Часть I.
"Когда я мне было 15 лет, я был ещё глупым юношей со своим глупым мышлением. Я часто чувствовал в себе отличительную черту, которая заставляла мне отличаться от своих ровесников. Однако, всегда находился человек с общим интересом, но очень редко, я часто предпочитал одиночество, всегда ценил тишину и никогда вовсе не нуждался в чьем то внимании. Я ценил то, что у меня было и для меня этого достаточно. Много вещей мне казались тусклыми или незамысловатыми, то есть, не играющую никакую важную роль вовсе (по крайней мере в моей жизни). Все замыкалось чёртовым кругом, как и занятия, так и встречи, люди и тому прочее, не было сдвигов на встречу чему-то новому, да и не было к этому никакого рвения.
Именно по этой причине меня высмеивали, говорили что я глупый, сравнивали меня с амёбой. Всё потому, что я вел себя не как остальные подростки. Но я не чувствовал себя особенным, чудес не бывает!
Я читал книги, писал стихи и небольшие зарисовки, занимался художественному и музыкальному искусству... Был просто рад познать что-то для себя новое, а непостижимые умы всегда влекут... Смотря телевизор, читая книги и так далее, я только и делал, что восхищался людьми которые добились того, к чему стремились! Я всегда хотел стать частью великой истории, оставить после себя хоть какой-то след, как другие великие люди.
Никто мне не помогал выбирать правильный путь в жизни, я выбирал его сам! Закрывая глаза на тех людей, которые то и дело говорят какое ты ничтожество... Что уж говорить о мировоззрении в общем, то мир для меня тусклый, уже не столь красочный, даже вызывает отвращение.
Но я старался свою чрезмерную неприязнь не выставлять на всеобщее обозрение и скрываться под маской, как называют, вечной улыбки, когда находился в кругу своих собеседников, знакомых или даже дорогих мне людей, стараясь всегда улыбаться и восхищаться тем, что имею, и это было действительно так, но скорее не восхищало, меня часто ломало изнутри от подобной фразы, я считал это громким словом, восхищаться чему-то равносильно тому, чтобы восхищаться умением дышать... Но, я часто боялся даже и представить, что могло произойти, если бы я открыл свой "красочный" мир, и что же подумали обо мне близкие люди? Это меня пугало, я часто думал о том, что люди, которыми я "дорожил" не поймут меня, а для меня это было что-то непостижимое, но в тоже время что-то манящее, ведь каждого со временем пожирает этот ужасный монстр "любопытство", поглощает полностью и тут же губит тебя, потому что потянуло не туда, куда хотел с самого начала..."
За окном ночь. Ветра смолкли. Не тепло и не холодно. Но очень тихо, будто время замерло. Я, так и не сумев заснуть, пишу о том, что не успел сказать Вам. Вы внезапно исчезли во времени, оставив в моем сердце так много света. Много осталось слов, прикосновений, которые я не успел подарить Вам. Хотел бы я уметь выражать все свои мысли парой строк, в которых не было бы места для недосказанности и недопонимания. В которых заключился бы весь мой внутренний мир, вместе со всеми увядшими в нем цветами и пожелтевшими листьями. Я часто начинал день с записей на чистой бумаге, изливая свою душу на маленький жалкий листочек который можно запросто куда-то задевать или оказаться в руках тех людей, которым я бы очень сильно не желал показывать. Но как жаль, как жаль, ведь я так и не научился писать письма. Я пишу письмо в свою тетрадь И оставляю многоточие в конце. Не знаю, каким человека найдет это письмо. Ребенком, полным вопросов, самовольным подростком или человеком, готовый покорить мир. Я пишу все самое дорогое. Не могу сдерживать то, что вырывается из меня сумасшедшими ударами сердца. Каждую минуту мысли текут широкими потоками, а чувства громоздятся подобно горам в каком-то особом месте внутри, где начинается вдох. Но что глупый юноша мог сделать еще, помимо бессмысленной и неразумной писанины? Часто приходили безумные мысли, детские мечты, ощущение пустоты, будто в жизни чего-то не хватает... Часто сводило с ума, чрезмерное желание окунуться во что-то новое и незабываемое. Проходит час. Проходит два часа. Я до сих пор сижу на своем кресле и ни о чем не думаю. Не лекарство от скуки ли или скорее наоборот? "Долго будешь сидеть и ничего не делать?" Доносился женский голос, но неизвестно откуда. Все чаще приходилось слышать его, но сложно разобраться чей он, столь нежный, манящий, детский голосок, но одновременно такой обманчивый. Так что же это было? Столько вопросов, мало ответов, много не решенных задач...
Я родился в Великобритании 22 января 1999 года, мое имя Гилберт Браун. Мой отец отличался мягкостью сердца, легкостью нрава и целым винегретом из генов: полуфранцуз, швейцарский гражданин с Дунайской прожилкой. Ему принадлежала роскошная гостиница, которую он унаследовал от своего дорогого дядюшки, в Лондоне. Его отец и оба деда занимались неким семейным бизнесом, торговали вином и шелками, а вот в 1910-ом году, в Париже, наши родственники, которые к сожалению, уже прожили свою жизнь, торговали ювелирными украшениями. В тридцать лет отец женился на итальянке, однако, после переезда в другую страну, о чем я расскажу чуть позже, обстоятельства и причина смерти довольно оригинальные (пикник под деревом, молния); Мне же было тогда 15 лет, и, кроме какого-то теплого тупика в прошлом, у меня ничего от нее не осталось в котловинах и в падинах памяти, за которыми - если вы еще в силах выносить мой слог (Пишу под надзором) - садится солнце моего младенчества.
Я рос счастливым, здоровым ребёнком в ярком мире книжек с картинками, чистого песка, апельсиновых деревьев, дружелюбных собак и улыбающихся лиц. Вокруг меня великолепная гостиница вращалась частной вселенной, выбеленным мелом космосом, посреди другого, голубого, громадного, искрившегося снаружи. Кстати, как же называлась эта гостиница, которую я не перестаю восхвалять? "Адора", в честь матери, значение несет - обожаемая. Раннее она была названа " Марта".
Почему? Знал только дядя...
Пожилые американки, опираясь на трость, клонились надо мной, как Пизанские башни. Он же, mo Cher petit papa, брал меня кататься на лодке и ездить на велосипеде, учил меня плавать, нырять, скользить на водяных лыжах, читал мне Дон-Кихота. Я обожал и чтил его, радовался за него, когда случалось подслушать, как работницы гостиницы обсуждают его разнообразных любовниц - ласковых красавиц, которые очень много мною занимались, воркуя надо мной. Где в это время была мать? Есть какие-то светлые проблески, она была красавица, прям как с картинки, но часто приходилось уезжать в Италию по различным не отложенным делам. Пару раз я ездил в Италию вместе с ней, она знакомила меня с их достопримечательностями, гуляли вместе и проводили день и вечер вместе.
В 15 лет я уехал благополучно со своей семьёй в Америку (но уже без моей любящей матери), из-за работы отца, которая отправила его в чужую страну на новое место работы. Отец помимо семейного бизнеса, гостиницы, работал так же в одной компании в которой часто многим работникам приходилось менять свое место жительства, дабы не затрудняться с вопросом по поводу пути, как именно добираться на работу, а так же постоянный обмен который выносил всем мозги.
Счастлив ли я? Возможно, но всегда терзало что-то изнутри, то, что не давало мне покоя или превращала каждый день в повод для бессмысленной траты времени, просиживая сутками дома и полностью уходить в свои мысли, а в первую очередь в себя.
Однако мысли потихоньку уходили, приходили большие плюсы в переезде, можно начать жизнь с чистого листа и пусть я тоскую по тем временам, когда я был еще в Великобритании, думаю, из-за этого убиваться не стоит... Из Великобритании у меня сохранилось только одно, самое главное воспоминание. Когда еще мне было лет 14, я уже дружил с одной особой, мы были с ней одного возраста. Меня часто сводили с ума ее локоны, большие и выразительные глаза, ее манеры. Возможно, что это всего лишь детская любовь которая в дальнейшем завянет как прекрасная роза вянущая в вазе. Но что-то меня влекло к ней, я часто называл её своей гениальной подружкой, о чем я расскажу потом. Мы оба любили друг-друга и познакомился я с ней в 12 лет.
Неподалеку от нашей гостиницы, располагался один особняк, славился лишь своими размерами и то, что располагался у моря. Никто его не выкупал, из-за слишком большой цены, никто не мог себе позволить такой роскоши, но появилась она и ее семья, новые хозяева этого "дворца", тогда то мы по случайности и познакомились. Но вскоре, я уехал, а в конце узнал, что она умерла от болезни...
Ее имя было Ли, просто, Ли, ростом в пять футов и в одном носке. Она была Лит в школе. Она была Лилит на пунктире бланков. Но в моих объятиях она была всегда Ли. Свет моей жизни. Ли.
Беспокоило меня это?
Сводило с ума.
Снова и снова перелистываю эти жалкие воспоминания и все допытываюсь у самого себя, не оттуда ли, не из блеска ли того далекого лета в Лондоне пошла трещина через всю мою жизнь. Когда стараюсь разобраться в былых желаниях, намерениях, действиях, я поддаюсь некому обратному воображению, питающему аналитическую способность возможностями безграничными, так что всякий представляющийся мне прошлый путь делится без конца на развалины в одуряюще сложной перспективе памяти. Я уверен все же, что волшебным и роковым образом Агнес началась с Ли.