симпатично. Запомни, все девки, кого ты рисуешь будут страшными. Кроме меня.
Она спускается ко мне по небольшой лестнице, только сейчас вглядываясь в картину. Я же наблюдаю за ней.
Лера моя... сложно сказать одним словом.
Она была моей симпатичной соседкой, девочкой с параллельного класса, затем первой женщиной, а теперь, вроде как, гражданской женой, хотя мы ни разу так друг друга не называли.
Я всегда считал её прелестной. По её плечам струились чёрные прямые волосы, фигуру можно было без ложной скромности назвать точеной, а выражение лица у нее всегда было жестким, этот эффект дополняли похожие на два осколка льда синие глаза.
- Ладно, если честно, с таким лицом её пришлось бы сильно фотошопить, - бормочет она. - Нафига ты это притащил в дом?
- С каким лицом? — лениво уточняю я.
- Кривым и перекошенным, - Лера с явным неудовольствием разглядывает картину.
Вздыхаю. Да, она тоже не увидела того, что я. Теперь нужно восстанавливать это видение в памяти, иначе я действительно просто трачу время.
- Понимаешь, она идеал.
- Чего?!
На лице Леры столько непонимания, что я начинаю быстро объясняться.
- Красота, женская, имеется в виду, понятие очень субъективное. Кому-то нравятся худые, кому полные, светловолосые, темные, рыжие, смуглые, бледные. Любая женщина стоит в центре между теми, кто будет её красивее, или же некрасивее, но эта... она абсолютный идеал.
Я подхожу к картине вплотную и оборачиваюсь на Леру, чей взгляд не выражает ничего доброго.
- Зая, ты слепой?
- Наоборот! Я увидел в ней то, чего не видит никто. Я увидел и очень хочу вернуть ей первозданный вид, чтобы другие тоже увидели. Чтобы и ты увидела. Это сложно описать словами.
Лера молчит. Хлопает длинными, наращенными ресницами.
- Ты заказ доделал?
Несколько моделек для компьютерной игры. Морщусь.
- Уже отослал. Приняли. Гонорар вышлют в понедельник.
- Хорошо. Тогда... можешь продолжать, что ты там делаешь, - Лера морщит носик, явно пытаясь подобрать слова, а я расплываюсь в улыбке.
Насколько же она милая, когда так крепко задумывается. Я обожаю наблюдать за её эмоциями, чувствами, как они отражаются на её лице, как на мониторе. Ничего не скрыть.
И она сама не представляет, какой бывает удивительно, умопомрачительно хорошенькой. Именно тогда, когда не пытается быть таковой.
Да, девушка из картины - идеал женской красоты. Но Лера больше чем идеал. Для меня Лера - всё.
Всё что осталось в моей жизни, после помешательства и гибели матери, после убийства отца в 90-ые. После смерти тётки, от которой мне и достался этот маленький дом на две комнаты и подвал. У меня осталась только Лера.
- Пошли есть, Микеланджело. Я кое-что купила, - бурчит она.
Я провожаю взглядом свою девушку, оглядываюсь на картину, киваю, будто прощаясь с ней, и иду за Лерой.
Мы поднимаемся по скрипучей лестнице, я держусь за перила, понимая, что, рано или поздно, моя нога явно провалится в одну из ступенек.
Лера подходит к окну и открывает его. Под лай соседской собаки, она начинает разбирать небольшой пакет из супермаркета. Я же прислоняюсь к стене и бормочу:
- То, что я увидел в ней, Лер, вызовет у тебя синдром Стендаля, когда ты тоже увидишь.
- Чего?
- Ну, это такой эффект подавленного состояния, когда ты видишь нечто настолько превосходное, что оно тебя опустошает. Я думаю, на это не меньше месяца уйдет, но...
- Месяц, - фыркает Лера. - А мне неделю всего ждать, до красоты.
- Ждать чего?
Лера замирает с пакетом молока в руке. Поднимает на меня неловкий взгляд и также улыбается.
Виновато.
Чёрт!
Я чувствую укол в сердце, выдыхаю воздух тонкой струёй.
- Я не хотела так говорить, думала, мы сначала поедим, - бормочет Лера. - Извини.
И ведь «извини» не за то, что она сделала, а за то, как я это узнал.
- Ты пошла к нему?
- Ну да, конечно же, я пошла, - Лера показательно отворачивается от меня. Теперь, она решает действовать иначе, не быть виноватой. Идёт к маленькому холодильнику.
- «Конечно же»? - повторяю я.
- Портфолио будет через неделю. Обрабатывать нужно не так уж и много, так что, это даже быстро, - пытается сменить тему.
- Лера. Я же просил. Вчера. Я просил тебя.
Она недовольно закатывает глаза.
Лера знает о том, что мои сны имеют противное свойство сбываться. Это было еще с моего детства.
Мне снились тёмные твари, что поселялись в теле моей матери, а потом мать потеряла рассудок. Я видел во сне, как убивали моего отца, а потом, узнал этих убийц на судебном заседании. Видел сон, как будто заживо гниёт моя тётка. Уговаривал её пойти к врачу, и, когда уговорил, было уже поздно.
Я редко вижу сны, но не помню ни одного, который бы не сбылся. Они являют мне образы будущего, или же скрытого от меня же настоящего.
И я четко видел сон, который говорил о том, что поход к фотографу, что обещал бесплатное портфолио принесёт беду. Что-то чёрное, липкое, грязное, что окутывало Леру.
- И, как видишь, всё хорошо. Со мной ничего не случилось! Олег, я не буду отказываться от своей мечты из-за твоей паранойи и душащей ревности! С чего бы? - Лера соизволяет обернуться и наградить меня злым взглядом. - Я имею право на свои мечты, на свои цели и я к ним иду. И буду идти!
- Да, хорошо, что ты вернулась, - холодно отмечаю я.
- Олежа, не нуди, - протягивает Лера. - Как видишь, ты не такой уж и Нострадамус - я жива и здорова. Всё. Будь попроще.
Она подходит ближе, гладит меня по щетине и улыбается. Я только осторожно киваю, получая мокрый и громкий поцелуй в губы. Ощущаю вкус её вишневой помады и снова киваю. Обида на сердце тает.
Может она и права? Может, я слишком много надумываю?
