Аттитюд

   Замок, будто вырезанный из черного мрамора и застывший на холме, дремал в завесе тумана. Свет свечей внутри его залов играл на поверхности драгоценных кристаллов люстр, разбрасывая призрачные блики на лица танцующих аристократов. Скрип скрипки, звон бокалов, и шаги по мрамору — всё это создавалo иллюзию вечного бала, где время давно перестало существовать.

Тем временем далеко от зала, за толстыми стенами и изгородями, скрытыми под тяжёлой пеленой белого тумана, два несчастных блуждали. Несвоевременность их прибытия на коронарный бал роковая ошибка.

— Олаф... мы вероятно просто сбились с пути(, — прошептала Шужанна, сжимая промокшую ткань платья.
— Не может тут быть никакой реки! Проклятый туман... и этот чертов монарх! — высказал Олаф, злобно пнув кочку.
   К великому несчастью когда-то бывалая река с годами стала тыхлым прудом, а затем и вовсе влага пробила свой путь в корни деревьев и глубоко в почву местной несчастной всеми забытой земли. Теперь река остаётся только на карте в руках Олафа, отныне здесь царствует бездушное безграничное болото, холодная дрязина .
— Зачем мы вообще туда идём? Мы нищие, Шузи. Эти костюмы из дома твоих покойных вторых родителей... Они воняют гнилью и молью. На балу мы будем выглядеть как дворовые шуты к каждому из слуг.
— Замолчи, — процедила Шужанна. — Твоя паника нас точно погубит. Нам нужен шанс. Один взгляд на монарха — и, возможно, мы уже не будем теми, кем были раньше.
— К чёрту монарха! — выдал он.
— Заткнись! — голос Шужанны прорезал влажный воздух. — Просто... веди нас пока мы не утонули в этом чертовом болоте.

Олаф злобно указал вперёд, туда, где из тумана проступал силуэт мертвого дерева. Земля под ногами чавкала, будто их вели по ковру из мяса. Заросли рвали её платье, оставляя следы грязи и колючек. В тусклой надежде выследить путь он полез на дерево, дабы свысока кинуть взор на влажный ад, рванув пиджак и, ударившись лицом о ветку, едва не выколол себе глаз.

— Сучий потрох! — заорал он, теряя равновесие.

Сидя на влажной земле, Шужанна закрыла глаза. Больше всего ей хотелось исчезнуть..

..Навсегда.

  В предысторий Шужанны на её голову всегда сыпались беды, будто небо выбрало её для злобной шутки. Для Шужанны слово "несчастье" было не метафорой — это было её имя, только никто его вслух не произносил. Она никогда ничего не сделала, чтобы заслужить такую жизнь. Она не согрешила. Она не предала. Она просто родилась не там, не тогда, не у тех.

В семье, где она появилась на свет, даже крысы искали выход из дома где не почивают. Голод был не гостем, а постоянным жильцом, а страх не проснуться на следующее утро был обычаем как стук сердца. Когда её тело начало принимать очертания девушки, её сразу же продали мерзкому купцу, как продают солидный, но ненужный кусок мяса на последнем прилавке — дешево, быстро, без сожалений.

К единственному счастью в жизни Шужанны, после предательства её родителей, по пути в сад Сестёр, куда свозили других девушек с похожей участью, случилось для кого-то нечто, счастье, везение. А для кого-то невзгода, напасть и внезапность.
Нападение. Разбойники, их руки не перестают пахнуть отвратом, отсутствием справедливости и кровью бедных людей.
Жадный взгляд их главаря зацепился не за девушек, а за одну белую лошадь, слишком роскошную для такого нищего каравана. Слишком чистую для такой грязной дороги.

Эта лошадь, всего лишь лошадь, стала последней каплей, перевесившей чашу судеб.

Кровь. Быстрая. Горячая. Без разговоров. Вырезали шею всем, кому день был последним. Уже лежащие, истекающие безостановочной кровью тела даже кричать не могли.
Купец умер, не успев и схватиться за мушкет. Его подручные — как соломенные куклы, ворочатся на земле, выполняя последний неуклюжий танец. И пока жадность захлёстывала чужие руки, Шужанна бежала. Бежала не за жизнь. Она бежала от чужих рук. От гнилых цепей. От запаха масла на коже мёртвого купца.

Добравшись до одной из деревень, она впервые встретила людей, которые не смотрели на неё как на товар. Никто не дал ей достойных тряпок, но дали хлеб. Не обещали любви, но позволили сидеть у огня. И в той тени, где догорала солома, она впервые поняла, как может пахнуть ночь, в которую тебя не продают.

А потом был Олаф.

Среди нищих, грязных, злых и беззубых Олаф выглядел как обгоревшая свеча, едва светит, но светит лучше, чем темнота. Он не был добр. Не был великодушен. Но в его поступках была логика, и в этой логике было место ей.

Если выбирать спутника в путь через туман, грязь и мрак, пусть это будет тот, кто будет идти с тобой в тишине, но всегда первым услышит, если ты оступишься.

Так Шужанна осталась рядом с Олафом.

Они не были счастливой парой.
Но в его молчании она слышала: "Если ты упадёшь — я протяну руку."

   Открыв глаза Шужанна понимает что её странное желание исчезнуть не сбывается. А Олаф всё так же лезет на мёртвое высокое дерево, попутно выкрикивая непристойные слова, что он знает