Глава 15.
Часть II
ГНЕЗДОВАНИЕ
ГЛАВА 15
Разучиваем гаммы языком
Они разулись и сделали это еще раз. Теперь все было не так отчаянно, и они постарались произвести друг на друга впечатление соответствующими репертуарами матрасных кунштюков. Джоди старалась не показывать, что слишком опытна, а Томми — припомнить все, что когда-либо читал, от «Пентхауса» до «Нэшнл джиогрэфика», и не подавать виду, что слишком наивен. Сам же подавлял в себе позыв орать «Ничё себе!» при каждом ее движении. В общем, с обеих сторон в процессе участвовало чересчур много мыслей, а завершился он мыслью общей: ну что, все получилось не так уж плохо. Клыки Джоди не вылезали из-за резцов.
Она спросила:
— А что ты кричал под конец?
— Это любовный клич племени банту. По-моему, в переводе значит что-то типа «О детка, заполируй скорей мою губную пластину».
— Интересно, — сказала Джоди.
Они немного полежали просто так, не разговаривая. Обоим было неудобно и чуть-чуть неловко. Физическая интимность не поддерживалась эмоционально. Они были чужими друг другу.
Томми чувствовал, что должен признаться в чем-то личном — как-то уравновесить то оголтелое доверие, которым прониклась к нему она и оттого поделилась своим секретом. И в то же время ему было любопытно — и страшновато. Будто она ему показала татуировку в укромном месте. Она — вампир. Что этому противопоставишь? Какую бирку к такому прикрепить? «Приключение», — подумал Томми. Я хотел приключения, и вот оно.
— Томми, — сказала она, не глядя на него и обращаясь более-менее к потолку. — Я пойму, если ты не пожелаешь остаться, но я этого хочу.
— Я ни с кем никогда раньше не жил. Все это мне в новинку. То есть у тебя, наверно, в таком гораздо больше опыта.
— Ну, не вполне. С несколькими парнями я жила.
— С несколькими?
— С десятком, по-моему. Но не при таких обстоятельствах.
— С десятком? Ты же, должно быть, древняя. Не обижайся. В смысле, я знал, что ты старше меня, но я думал — всего на несколько лет. Не веков.
Джоди перекатилась на бок и посмотрела Томми в глаза.
— Мне двадцать шесть.
— Ну да, ты и выглядишь на двадцать шесть. Но ты же наверняка так выглядишь уже много лет. Ты ж, поди, с Авраамом Линкольном еще фотографировалась, нет?
— Нет, мне ровно двадцать шесть. И столько мне примерно полгода.
— А сколько... то есть... Ты что же, родилась такой...
— Вампир я всего четыре дня.
— Значит, тебе двадцать шесть.
— Я тебе это и говорю.
— И ты жила с десятком парней?
Джоди встала с матраса и принялась собирать одежду.
— Слушай, я не очень слушаюсь рассудка, когда доходит до отношений. Усек?
Томми отвернулся от нее.
— Ну, большое спасибо.
— Я не тебя имела в виду. Я о прошлом говорю.
Он сидел на краю матраса, повесив голову.
— Меня так использовали.
— Использовали? — Джоди перепрыгнула матрас и встала перед Томми. — Использовали? — Она поддела пальцем ему подбородок и подняла голову так, чтобы он смотрел на нее. — Я доверила тебе величайший секрет, который у меня есть. Я предложила разделить с тобой жизнь.
— Ой, а это, типа, эксклюзивная привилегия. — Томми отстранился и продолжил дуться.
Джоди схватила с пола туфлю и приготовилась ею дерябнуть его, но вспомнила, что сделала с Куртом, и выронила обувь.
— Почему ты такой мудак?
— Ты пила мою кровь.
— Ну да, извини меня, пожалуйста, за это.
— И даже не попросила.
— А ты и не возражал.
— Я думал, так в сексе положено.
— Так и положено.
— Положено? — Он перестал дуться и посмотрел на нее. — Тебя это заводит?
Джоди подумала: «Ну почему мужчины никогда не готовы к токсичному излучению отходняка? Почему не могут вытерпеть его, не становясь самоуглубленными нытиками или агрессивными придурками? Они не врубаются — эти нежности-после никак не соотносятся с теплотой и пушистостью; это просто самый разумный способ прокатиться на волне посткоитальной депрессии».
— Томми, я кончила так, что у меня аж пальцы на ногах свело. Ни с одним мужчиной прежде у меня так не было. — «Сколько раз уже я это говорила?» — подумала она.
— Да?
Джоди кивнула.
Томми улыбнулся, гордый собой.
— Давай еще раз.
— Нет, нам нужно поговорить.
— Ладно. Только потом...
— Оденься.
Томми голышом поскакал из спальни за чистыми джинсами из чемодана. Пока одевался, в голове у него проплывали нескончаемые возможности жизни. Лишь неделю назад он глядел прямо в дуло перспективы до скончания века жить в промышленном городишке: работа, профсоюзные взносы, несколько «Фордов» в рассрочку, ипотека, слишком много детей и неуклонно толстеющая жена. Само собой, некое благородство в этом есть — нести на себе ответственность, содержать семью, чтоб они ни в чем не нуждались. Но когда отец на восемнадцатый день рождения сказал ему, что он уже должен заботиться о пенсии, Томми почувствовал, что будущее стиснуло ему горло, как анаконда. Отец ясно дал понять: денег на колледж нет, — поэтому когда он съездит в Город и поголодает там, пусть возвращается домой, устраивается на завод и принимается уже быть наконец взрослым. Но теперь — дудки. Он нынче парень городской, он вышел в мир; у него связь с вампиршей, и опасность вести нормальную скучную жизнь совершенно миновала. Томми знал, что надо бояться, но восторг не давал ему даже думать об этом.
Он влез в джинсы и бегом вернулся в спальню, где одевалась Джоди.
— Есть хочу, — сказал он. — Пошли найдем чего-нибудь и съедим.
— Я не могу есть, — ответила она.
— Совсем?
— Насколько мне известно, да. Во мне и стакан воды не удерживается.
— Ух ты. А кровь тебе надо каждый день пить?
— По-моему, нет.
— А надо, чтоб... то есть у животных можно или обязательно у людей?
Джоди вспомнила съеденного мотылька, и ей стало так, будто она только что залпом выпила коктейль из двух частей стыда и пяти частей отвращения, взболтать с тошнотой.
— Не знаю, Томми. Инструкцию мне как бы не выдали.
Он скакал по всей спальне, как перевозбужденная детка.
— А как это произошло? Ты продала душу Сатане? Я тоже стану вампиром? У вас есть шабаш или как?
Джоди резко развернулась к нему.
— Слушай, я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Дай оденусь, и мы пойдем куда-нибудь, чтоб ты поел. Там и объясню, ладно?
— Ну, голову мне при этом откусывать не надо.
— Может, и надо, — рявкнула она, сама удивившись, сколько в ее голосе кислоты.
Томми попятился от нее, глаза пугливо распахнулись. Джоди стало ужасно. «И зачем я это сказала? Слишком часто это как-то — теряю контроль: вон обгорелую руку бродяге в автобусе засветила, Курта вырубила, слопала бабочку, а теперь вот Томми угрожаю. Но все это — как бы не по собственной воле. Такое ощущение, что симптом вампиризма — ПМС гремучей змеи, только без спазмов».
— Извини, Томми. Мне трудно.
— Все нормально. — Он поднял с пола джинсы, которые она уничтожила, и принялся вытаскивать все из карманов. — Этим, по-моему, конец. — Он вытащил визитку, которую ему дал управляющий мотеля. — Эй, чуть не забыл. С тобой этот полицай хочет поговорить.
Джоди недозавязала кроссовку.
— Полицай?
— Ну, вчера ночью возле мотеля старушку пришили. Когда я приехал утром с работы, там была уйма полицейских. Опрашивали всех, кто живет в мотеле.
— Как ее убили, Томми? Не говорили?
— Кто-то свернул ей шею и... — Он замолчал и пристально посмотрел на нее. И спиной пошел к ванной.
— Что? — нетерпеливо спросила она. — Свернули шею и что?
— Она потеряла много крови, — прошептал он. — Но никаких ран не осталось. — Томми влетел в ванную и захлопнул дверь.
Джоди услышала лязг щеколды.
— Это не я, Томми.
— Прекрасно, — ответил он.
— Открой дверь. Пожалуйста.
— Не могу, я писаю. — Он открутил кран.
— Томми, выходи, я не сделаю тебе ничего плохого. Пойдем тебя чем-нибудь накормим, и я объясню.
— Ты иди, — сказал он. — А я тебя догоню. Ух, как же мне отлить нужно. Должно быть, кофе сегодня перепил.
— Томми, клянусь тебе, я ничего про это не знала, пока ты мне сейчас не рассказал.
— Ты погляди-ка, — сообщил он из-за двери. — На прошлой неделе посеял распятие, а теперь нашел. А это что такое? Мой пузырек святой воды на счастье.
— Томми, прекрати. Я не собираюсь на тебя нападать. Я ни на кого не хочу нападать.
— О, чесночный веночек. А я никак не мог вспомнить, куда его положил.
Джоди схватила дверь за ручку и дернула. Косяк раскололся, и дверь оказалась у нее в руках. Томми нырнул в ванну и выглядывал из-за бортика.
Джоди сказала:
— Пошли тебя чем-нибудь накормим. Нам надо поговорить.
Он медленно выпрямился, готовый нырнуть в сток, если она шевельнется. Джоди попятилась.
Томми посмотрел на загубленный косяк.
— Мы теперь залог потеряем. Ты в курсе, правда?
Джоди отшвырнула дверь в сторону и протянула Томми руку, чтоб он не споткнулся, вылезая из ванны.
— Хочешь картошки фри? Мне бы очень хотелось посмотреть, как ты ешь картошку фри.
— Это чудно, Джоди.
— По сравнению с чем?
Они пошли на Маркет-стрит, где даже в десять вечера на тротуарах кишели бродяги, сутенеры и банды ортопедов, сбежавших из конференц-центра «Москоуни» в поисках бургеров, пицц и пива в самом сердце Города. Джоди наблюдала, как за прохожими тянутся призраки жара, Томми же тем временем раздавал монеты, словно ангел парковочной счетчицы, который желает покаяться за все выписанные грошовые билетики.
Квортер он уронил в подставленную ладонь в перчатке с обрезанными пальцами, которую носила женщина, делавшая вид, что она робот, хотя больше она походила на голема, только что слепленного из жижи, начерпанной в канаве. Джоди заметила вокруг нее черный ореол — такой же был и у старика в автобусе; она чуяла болезнь, видела, как сочатся гноем ее открытые раны, и чуть не оттащила Томми прочь.
Через несколько шагов сказала:
— Не обязательно давать им всем деньги лишь потому, что они просят, знаешь.
— Знаю, но если я им дам денег, мне их лица перед сном мерещиться не будут.
— Это не помогает вообще-то. Она спустит их на бухло или наркотики.
— На ее месте я б тоже спустил.
— Тоже верно, — сказала Джоди. Взяла его под руку и завела в бургерную под названием «Не Стыдно»: столы из оранжевой формайки на промышленно-сером ковровом покрытии, гигантские подсвеченные изнутри пластиковые панно с едой, блестящей от жира, и целые семьи, с ликованием совместно забивающие себе артерии. — Здесь годится?
— Идеально, — ответил Томми.
Они сели за столик у окна, и Джоди слегка затрясло, когда Томми заказал себе целый поднос бургеров и корзину картошки фри.
Она попросила:
— Расскажи мне про убитую женщину.
— У нее была собака, серенький такой песик. Обоих нашли в мусорном контейнере возле мотеля. Она была старая. А теперь и навсегда останется старой.
— Прошу прощения?
— Люди навсегда остаются в том возрасте, в котором умирают. У меня старший брат умер от лейкемии, когда мне было шесть. А ему — восемь. Теперь, когда я о нем думаю, ему всегда восемь лет, и он по-прежнему мой старший брат. Никогда не меняется, и та часть меня, которая его помнит, не меняется никогда. Понимаешь? А ты?
— У меня нет ни братьев, ни сестер.
— Нет, я в смысле, ты тоже останешься такой навсегда? И всегда будешь так выглядеть?
— Я об этом не думала. Наверное, правда. Знаю только, что после того, как это случилось, на мне все заживает очень быстро.
Официантка принесла Томми еду. Он брызнул кетчупом на фри и пошел на приступ.
— Рассказывай, — произнес он с набитым ртом.
И Джоди медленно начала, с завистью наблюдая, как он вгрызается в бургер: сперва о своей жизни до нападения, как росла в Монтерее, как бросила местный колледж, когда ей показалось, что жизнь у нее недостаточно резво бежит. Потом — как переехала в Сан-Франциско, рассказывала о своих работах и любовниках, о тех немногих жизненных уроках, что выучила. Она рассказала ему о том вечере, когда на нее напали: перечислила слишком много подробностей, а рассказывая, осознала, до чего мало сама понимает, что же с ней такое произошло. О том, как проснулась, как изменились у нее ощущения и сила... и вот тут слова начали ей изменять — просто не было таких слов, которые бы описывали, что и как она видела и чувствовала. Она рассказала Томми о звонке в мотель, о том, как за ней следит какой-то другой вампир. Договорив, она поняла, что запуталась больше, чем в начале.
Томми сказал:
— Значит, ты не бессмертная. Он сказал, что тебя можно убить.
— Наверное; по-моему-то, я не меняюсь. Все детские шрамы у меня пропали, морщинки на лице разгладились. И тело, похоже, немножко подтянулось.
Томми ухмыльнулся:
— Ну тело-то у тебя великолепное.
— Не мешает скинуть пять фунтов, — ответила Джоди. И вдруг ахнула, глаза у нее распахнулись, словно она вспомнила, что в духовке оставила взрывчатку. — О боже мой!
— Что? — Томми заозирался, решив, что она увидела что-то страшное и опасное.
— Это же ужас.
— Что ужас? — не понимал Томми.
— Я только что сообразила — я ж навсегда останусь пышкой. У меня есть джинсы, в которые я никогда уже не влезу. И мне всегда надо будет скинуть пять фунтов.
— И что с того? Все женщины, которых я знал, считали, что им нужно скинуть пять фунтов.
— Но у них на это есть шанс, есть надежда. А я обречена.
— Можешь перейти на жидкую диету, — сказал Томми.
— Остряк. — Для подтверждения собственного наблюдения Джоди ущипнула себя за бедро. — Пять фунтов. Ну подождал бы хоть еще недельку, а потом нападал. Я сидела на йогуртах и грейпфрутах. Мне бы удалось. Тогда я была бы стройной вечно. — Тут до нее дошло, что, наверное, не стоит так зацикливаться на себе, и все внимание она обратила на Томми: — Как твоя шея, кстати?
Он потер то место, куда она его укусила.
— Прекрасно. Я даже отметины не чувствую.
— А слабости?
— Не больше обычного.
Джоди улыбнулась.
— Я не знаю, сколько я... то есть у меня нет никакого способа замерять или как-то.
— Да не, все в порядке. Меня как-то даже завело. Мне просто интересно, почему заживает так быстро.
— Похоже, так оно работает.
— Давай кое-что попробуем. — Он поднес руку ей к лицу. — Лизни мне палец.
Джоди оттолкнула его руку.
— Томми, ты доешь, а потом мы пойдем домой и там займемся.
— Нет, это эксперимент. У меня заусенцы задираются от коробок в магазине. Посмотрим, сможешь ты их вылечить или нет. — Он коснулся ее нижней губы. — Давай, лизни.
Джоди высунула гибкий и робкий язык и лизнула его в кончик пальца, потом всосала весь палец в рот и обработала языком внутри.
— Ух ты, — произнес Томми. Вынул палец у нее изо рта и посмотрел. Заусенец, оторвавшийся и кровоточивший, исчез. — Это же здорово. Погляди.
Джоди осмотрела свою работу.
— Получилось.
— Давай еще. — Он сунул ей в рот другой палец.
Джоди выплюнула.
— Прекрати.
— Да ладно. — Томми опять его подсунул. — Пажаааалюста.
Здоровенный детина в толстовке «Сорокадевятников» нагнулся к ним от соседнего столика и сказал:
— Дружище, давай не надо? У меня тут дети.
— Извините, — ответил Томми и вытер вампирьи слюни о рубашку. — Мы просто экспериментировали.
— Ну да, только здесь для такого не место, ничего?
— Точно, — сказал Томми.
— Вот видишь? — прошептала Джоди. — Я тебе говорила.
— Пойдем домой, — сказал Томми. — У меня на ноге мозоль на большом пальце.
— Вот уж хуй тебе, пис-сатель.
— Низкокалорийная, — поддразнил Томми, тыча тапкой ей в ногу. — И мне хорошо, и тебе полезно.
— Не дождешься.
Томми обреченно вздохнул.
— Что ж, наверное, нам есть о чем волноваться, кроме моего большого пальца или твоего ожирения.
— Например?
— Например, о том, что вчера ночью я видел на стоянке у магазина парня, который, мне кажется, и есть тот другой вампир.