21.
Четверг, после того, как я ушла от Вэнна, кажется мне самым скучным днем в моей жизни. С того момента, как мой будильник выдернул меня от сна, я хожу весь день как зомби, и испытываю радость, когда моя голова касается подушки - день закончился. Я просыпаюсь в пятницу, испытывая какое-то чистое волнение. Адреналин разливается по моим венам, я бегу на работу, потом ухожу по раньше домой, стремглав кидаюсь в домашние дела, принимаю душ, одеваюсь, а выскакиваю из своей комнаты, как летучая мышь из ада.
Стоя на перроне я с нетерпением бросаю взгляд на табло, сообщающее, что поезд прибудет через четыре минуты. В поезде я прикрываю нос ладонью, потому что нищая девушка попрошайничает мелочь. Я поспешно достаю несколько монет из переднего кармана джинсов, совершенно не глядя бросаю ей, она ползает по полу собирая.
Когда я подхожу к подъезду его дома мои руки трясутся, я смотрю на ключи, которые он дал мне в четверг утром. Я поднимаюсь в апартаменты, закрываю за собой дверь и останавливаюсь на мгновение на пороге. Все освещено лучами вечернего солнца и стоит тишина. Не видно даже кота Смита, но сверху раздается какой-то шорох. Я поднимаю глаза, дверь закрыта, видно, он работает. Он дал мне совершенно четкие инструкции - «Если ты приходишь, и я работаю, не беспокоить. И никогда не поднимайся наверх».
Я чувствую себя немного странно без Вэнна в этой идеальной по чистоте квартире. Направляюсь в гостиную и обнаруживаю книгу с запиской. Книга называется «Записки из Опочивальни». Я читаю:
Она прибыла. Скоро увидимся. :kiss
Я невольно улыбаюсь на его маленький поцелуй. Сажусь на большой черный кожаный диван с ногами и открываю ее. Через какое-то время я начинаю громко хохотать, потому что книга полна фотографий цветов с описанием поз для секса. Пенис - это желтовато-зеленый стебель, а киска описывается, как вход для желтовато-зеленого стебля в перламутрово-красную сокровищницу, но что действительно заставляет меня хохотать во весь голос, когда речь начинает идти о благоухающей мышки.
Я слышу, как наверху открывается дверь, но не поднимаю глаз, а продолжаю чтение. Через несколько минут хозяин и кот появляются напротив меня, я все равно не отрываюсь от книги. Диван рядом со мной проседает, и у меня перед глазами появляется мужская рука, расстегивающая мою блузку.
- Ты действительно хочешь вставить свой желтовато-зеленый стебель в мою благоухающую мышку? - спрашиваю я, еле удерживаясь от смеха.
- Безумно, - отвечает он, и мы оба смеемся.
- Ты действительно хочешь уйти?
Я отрицательно качаю головой. Правда заключается в том, что с тех пор, как я открыла для себя такой секс, я хочу заниматься им постоянно. Даже сейчас с двумя расстегнутыми пуговицами, мне кажется, что он что-то не закончил и я хочу продолжения.
- Окэй, я пока схожу в душ, а ты можешь начать готовить еду.
- Я не умею готовить.
Его брови приподнимаются.
- Правда? И чем же ты планируешь кормить Джека, когда он придет домой с работы?
Я хмурюсь, потому что никогда не думала об этом. В моих мечтах мы никогда не занимались такими обыденными делами, как приготовление еды.
- Хорошо, я отправляюсь в душ, а потом мы приготовим что-то вместе. Пора тебе научиться.
Я улыбаюсь.
- Отличная мысль, Бэтмен.
Он кивает, поднимает себя с дивана и уходит в сторону спальни. Смит пристально смотрит на меня и спрыгивает с дивана, опускаясь напротив. Я застегиваю блузку и возвращаюсь к чтению, чтобы узнать о взбирающихся черепахах, спаривающихся цикадах и прыжках обезьян.
Мы готовим курицу с рисом. Рис высыпается из пакета в кастрюлю, это будет очень легко повторить, но курица - это совсем другое дело. Он готовит ее по какому-то марокканскому рецепту с целой кучей ингредиентов. Но у меня возникает мысль, что готовка - это на самом деле веселое занятие. Вэнн представляет из себя отличную и веселую компанию.
Когда еда уже готова, мы накрываем стол и Вэнн зажигает свечи, то что, мы приготовили, оказалось очень вкусным.
- Ты продал много картин?
- Я никогда не продавал картин.
- Ни одной?
Он отрицательно качает головой.
- Нет.
Я хмурюсь.
- А тебе не кажется, что стоит задуматься и заняться чем-то другим, если никто не хочет покупать твои картины?
- Я просто никогда не пытался продавать свои картины.
- Почему?
- Я уничтожил их все, которые когда-либо нарисовал.
Я смотрю на него с удивлением.
- Почему?
- Они не были достаточно хороши, - его голос звучал настолько одухотворенно и с какой-то внутренней силой, но я не могу понять его.
Я беру на вилку кусочек курицы и кладу в рот.
- К чему ты стремишься?
Он кладет вилку.
- Я хочу, чтобы искусство что-то значило.
Я смотрю на него непонимающе.
- Ты что-нибудь знаешь об искусстве?
Я отрицательно качаю головой.
- Мое знание искусства начинается и заканчивается с восхищения Моной Лизой, как одной из самых величайших картин.
- Уничтожение искусства как такового началось в 1917 году, когда невежественный дадаист Марсель Дюшан, повернул писсуар на девяносто градусов от нормального положения и назвал это искусством. На самом деле это был вызов сторонников анти-искусства. Искусство, говорил он, должна быть обоссанным, и дураки те, кто стоит на страже искусства, потому, что вот оно, он обнял писсуар и увидел всю красоту в том месте, куда следует мочиться.
Мои брови вопросительно приподнимаются.
- Правда? Писсуар считался искусством?
- Этим одним своим поступком он отвратил все искусство от стремления к прекрасному, приведя к чувству отвращения. Зрителю начинают преподносить что-то уродливое, безвкусное, угнетающее, сделанное без каких-либо технических навыков, и просят любоваться. Он должен быть интеллектуальным обывателем, а не деятелем искусства. Сделав это новым искусством мира все художники должны были повторять его эксперимент, боготворить свои собственные экскременты в виде мочи, показывать теленка разрубленного пополам, маринуемого в рассоле, выставляя его в витрине; или череп с бриллиантами, золотых рыбок смешивать в миксере или в блендере. Так что современное искусство превратилось полностью в дегенерата, единственная цель которого, опошлить все или разрушить.
- Но правда настоящая красота - редкость, и сотворить ее еще труднее. Далеко не старомодная идея, что красота может принести страдания и разрушить. Люди чувствуют и тянутся к красоте. Во всех аспектах нашей жизни мы поклоняемся красоте: в виде людей, моды, фотографий, домов, природы, фильмов. Я могу сказать, что мы одержимы красотой. У меня совершенно простая цель. Я хочу создать будоражищую, ужасающую красоту.
Я смотрю на него, на его страсть, с которой он мне рассказывает. Он выглядит очень красивым, даже больше, чем я думала. В этот момент, когда он говорит, я восхищаюсь им. Я, наверное, так же отношусь к цветам? Возможно. Нет. Наверняка нет. Я люблю цветы, но легко могла бы жить без них. Я совершенно не заморачиваюсь по поводу лучшего предложения работы, потому что полностью счастлива составлять букеты, конечно, не самые лучшие, которые могла бы сделать. Я никогда не разрушу эту посредственную договоренность. Сепфора убьет меня, если я попытаюсь это сделать. Он, напротив же, стремится сотворить что-то великое, и похоже он будет пытаться, пока не сделает это.
- Ты действительно любишь искусство, не так ли?
- Искусство - это единственное, что помогает мне уйти от всего этого дерьма. Можно забрать все мое имущество, но никто не сможет у меня отнять мое искусство.
- Так как же ты зарабатываешь деньги на жизнь?
- У меня есть небольшая сумма денег, оставленная мне, Блейк управляет ими, - и у него на лице появляется безучастная маска, мне становится жаль, что я спросила его о деньгах. Он был прекрасен, когда говорил об искусстве.
После ужина мы загружаем посуду в посудомоечную машину, и Вэнн кормит Смита. Затем он поворачивается ко мне.
- Готова поэкспериментировать?
Я ухмыляюсь.
- Похоже мне стоит выйти за дверь.
Он хватает меня за руку и бежит в спальню, смеясь, там он останавливается.
- Я хочу стриптиз.
Я начинаю снимать мой топ и от этого начинаю смеяться. Это просто не для меня.
- Когда ты разденешься, у меня есть план. Не выпендривайся.
- Вот тебе легко говорить, ты не раздеваешься так.
- Хочешь, чтобы я устроил тебе стриптиз?
Я прыгаю на кровать и кладу руки за голову.
- Дамы и господа, Вэнн Вульф будет раздеваться прямо сейчас.
Глядя мне в глаза, он хватается за низ футболки и тянет ее через голову, голова возвращается в исходное положение грациозно и вызывающе. Я свищу. Игнорируя меня полностью, он снимает свои ботинки и отбрасывает их в сторону. Я поднимаю бровь, чтобы отвлечь его, но он только улыбается и кивает, как бы говоря мне, что разгадал мою игру.
Носки идут вслед за ботинками, по одному летят в сторону. Потом он разводит руки, разворачивается в пол оборота, играя мышцами на торсе, и расстегивает коричневый кожаный ремень, медленно вытягивая из петель, позволяя ему намотаться на палец. Вы думаете, что я умираю от смеха, держась за живот, нет, потому я нахожусь в плену, я заворожена этим действием.
Перед глазами у меня стоит одна картинка, как он погружает свой член глубоко в меня.
Он расстегивает кнопку, затем молния опускается вниз, появляется выпуклость в белых трусах. Выцветшие джинсы начинают сползать вниз, ниже, еще ниже. Моя киска тихо всхлипывает. Он поворачивается ко мне лицом, в нем не видно не позерства, ничего. Просто стоит, выжидая, как пантера, в своих боксерах. Я стараюсь отыскать недостатки. Он слишком широкий? Нет. Его бедра слишком узкие? Неа. Волосы слишком длинные? Возможно. Но в итоге все несовершенства, как будто предназначены подчеркнуть все его совершенство, и я чувствую трепетание возбуждения. Неудержимая невероятная вибрация проносится по моему телу, парализуя. Я знаю, откуда она начинается, она проносится по моим конечностям и врезается прямо между ног, находясь в ожидании, словно убийца.
- Чего ты ждешь? Сними их, - мой голос какой-то хриплый и мурлыкающий.
Он неожиданно прыгает на кровать, напугав меня, я совершенно не интеллигентно визжу.
Он опирается спиной о подушки, закинув руки за голову.
- Некоторые вещи надо заслужить.
Прилив чистого вожделения наполняет меня, дрожь накатывает какими-то волнами
- Я не шучу, - говорю я и снимаю его нижнее белье.
Его глаза поблескивают от возбуждения. Как попугай, которому предлагают арахис, я облизываю его член, словно тающее мороженое, снизу-вверх. Он толстый, соленый, бархатистый на моем языке, мне нравится. Не содержащий калорий. Это ментальная татуировка. Голос в моей голове - «Сохрани его свет и сексуальность, Сугар». Я обхватываю его губами и кружу языком вокруг головки.
- Я хотел бы быть твоим ангелом.
Для меня его слова тяжелы.
- Почему?
- Сделать так, чтобы ты увидела и поняла.
- Что увидела?
- Не берите в голову. Мы не на одной волне.
Ну вот и прекрасно, я не хочу ни о чем говорить, потому что в моей киске происходит просто шторм, пытаясь найти выход.
Затем я возвращаюсь, чтобы бездумно сосать большой, солоноватый бархатный ствол. Он переворачивает меня и начинает делать свое дело, освобождение приходит, словно полное умопомешательство, причем в большом количестве.
Чао, всем.