Глава 25.
Часть III
ОХОТНИКИ
ГЛАВА 25
Разоделись
Томми вихрем носился по студии, собирал пивные банки и тарелки с завтраком и утаскивал все на кухню.
— Сучка! — жаловался он Пири. — Акула. У меня же нет опыта. В «Космо» ж не печатают статей, как ухаживать за вампиршами. Кровь пьют, днем спят, черепах ненавидят, ползают украдкой, не покупают туалетную бумагу — черствая сучка! — Он вывалил охапку тарелок в раковину. — Я этого не просил. Ко мне на завтрак приходят друзья, а она с катушек слетает. Я разве возмущался, когда ее мамаша заявилась без предупреждения? Я слово сказал, когда она дохлого парнягу домой приволокла и под кровать засунула? Без обид, Пири. Я жалуюсь на ее жуткий график жизни? На ее гастрономические наклонности? Нет, я не сказал ни слова... Не то чтоб я приехал в Город, типа: «О, скорей бы найти такую женщину, у которой в жизни одна радость — высасывать из меня телесные жидкости». Ладно, может, для того я в Город и приехал, но не в этом смысле.
Томми завязал мусорный мешок, набитый пивными банками, и швырнул в угол. Жестяной треск эхом отдался у него в голове, напомнив о похмелье. Томми сжал пульсирующие виски и ввалился в ванную, где его тошнило, пока он не решил, что сейчас его желудок вывернет наизнанку. После чего он оттолкнулся руками от раковины и вытер глаза. Из ванны на него взирали две каймановы черепахи.
— Чего уставились?
Челюсть Скотта отпала, и он зашипел. Зелда нырнула в испакощенную воду, налитую на фут, и поплыла, упершись носом в угол ванны.
— Мне в душ надо. А вы, ребята, попаситесь пока.
Томми нашел полотенце и оборол черепах одну за другой, а потом встал под душ и стоял там, пока вода не остыла. Одеваясь, он смотрел, как Скотт и Зелда бродят по спальне, сталкиваясь со стенами — после чего они всякий раз давали задний ход и уползали, пока перед ними не вырастала новая стена.
— Вам тут плохо, ребята, да? Никто вас не ценит? Ну, похоже, Джоди вы без надобности. Известное ли дело — вампир со слабым желудком? Незачем нам тут всем мучиться.
Молочные ящики, в которых сюда приехали Скотт и Зелда, Томми оставил под грязное белье. Теперь он все вывалил на пол и выстелил ящики мокрыми полотенцами.
— Пошли, ребята. Идем гулять в парк.
Он определил Скотта в ящик и вынес на тротуар. Потом вернулся за Зелдой и вызвал такси. А когда опять спустился, из литейной мастерской вышел один скульптор-мотоциклист. Стоял и промокал бороду от пота банданой.
— Наверху живешь, да? — Скульптору было лет тридцать пять — волосатый и бородатый, в закопченных джинсах и таком же жилете, без рубашки. Из жилета вылезало пивное брюхо и свисало на ремень, как здоровенный волосатый мешок с пудингом.
— Ну. Том Флад. — Томми поставил ящик на тротуар и протянул руку. Скульптор стиснул ее так, что Томми поморщился.
— Фрэнк. А напарник мой — Бонза. Он внутри.
— Бонза?
— Мы по бронзе работаем.
Томми растер смятую руку.
— Не понял.
— Разница в одну букву.
— А. — Томми кивнул, будто и сам сообразил.
— Что с черепахами?
— Домашние животные, — сказал Томми. — Слишком выросли, в квартире не помещаются, поэтому я сейчас отвезу их на такси в парк «Золотые Ворота» и выпущу в пруд.
— Это из-за них твоя старуха свинтила такая недовольная?
— Ну, больше не хочет держать их в доме.
— Блядские бабы, — сочувственно произнес Фрэнк. — Моя последняя меня все время пилила, что я держу в гостиной мотороллер. Вот он-то и остался.
Очевидно, Фрэнк полагал, что в ящике из-под молока Томми должен выносить Джоди. Для него Томми был слабак.
— Подумаешь, — пожал плечами Томми. — Они все равно ее были. Мне-то без разницы.
— Мне пара черепах не помешает, если хочешь сэкономить на такси.
— Правда? — Томми все равно не радовала мысль о том, как он будет грузить черепах в такси. — Вы же их не станете есть, правда? Мне, то есть, безразлично, конечно, только вот...
— Да ни, блядь, за что, чувак.
Подъехало синее такси. Томми махнул водителю и снова повернулся к Фрэнку.
— Я их гамбургерами кормил.
— Клево, — сказал Фрэнк. — Беру.
— Мне пора. — Томми открыл дверцу такси и еще раз посмотрел на Фрэнка. — Можно я их буду навещать?
— В любое время, — ответил Фрэнк. — Увидимся. — Он нагнулся и поднял ящик с Зелдой.
Томми сел в машину.
— «Безопасный способ» в Марине, — сказал он. Приедет на пару часов раньше, но в студии сидеть не хотелось. Велик риск еще одной взбучки, если Джоди вернется. А там почитает, что ли.
Такси поехало, и Томми оглянулся в заднее окно. Фрэнк заносил вторую черепаху в мастерскую. Томми казалось, что он только что бросил собственных детей.
Джоди подумала: «Наверное, не все поменялось, когда я поменялась». Даже толком не сообразив, она очутилась в «Мэйсиз» на Юнион-сквер. Ее сюда словно бы направило некое инстинктивное навигационное устройство, приводимое в действие конфликтами с мужчинами. В прошлом она тут оказывалась раз десять — в сумочке полно мокрых от слез «Клинексов», а все кредитные карточки близятся к лимиту. Обычная — и весьма человеческая — реакция. Джоди замечала, что другие женщины поступают так же: роются на вешалках, прикидывают ткани, сравнивают цены, глотают слезы и злость и по правде верят продавцам, которые говорят им, что они потрясающе выглядят.
Интересно, подумала Джоди, знают ли универмаги, какой процент прибыли поступает к ним от семейных драм. Проходя мимо стенда с непристойно дорогой косметикой, она заметила рекламу: «Крем молодости „Меланж" — потому что он никогда не поймет, почему ты этого достойна». Ну, всё они понимают. Добродетельные и обиженные обретут утешение на распродаже в «Мэйсиз».
До Рождества оставалось две недели, и все магазины на Юнион-сквер работали допоздна. Мишура и огоньки увешивали все проходы до единого, а все товары, не маркированные для распродажи, были украшены псевдохвойными веточками, а также красненькими и зелененькими ленточками, равно как и всевозможными пластмассовыми имитациями снега. Стаи увешанных пакетами покупателей трюхали по проходам, словно бодрый кордебалет с бубенцами на Батаанском марше смерти. Они очень старались не останавливаться, чтобы какой-нибудь декоратор не принял их случайно за манекены и не обрызгал порошей из баллончика.
Джоди смотрела, как от лампочек тянутся следы тепла, глубоко вдыхала мешавшиеся ароматы помадок и помад, конфет и тысяч одеколонов и дезодорантов, слушала жужжание сервомоторов, одушевлявших электрических эльфов и северных оленей под покровом рождественских гимнов, размягченных для универмагов, — и ей все это нравилось.
«Рождество для вампиров лучше», — думала она.
Раньше она терпеть не могла толпы, а сейчас они скорее похожи на... на стада скота — безобидные и бессмысленные. Хищнику в ней даже дамы в мехах, бывало, действовавшие на нервы, теперь казались не просто безвредными — в этом мире обостренных ощущений они были натурально просветлены.
Хорошо бы голой покататься по норковому меху, подумала Джоди. И сама себе нахмурилась. Но только не с Томми. По крайней мере — пока.
Она поймала себя на том, что внимательно осматривает толпы, выискивая темный ореол, который выдал бы умирающую... добычу, — но осеклась, и ее передернуло. Посмотрела поверх их голов, как ездок в лифте, что старается не смотреть в глаза, — и ее привлекла черная вспышка.
То было платье для коктейлей, минималистично выставленное на манекене изможденной Венеры Милосской в колпаке Санты. МЧП — Маленькое Черное Платье, эквивалент ядерного оружия в мире моды; публичное исподнее, эффективное не потому, что оно есть, а потому, что его может не быть. Чтобы носить МЧП, нужны тело и ноги. У Джоди они имелись. А кроме того, должна быть уверенность — но вот ее-то Джоди в себе никогда не могла собрать. Она оглядела свои джинсы и толстовку, затем посмотрела на платье, затем — на свои кроссовки. И протолкалась через толпу к платью.
Сзади к ней поступила округлая и со вкусом одетая продавщица.
— Вам помочь?
Взгляд Джоди не отрывался от платья, будто оно было звездой Вифлеемской, а ее саму до одури накачали миррой и ладаном.
— Мне нужно посмотреть это платье на троечку.
— Очень хорошо, — ответила женщина. — Пятерочку и семерочку я тоже прихвачу.
Джоди обратила внимание на продавщицу — женщина воззрилась на ее толстовку так, точно из нее сейчас полезут щупальца и удушат ее на месте.
— Троечка будет в самый раз, — сказала Джоди.
— Троечка может оказаться туговата, — сказала продавщица.
— В том-то и смысл, — ответила Джоди. И любезно улыбнулась, воображая, как будет вырывать клочья ее со вкусом оттененной прически.
— Тогда давайте снимем с него номер, — сказала женщина, демонстративно держа ярлык так, чтобы Джоди рассмотрела цену. И украдкой глянула на реакцию.
— Он платит, — сказала Джоди, только чтобы досадить. — Это подарок.
— О, как мило. — Продавщица попыталась просиять, но ей, очевидно, стало противно. Джоди хорошо ее понимала. Полгода назад она сама бы ненавидела такую женщину, какой теперь притворялась. Продавщица сказала: — Будет чудесно для праздничных вечеринок.
— Вообще-то оно на похороны. — Джоди уже не помнила, когда ей было так весело в магазине.
— О, простите. — Женщина скроила виноватую мину и сочувственно прижала руки к сердцу.
— Да ничего. Я усопшую не очень хорошо знала.
— Понимаю, — сказала продавщица.
Джоди потупилась:
— Его супругу.
— Сейчас вынесу платье. — Продавщица отвернулась и поскорей улепетнула.
Томми был в «Безопасном способе» до закрытия всего один раз — когда устраивался на работу. Теперь магазин казался чересчур активным и одновременно чересчур спокойным без ревущих в динамиках «Роллинг Стоунз» или «Пёрл Джем». Такое ощущение, что на его, Томми, личную территорию вторглись чужие. Ему не нравились покупатели, портившие труды Животных тем, что снимали товар с полок.
Проходя мимо кабинета, он кивнул управляющему и нацелился в комнату отдыха убивать время до работы. Комната представляла собой помещение без окон за мясным отделом. Обставлена она была литыми пластмассовыми стульями, складным столом из формайки, кофейным аппаратом и ассортиментом плакатов по технике безопасности. Томми смел со стула какие-то крошки, нашел под открытой упаковкой черствого печенья «медвежьи когти» номер «Ридерз дайджеста», весь в кофейных потеках, и сел читать и дуться.
Прочел он «Медведь съел маму! Драму в реальной жизни» и «Я — двенадцатиперстная кишка Джо» — и его потянуло в туалет и на Средний Запад: журнал этот ассоциировался у него и с тем, и с другим. Томми перелистнул на статью под заголовком «Летучие мыши: наши дикие друзья с прикольными крылышками». Его двенадцатиперстная кишка затрепетала в предвкушении.
В комнату отдыха кто-то зашел, и Томми сказал, не отрываясь от журнала:
— А тебе известно, что если кожанов кормить не насекомыми, а человечиной, одна такая летучая мышь за ночь может сожрать все население Миннеаполиса?
— Я не знала, — ответил ему женский голос.
Томми оторвался от статьи и увидел новую кассиршу Мару — она отодвигала стул от стола. Высокая и скорее худощавая, но с большой грудью, блондинка лет двадцати. Томми-то рассчитывал увидеть кого-то из подавальщиков, поэтому секунду просто пялился на нее, переключая передачу.
— Ой, здрасте. Я Том Флад. В ночной бригаде работаю.
— Я вас видела, — ответила она. — Мара. Я новенькая.
Томми улыбнулся.
— Приятно познакомиться. Я пораньше пришел, кое-какой бюрократией позаниматься.
— «Ридерз дайджестом»? — Она вздела бровь.
— А, этим? Нет, обычно я его не читаю. Заметил вот статью про летучих мышей, решил поглядеть. Они же наши дикие друзья с прикольными крылышками, знаете? — Он посмотрел на страницу, словно бы подтверждая интерес к теме. — К примеру, вы знали, что вампир обыкновенный — единственное млекопитающее, которого успешно заморозили, а потом оттаяли живым?
— Простите, но от летучих мышей мне не по себе.
— Мне тоже. — Томми отшвырнул журнал. — А вы читаете?..
— Сейчас битников. Я только что сюда переехала, хотелось как-то проникнуться литературой Города.
— Да вы шутите. Я сам тут всего несколько месяцев. Здоровский это город.
— Я еще не успела толком оглядеться. С переездом и прочим. У меня дома было плохо, и я сейчас пытаюсь как-то справиться.
Разговаривая, Мара не смотрела на него. Томми сначала показалось, что он ей противен, но, присмотревшись, он понял: Мара просто очень робеет.
— Вы были на Северном пляже? Там жили все битники в пятидесятых.
— Нет, я пока не очень хорошо ориентируюсь.
— О, вам обязательно надо в «Городские огни» и к «Энрико». Там во всех барах на стенках портреты Керуака и Гинзберга. Чуть ли не слышно, как джаз ревет.
Мара наконец посмотрела прямо на него и улыбнулась.
— Вас битники интересуют? — Глаза у нее были огромные, блестящие и хрустально-голубые. Она ему очень понравилась.
— Я сам писатель, — ответил Томми. Теперь настал его черед отвести взгляд. — То есть хочу стать писателем. Раньше я жил в Чайна-тауне, это совсем рядом с Северным пляжем.
— Может, вы мне и расскажете, куда тут лучше сходить.
— Да я вас туда сам отведу. — Едва это приглашение вылетело у Томми изо рта, он захотел, чтобы оно залетело обратно. Джоди его убьет.
— Было б чудесно, если вы не против. Я в Городе больше никого не знаю, только других кассирш, а они семейные все.
Томми смешался. Управляющий говорил, что недавно она потеряла ребенка. Томми предполагал, что она замужем. Не хотелось бы, чтоб она решила, будто он ее клеит. Клеить ее он и не собирался. Вот был бы по-прежнему одинок, ничем не связан...
Нет, Джоди не поймет. У него никогда раньше не было подруги, а потому — и соблазна ходить налево. Он понятия не имел, как с этим быть. Он сказал:
— Я могу вам с мужем показать, что тут где, а вечером вы развлечетесь в городе хорошенько.
— Я в разводе, — сказала Мара. — Замужем я пробыла не очень долго.
— Извините, — сказал Томми.
Мара покачала головой, словно отмахиваясь от его сочувствия.
— История недлинная. Я забеременела, и мы поженились. Ребенок умер, а он ушел. — Произнесла она это без всякого чувства, словно сама эмоционально отстранилась от пережитого, будто случилось это с кем-то другим. — Здесь я пытаюсь начать все заново. — Она глянула на часы. — Пора мне на кассу. Увидимся.
Она встала и пошла из комнаты.
— Мара, — окликнул ее Томми. — Мне бы очень хотелось показать вам город.
— И мне. Спасибо. До конца недели я в дневной смене.
— Пустяки, — сказал Томми. — Давайте завтра вечером? Машины у меня нет, но можем встретиться на Северном пляже у «Энрико», если хотите.
— Запишите адрес. — Она вынула листок и ручку из сумочки и дала ему. Томми записал и вернул.
— Во сколько? — спросила она.
— В семь, наверное.
— Значит, в семь. — Она вышла.
Томми подумал: «Я покойник».
Джоди повернулась перед зеркалом, любуясь, как на ней сидит МЧП. Сзади у платья был вырез до копчика, а декольте спускалось до низа грудины, но упасть платью не давала прозрачная черная сеточка. Продавщица стояла рядом и хмурилась, держа размеры побольше.
— Вы уверены, что не хотите примерить пятерочку, милочка?
Джоди ответила:
— Нет, это прекрасно годится. И мне к нему нужны прозрачные черные чулки.
Продавщица оборола гримасу и извлекла из лица профессиональную улыбку.
— А туфли к нему у вас уже есть?
— Какие будут предложения? — осведомилась Джоди, не отрываясь от собственного отражения. «Всего пару месяцев назад, — подумала она, — я б лучше сдохла, чем такое надела. Ох черт, сейчас я в чем угодно дохлая».
От этой мысли Джоди рассмеялась, и продавщица отнесла смех на свой счет. Ее вежливая улыбка испарилась, в голосе послышалось омерзение:
— Полагаю, ансамбль можно завершить парой итальянских гулящих туфель и малиновой помадой.
Джоди повернулась к тетке и с пониманием улыбнулась.
— Вы уже это попробовали, правда?
Навестив обувной отдел, Джоди оказалась среди косметики, где бурливый гей уговорил ее «подобрать краски» на компьютере. На экран он уставился, не веря своим глазам.
— О господи ты боже ж мой. Как волнительно.
— Что такое? — нетерпеливо спросила Джоди. Она собиралась купить только помаду и уйти. Свою тягу к покупкам она удовлетворила, доведя продавщицу в отделе вечернего платья до слез.
— Вы моя первая зима, — ответил Морис. (Так его звали — имя было написано на значке.) — Знаете, я делал уже тысячу осеней, вёсны выпадают инь-ян, но зима... Мы уж точно повеселимся!
Морис принялся выкладывать на прилавок образцы теней, помады, туши и пудры рядом с зимней палеткой. Развинтил тюбик теней и поднес к лицу Джоди.
— Эта называется «Язва вязов» — имитирует цвет мертвых деревьев в снегу. Чудесно будет оттенять ваши глаза. Давайте же, дорогуша, попробуйте.
Пока Джоди наносила на ресницы тушь, глядясь в увеличительное зеркало на стойке, Морис зачитывал ей характеристику Зимней Женщины:
— «Зимняя Женщина необузданна, как метель, свежа, как первый снег. Хотя некоторые считают ее холодной, у нее под этим ледяным экстерьером Снежной королевы — пламенное сердце. Ей нравится нагая простота японского искусства и дерзостная сложность русской литературы. Плавным линиям она предпочитает резкие, не надувает губки, а хмурит чело, и слушает не кантри-и-вестерн, а рок-н-ролл. Ее напиток — водка, ее машина — немецкой марки, ее анальгетик — „Адвил". Зимней Женщине мужчины нравятся слабыми, а кофе — крепким. Она подвержена анемии, истерии и самоубийству». — Морис сделал шаг от прилавка и глубоко поклонился, словно завершил драматическую мелодекламацию.
Джоди оторвалась от зеркала и моргнула. Ресницы на правом глазу оставили на бледной коже четкий отпечаток — звезду из «Заводного апельсина».
— И все они могут определить по моему окрасу?
Морис кивнул и героически взмахнул собольей кисточкой.
— Вот, дорогуша, испробуйте эти румяна, чтобы подчеркнуть скулы. Называется «Американская ржавь» — имитирует цвет «Рэмблера» 63-го года, который ездил по засыпанным солью дорогам. Очень по-зимнему.
Джоди нагнулась через прилавок, чтобы Морис получил доступ к ее скулам.
Через полчаса она взглянула в зеркало, уже перевернутое на неувеличительную сторону, и сложила губы бантиком. Впервые в жизни она походила на вампира.
— Жаль, что у нас нет камеры, — фонтанировал Морис. — Вы просто вылитый зимний шедевр. — Он вручил ей сумочку, набитую косметикой. — Итого, будет триста долларов.
Джоди уплатила.
— Здесь где-то можно переодеться? Хотелось бы посмотреть, как я выгляжу в новом наряде.
Морис показал в глубину магазина.
— Примерочные кабины там. И не забудьте свой бесплатный подарок, дорогуша. — Коллекцию лосьонов «Бесполезная Блажь», общей стоимостью пятьдесят долларов. — И Морис поднял над стойкой виниловую сумку якобы от «Гуччи», полную пузырьков и бутылочек.
— Спасибо. — Джоди взяла сумку и хмуро направилась к кабинкам. На полпути через торговый зал она услышала голос тетки из вечернего платья. Она оглянулась — продавщица разговаривала с Морисом. Джоди сосредоточилась и за шумом толпы и рождественскими попевками разобрала, о чем.
— Как прошло? — спрашивала тетка.
Морис ухмыльнулся в ответ.
— Превосходно. Она ушла, похожая на Барби из экспедиции Доннера. [Экспедиция 87 американских первопроходцев под руководством Джорджа Доннера, которая в 1846 г. замерзла в снегах Сьерра-Невады.]
И они с теткой злорадно хлопнули пятернями.
«Вот суки», — подумала Джоди.