Я выбираю жить

Тучи все чаще начали сгущаться над нашим домом. Заболел папа. Ему поставили эпилепсию. Неоперабельная аневризма в голове, которая не поддавалась лечению, а лекарства только уменьшали симптомы.

Каждый раз, когда случался приступ, я видела его с синяками под глазами, с разбитыми локтями и коленями. Он падал на улице, в транспорте, дома. Люди пугались, шарахались в сторону, но он вставал, приходил в себя и возвращался ко мне — мой самый родной, мой самый любимый папа.

Несмотря на его болезнь, моё детство было счастливым.
Мы с папой были неразлучны. Он не мог работать из-за болезни, а я училась на домашнем обучении. Это сделало нас напарниками по жизни.

Каждое утро начиналось с его ласкового голоса:
— Доброе утро, Сандугач. Пора вставать.
"Сандугач" — значит "Соловей" на татарском. Это было моё имя в его устах.
Как бы я хотела просыпаться под этот голос снова...

Счастливые дни
Папа был моим лучшим другом. Он играл с моими друзьями в мяч, смеялся вместе с нами, всегда придумывал новые игры. Он помогал мне делать поделки из бисера, терпеливо находил для меня нужные детали, разбирал старые украшения, чтобы мы могли создать что-то новое.
Мы вместе слушали музыку, он очень любил слушать песни. До сих пор его пластинки вели развешаны в моей комнате. Я помню, как он включал старые кассеты, закрывал глаза и начинал напевать. Его голос был теплым, глубоким. Музыка наполняла наш дом светом и покоем.

Мы готовили вместе.
Я помню запах его фирменных хлебцев, аромат свежего хлеба, яйца и чай. Я помогала ему резать овощи, а он рассказывал истории — про своё детство, про свою молодость, про мир, который я еще не знала. Это были самые солнечные моменты в моей жизни.

Но тьма всегда ждёт удобного момента.

ПЕРВАЯ ТРЕЩИНА В РЕАЛЬНОСТИ

Мне было шесть лет. Мы с папой остались дома вдвоем. Мама работала, взяв на себя весь груз заработка. Это был обычный день. До тех пор, пока не случился новый приступ.

Но в этот раз было что-то странное.
Он медленно зашел в дом, оглядываясь по сторонам, словно искал кого-то. Я смотрела на него настороженно, словно заяц затаившийся от охотника
Уже тогда я привыкла к тому, что в такие моменты его поступки непредсказуемы, нельзя было знать наверняка, что может случится потом. Но в этот раз он выглядел... чужим.

Он замер, посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом и произнес:
— Девочка, а где твои родители?
Я не поняла.
Мой собственный отец не узнал меня.
Мир рухнул.
Если даже дома больше не безопасно, то где мне искать защиту?

ТЬМА ДЛИННОЙ В 14 ЛЕТ

С этого дня что-то во мне сломалось. Я всегда знала, что однажды могу снова увидеть в его глазах пустоту. Что в любой момент он может посмотреть на меня, как на незнакомку. Пишу это и на глазах моих слезы. Это именно та рана, которую невозможно залечить ни временем, другими лекарствами. Она всегда как маяк возвращающий меня к тому, что счастье это быстротечно.

И так длилось 14 лет.
Я любила его.
Но я боялась этого взгляда.

21 ДЕКАБРЯ 2014 ГОДА
Мы ложились спать вскроем, канун Нового года, дух праздника. Я помню тот вечер и то напряжение, которое висело в воздухе.
Мы поссорились, мне хотелось, чтобы все было здесь и сейчас и сделано так как я хочу.

Я была подростком. Упрямой, резкой. Он был болен, его состояние ухудшалось, он словно чувствовал надвигающуюся тьму. Между нами была пропасть непонимания, но тогда мне казалось, что время еще есть, что всё можно исправить.

Но 21 декабря мы легли спать втроем.
А проснулись только двое.

Для папы утро не настало.

Одиночество

Когда уходят любимые, остаются вопросы.
"Почему?"
"За что?"
Ощущение пустоты разливается внутри, будто кто-то вынул из груди сердце и оставил лишь звенящую тишину. Мир продолжает жить — люди смеются, идут по улицам, покупают кофе, строят планы. А я стою среди них, но словно за стеклом. Они говорят что-то, улыбаются мне, но их голоса не доходят. Я не чувствую их тепла, не ощущаю их присутствия.
Одиночество не кричит. Оно тихое. Оно просачивается в кости, растекается по венам, делая тело тяжелым, будто каждая клетка наполняется свинцом. В нем нет драмы, нет резких движений — только медленное погружение в бездонный холод.
Брошенность — это когда тебе кажется, что весь мир продолжает двигаться, но без тебя. Будто ты вышел из реальности, а она не заметила. Ты идешь по улицам и видишь, как кто-то держится за руки, кто-то спешит домой, где его ждут. А у тебя нет дома. Дом был там, где был он.
Я смотрю на людей, но никто из них не может заполнить пустоту. Никто не может заменить его голос, его взгляд, его руки, которые всегда находили мои, когда мне было страшно. Теперь страха больше, чем рук, способных его унять.
Тысячи людей проходят мимо, но никто не видит. Брошенность — это когда рядом могут быть сотни, но ты все равно один.

8 ФЕВРАЛЯ 2015

Боль внутри стала невыносимой. Она не кричала — она грызла меня изнутри, день за днем, ночь за ночью. Казалось, что я больше не существую. Что меня стёрли, размыли, как блеклую акварель под дождем. В груди зияла черная дыра, засасывающая последние остатки чувств. Не было будущего. Не было сил. Было только одно желание — прекратить это. Перестать существовать.
Я не справилась.
Я не видела смысла.
Я решила уйти.
Я помню тот момент, когда пустота внутри пересилила даже страх. Когда не осталось ни одного лучика надежды, за который можно было бы зацепиться. Мне казалось, что этот мир больше не для меня. Что папа там, по ту сторону, и мне нужно туда. Что я должна его догнать. Я была уверена, что именно так все должно закончиться.
Но мама и брат успели.
Они вытащили меня.
Они вернули меня.
Тогда я не понимала, зачем. Почему они не дали мне уйти? Почему мне пришлось остаться, если я так хотела покоя?
Но на этот раз я осталась. Ведь у Бога на нас свои планы.

КАРМА

Я долго не могла принять его смерть.
Каждое утро я просыпалась с надеждой, что это был всего лишь страшный сон. Что вот сейчас я открою глаза, выбегу в гостиную, и он там — живой, улыбающийся, с чашкой кофе в руках. Но комната была пуста. Тишина дома резала слух. Она наполняла воздух тяжестью, которую невозможно было сдвинуть.

Я прокручивала этот день снова и снова, в тысячах вариантов. Что, если бы я что-то сказала иначе? Что, если бы я обняла его крепче в тот вечер? Что, если бы я смогла его спасти?
Но духовный путь показал мне то, чего я раньше не понимала.

Мы уже проходили это.
Я увидела свои прошлые жизни, и вдруг все сошлось. Папа всегда был рядом со мной, в разных телах, под разными именами, но неизменно родным человеком. И всегда он уходил первым. Всегда я оставалась одна. И всегда я не выдерживала этого.

В одной жизни он был моим старшим братом, погибшим на войне. Я повесилась от горя.
В другой — моим мужем, сгоревшим в пожаре. Я бросилась в пламя вслед за ним.
В третьей — моим сыном, умершим от болезни. Я утопилась в реке, не выдержав утраты.

Этот сценарий повторялся снова и снова, как заколдованный круг, из которого не было выхода. Каждый раз боль казалась невыносимой. Каждый раз я думала, что нет смысла продолжать.
Но в этой жизни всё должно было быть иначе.

В этой жизни мне нужно было остаться. Прожить. Выдержать.
Я думала, что потеряла его, но он не ушел. Он вознесся. И теперь он стал духовным наставником моей души.

Я поняла, что всё, что случилось — это не проклятие, а путь к осознанию. Рак, папа, его смерть — все эти события не случайны. Они привели меня к главному пониманию:

Жизнь — это дар.

Дар, который я столько раз отвергала, но теперь, наконец, научилась ценить.