Отчуждённые | 参商

Кто-то закричал!

— Ещё не ел?

Чанмин посмотрел на печёный батат в руке мальчишки.

Этому батату было неведомо сколько дней, на вид он не отличался свежестью.

Не проронив ни звука, тот спрятал руку за спину.

Чанмин достал из печи горшочек с рыбой и бамбуковыми побегами, перелил остатки в пиалу и поставил её на стол.

Еда уже остыла, но для её разогрева пришлось бы заново разжигать огонь, а Чанмину было слишком лень этим заниматься.

Всякий желающий встать на путь совершенствования должен пройти через всевозможные лишения и трудности. К тому же, уж лучше питаться объедками, чем бататом непонятной давности.

Как и следовало ожидать, молодой человек ошарашенно вытаращился на угощение, запихнул печёный батат за пазуху и бросился к столу. Даже не потрудившись воспользоваться палочками, он с волчьим аппетитом уплетал еду руками. Неизвестно, как долго он голодал.

Когда он закончил есть, то поднял голову и увидел, что Чанмин уже куда-то пропал.

Он утёр рот рукавом, на мгновение замешкался и отправился тщательно мыть посуду. Уже собравшись уходить, он открыл дверь, но на пороге невольно замер.

В лунном свете два маленьких бумажных человечка необычайно ловко рубили и собирали дрова по очереди. Ещё один сидел на корточках спиной к нему и лущил орехи.

А Чанмин, сваливший на них свою работу, расположился на кушетке у стола, попивая чай в лучах полной луны. От него так и веяло безмятежностью и довольством.

Юноша смотрел на эту сцену с отвисшей челюстью.

Как-то раз до него дошли вести, что на кухне появился новичок, трудолюбивый, рукастый и настолько расторопный, что сразу же завоевал расположение главного повара Хэ и приглашение пойти к нему в ученики. Кто бы мог подумать, что этот новичок подходит к выполнению обязанностей именно таким образом?

Да в таком случае кто угодно мог бы сделать эту работу расторопно!

— Как тебя зовут? — произнёс Чанмин, отрывая увлёкшегося юношу от разглядывания марионеток.

— Сяо Юнь*, — прошептал тот в ответ.

*(小云;xiǎoyún) — можно буквально перевести как «маленькое облако» или интерпретировать как «Маленький Юнь». Облако (云;yún) здесь — это тот же иероглиф, что в имени Юнь Вэйсы.

— Которое «Юнь»?

— Как в «синее небо и белые облака».

Мало того, что они были невероятно похожи, так ещё и в именах обоих присутствовало «облако».

Чанмин находился в одном шаге от того, чтобы заподозрить, что мальчик — внебрачный сын его непутёвого и нечестивого ученика.

— Кто твои родители? У твоего отца фамилия Юнь?

— Папа и мама были горными охотниками, но их уже не стало. Управляющий внешней ветви — мой дальний родственник по материнской линии. Прознав о моей беде, он разрешил мне прийти сюда, чтобы выполнять небольшие поручения.

Чанмин нахмурился.

— Тогда слышал ли ты когда-нибудь о человеке по имени Юнь Вэйсы?

Без малейшего колебания юноша покачал головой, ни капли не выглядя притворно.

Долгое время он простоял в растерянности. Заметив, что Чанмин не торопится с ответом, он осторожно взглянул на него и понял, что, каким бы ни было выражение его лица, как бы ни морщился его лоб от глубоких молчаливых размышлений, он всё равно выглядел красивее всех, кого ему доводилось видеть.

Но он не мог позволить себе задерживаться здесь дольше, страшась вызвать у этого человека омерзение. Некоторое время он переминался с ноги на ногу, а затем, не выдержав, негромко заговорил:

— Если у старшего нет никаких распоряжений, я пойду к себе. Бо... большое спасибо за вашу помощь сегодня.

— Где ты живёшь? — опомнился Чанмин.

— На полпути вверх по склону горы.

Это было не так уж и далеко.

— Помнится мне, там есть лес, в котором растут очень вкусные грибы.

— Это правда, но для того, чтобы успеть их собрать, нужно вставать пораньше. Это росяные* грибы, которые появляются только перед восходом солнца и всегда исчезают сразу после него.

*(朝露;zhāolù) — букв. утренняя роса (обр. о чём-либо скоропреходящем, мимолётном).

— Я слышал, как старина Хэ упоминал, что росяные грибы тяжело добыть, но их вкус восхитителен... Время уже позднее, отправляйся отдыхать.

Юноша послушался и ушёл.

Отойдя на приличное расстояние, он не смог удержаться и оглянулся назад.

Скрытая листвой, озарённая луной фигура уже немного размылась, но она совершенно отчётливо запечатлелась в памяти смотрящего.

Он и сам не понимал, почему так зациклился на Чанмине.

Возможно, причиной тому было смутное ощущение встречи после долгой разлуки.

Или уж слишком сильно мужчина напоминал полупрозрачный образ из преследующих его снов.

Этой ночью судьба уготовила его унылой жизни одно удивительное знакомство.

Ранним утром следующего дня Чанмин вышел во двор и обнаружил на столе наполненную до отказа корзинку с росяными грибами.

Роса на их шляпках ещё не успела рассеяться, и от них веяло ароматом зелени. Было видно, что с момента их сбора прошло совсем немного времени.

Только один человек мог принести эту корзинку грибов.

За пределами двора никого не оказалось, так что посетитель, очевидно, не ждал вознаграждения.

Чанмин щёлкнул пальцами, велев двум бумажным марионеткам остаться наводить порядок в комнате, а сам понёс корзину повару Хэ.

Этот вид грибов встречался часто, но достать его было непросто. Повар Хэ пару раз обмолвился, что хотел бы использовать его в готовке, поэтому эта корзина, несомненно, пришлась бы ему по душе.

Что касается двух марионеток, то как только кто-то приближался к ним, они тут же чуяли это и самостоятельно принимали свою первоначальную форму, оставаясь незамеченными.

Подобное искусство одухотворения формы простым не назовёшь — на деле им владело не так уж много людей, и, как правило, все они занимали уважаемые главенствующие посты в собственных школах. Вряд ли кто-то догадался бы, что такую блестящую технику сотворили руки обычного помощника повара, если бы не увидел это собственными глазами, как Сяо Юнь.

По пути к повару Хэ всплыла важнейшая новость, целиком и полностью всколыхнувшая школу Цисянь.

Сюй Цзинсянь, хозяйка горного Пика Линбо* под покровительством Цзяньсюэ, по распоряжению главы пожаловала поздравить Лю Сиюя с женитьбой и заодно запросить человека из школы Цисянь.

*(凌波;língbō) — 1) бегущие волны; 2) ступать легко, [двигаться] едва касаясь земли (о походке красавицы).

— Мы бедная и скромная школа, кто здесь вообще мог им приглянуться? — по прибытии Чанмин услышал, как повар Хэ обращается к кому-то с вопросом.

— Я слышал, они хотят не абы кого, а самого Лю-шишу! — мужчина понизил голос, не обращая внимания на стоящего поблизости Чанмина.

— Что?! — тут же вскочил главный повар Хэ. — Наша Цисянь с таким трудом вырастила талантливого ученика, и они смеют на него зариться?! Что... что значит «хотят Лю-шишу»?

— Ты правда глуп или притворяешься? Этот демон во главе Цзяньсюэ не брезгует ни мужчинами, ни женщинами. Сколько из тех, кого он желал, возвратились обратно? Они либо становились котлами* для закалки его совершенствования и полностью теряли своё мастерство, либо превращались в наложников у его ног! Что хорошего может произойти с нашим Лю-шишу, если он отправится туда?

*(炉鼎;lúdǐng) — треножный котел — термин для обозначения совершенствования в даосской алхимии бессмертия, под которым подразумевается собственное тело совершенствующего, небо и земля. В романах жанра сянься может относиться к совершенствующимся женщинам, которых мужчины используют для подкрепления элемента инь (женское начало) в организме и восполнения ян (мужское начало).

— Но... но Лю-шишу единственный кандидат на пост следующего главы! Да и к тому же он скоро женится, как же... Неужели глава Цзяньсюэ напрочь лишён человечности?!

— Нам остаётся только пенять на громкую репутацию «Нефритового Совершенства» Лю-шишу — она-то и привлекла внимание демона, эх! Ещё я слышал, что на днях поднялся громкий скандал из-за его выдвижения на пост будущего главы.

— Почему я не знал об этом?

— С чего тебе знать? Мне самому это известно со слов близкой служанки жены главы школы. По её словам, Хуа Цинмин, этот легкомысленный шиди Лю-шишу, воспротивился назначению его будущим главой. Он помчался к главе, устроил перед ним сцену и в итоге отрёкся от школы, а уходя, пообещал, что выставит Лю-шишу «в наилучшем свете». Я вот думаю, не пошёл ли он сообщить что-то в школу Цзяньсюэ, а то как ещё могло так совпасть, что как только Хуа Цинмин вышел за порог, его тут же переступили её люди?

— Что тогда будет с свадьбой Лю-шишу?

— Люди Цзяньсюэ заявили, что он должен сначала жениться, а потом привести свою новобрачную жену в их школу в качестве гостьи. Семья Сяо, едва услышав это, так перепугалась, что собралась расторгнуть помолвку. Прямо сейчас они спорят с главой школы и Лю-шишу в главном зале!

— Тогда завтра свадьба...

— Всё перепуталось, и, боюсь, она не состоится. Кто осмелится выдать дочь замуж, если в деле замешана Цзяньсюэ?

Даже когда мужчина увидел подошедшего Чанмина, он не попытался замять тему. Всё равно рано или поздно все узнают о случившемся.

Если посланница продолжит настаивать на своём, глава окажется перед дилеммой.

Ведь если он не покорится, то оскорбит главу Цзяньсюэ, а с их силой и методами не составит никакого труда заставить всю школу Цисянь умыться в крови.

Но если он согласится выдать Лю Сиюя, Цисянь полностью потеряет лицо и уже никогда не сможет поднять головы, утратив всякую надежду на восхождение.

За всё время разговора Чанмин не сделал ни одной попытки вмешаться, молчаливо внимая во все уши.

Он задумался о своих учениках, которые жили в достатке и наводили на людей ужас, в то время как сам он нищенствовал и ютился под чужой крышей.

Также он припомнил, каким упрямым и своенравным бывал Чжоу Кэи в прежние времена, часто выходя из себя по поводу и без. По прошествии стольких лет эти особенности его натуры не только не изменились, но даже «усовершенствовались».

Вскоре сплетник ушёл, оставив главного повара Хэ тяжело вздыхать.

— Ты всё слышал, да? — он окинул Чанмина взглядом. — Не гляди, что в нашей школе много людей — в глазах других она не стоит и мизинца. Если главе не удастся убедить посланницу изменить своё решение, то... Ай, скажи, если он всё-таки отправит туда человека, как нам в будущем высоко держать головы за пределами школы Цисянь?

Главный повар Хэ не надеялся на какие-либо предложения от Чанмина, он просто искал, кому бы высказаться.

— Сможет ли Лю Сиюй победить посланницу школы Цзяньсюэ? — спросил Чанмин.

Только повар Хэ собрался ответить, что и сам этого не знает, как со стороны главного пика раздался оглушительный грохот.

Двое пошли на звук и узрели над Залом Саньцин* на вершине ослепительные багровые лучи, такие же яркие, как взошедшее высоко над землёй солнце.

*(三清;sānqīng) — даос. три чистых мира: Нефритовая Чистота, Великая Чистота, Высшая Чистота (небесные сферы, отведенные для богов и святых).

Меч пронзил небесные просторы громогласным ударом, а ему в ответ мелодично и чисто звучало нефритовое звяканье колокольчика. Однако оба звука, слившись воедино, так сильно резали слух, что барабанные перепонки болезненно кололо, и невозможно было удержаться от попыток зажать уши.

Повар Хэ сипло втянул воздух ртом, его лицо быстро переполнилось волнением.

Два едва различимых силуэта мужчины и женщины вели бой в воздухе.

Мужчина держал в руке меч, женщина кружилась в танце с узорчатой шёлковой тканью.

— Это Лю-шишу! — не дожидаясь вопроса Чанмина, повар Хэ раскрыл личность сражавшегося.

— А вторая, кажется, та демоница школы Цзяньсюэ. Они сражаются?

С большого расстояния картина виделась более полной.

Хотя в настоящее время Чанмин находится в неважном здравии и пока не восстановил прежний уровень совершенствования, острота его зрения никуда не делась.

За короткий миг он смог сделать вывод, что Лю Сиюй проиграет.

Как и предполагалось, в течение одной палочки благовоний* свет меча ослабевал всё больше и больше, а тончайший шёлк, пользуясь этой слабостью, крепко обвил его лезвие и в удобный момент измельчил в порошок с помощью истинной ци*.

*(一炷香;yī zhù xiāng) — обр. короткий период времени. Одна палочка горит 20-30 минут.

*(真气;zhēnqì) — движущая сила жизнедеятельности человеческого организма. Состоит из комбинации «ци предшествующих Небес» (врожденной) и «ци последующих Небес» (возникшей после рождения).

Тело Лю Сиюя отлетело назад и упало на землю, скрывшись из виду. Почти наверняка его раны были не из лёгких.

Заметно поникнув, повар Хэ испустил длинный выдох.

В то время как для Чанмина исход не стал сюрпризом.

Гений в совершенствовании среди учеников школы Цисянь, в конце концов, только среди них гением и оставался.

Более того, эта посланница школы Цзяньсюэ на самом деле была не так проста.

Результаты битвы не имели никакого значения для Чанмина, но стали решающими для всей школы Цисянь.

После этого случая уже не только повар Хэ охал и ахал от безысходности: почти каждый встречный ходил с мрачным видом и чёрными тучами над головой.

Все понимали, что Лю Сиюю, скорее всего, не избежать участи попасть к Цзяньсюэ.

И в глазах посторонних людей школа Цисянь, не сумевшая защитить даже ученика-преемника главы, вряд ли вновь обретёт перспективы на будущее.

Так как повар Хэ не был настроен проверять свежесть росяных грибов, Чанмин опустил корзину на стол, как вдруг внезапная боль остро вспыхнула в его груди. Поняв, что старая рана снова дала о себе знать, он наспех нашёл повод уйти и первым делом поспешил к себе.

В такие моменты его тело напоминало тлеющую свечу, неимоверно потрёпанную и податливую даже к малейшему дуновению воздуха. Хотя его здоровье слегка поправилось, и внешне он выглядел как обычный человек, боль была так свирепа, что время от времени он переставал держать себя в руках.

На последнем издыхании Чанмин добрался до двери в свою комнату и толкнул её, но после нескольких шатких шагов вперёд бессознательно рухнул на пол.

В любом другом месте он ни за что не позволил бы себе вот так упасть в обморок, пусть скрежеща зубами, он до самого конца держался бы за остатки ясности сознания. Но школа Цисянь имела свои преимущества: она была уединена от внешнего мира, а само его жилище находилось в таком тихом и отдалённом месте, что даже повар Хэ обычно туда не наведывался. Это пристанище превосходно подходило для отдыха и по безопасности превосходило многие другие.

Прошло некоторое время.

Чанмин лишь чувствовал, как его сердце билось в яростном барабанном ритме и отчаянно болело вместе с ушами. Вдруг он резко пришёл в себя.

Кто-то закричал!

Голос казался таким знакомым и звучал где-то совсем недалеко!

Глаза Чанмина распахнулись. Вся кровь отхлынула от его лица, а тело ещё не оправилось от только что пережитого приступа.

Но он вспомнил, кому принадлежал этот голос.

Это был Сяо Юнь, тот мальчишка!

Автору есть что сказать:

Сяо Юнь имеет очень, очень, очень, очень важную связь с Юнь Вэйсы.

Но это не связь отца и сына и не омоложение.

Гадайте, хе-хе-хе~