Поклонники
за пять дней до дня, когда умер профессор
Утром следующего дня ужасно ныло тело: Тамара и не помнила даже, когда в последний раз так ударно занималась спортом, как вчера. По крайней мере, в горы она в последний раз до этого ходила... ээээ... никогда.
Зато отступила хандра, преследующая ее вчера всю поездку. Сегодня Тамара чувствовала себя бодрее и более готовой к работе. Настолько «более», что даже испытала легкое угрызение совести, когда подумала о том, какую единицу контента выложила вчера на своей страничке: «Сегодня мы ездили на Каменную речку. Это еще монументальнее, чем описывал Ажов. На какое-то время (когда я сидела на камне), я даже почувствовала себя Каменной Девкой. Грустно и одновременно захватывающе. Бедняга. Какими ужасными были ее последние минуты!».
Вчера Тамаре казалось, что это в полной мере описывает ее ощущения: восторг от того, что она оказалась на Урале; неверие в то, что она побывала в месте, которое описывал Ажов почти четыреста лет назад (!); любовь к Каменной Девке – одному из самых загадочных персонажей сказочника.
Но теперь слова казались безжизненными и пустыми. Они не передавали той всепоглощающей тоски, что душила ее в лесу тогда, когда она рассказывала историю Девки. Это ощущение мрачной безысходности, что все потеряно, что однажды она совершила ошибку, которую невозможно исправить. Что свернула не туда, и все ее дальнейшие действия после этого поворота могли вести ее только туда, где она и оказалась.
Эта история всегда захватывала Тату, но вчера это было особенно сильно. Сопереживание, обычно не свойственное ей, тоской затопило душу.
Тамара взяла телефон в руки, чтобы посмотреть сообщения. Стыдно признаться, но ей было интересно посмотреть на то, как отреагируют на ее излияния другие, комментаторы.
Еще более неловко было признаваться в том, что она ждала сообщение. Ждала и сама не знала от кого: от Полевского, от Дани?
Вчера она отключила звук мобильного – просто не хотела слышать, и просто вздрогнула, когда увидела, что кто-то оставил целых 20 реакций на ее пост!
Вряд ли Даня или Полевской, или даже мама оставили бы столько. Несмелыми руками она нажала на кнопки и сильно удивилась:
XXX:
Да, Речка – классное место. А вы были на Кабанае? Удивительное место: лес вокруг, а посередине – чистое-чистое озеро. И тоже относится к ажовским местам.
Аллочка Иванова:
Ага, занятные камни. Мы там тоже любим отдыхать.
Ольга Р.:
Зачетно выглядишь. Костюм у водолазов одолжила?
Вася Противень:
А что вы скажете по поводу «пловцов» на Урале? В лесах? Детонька, ты хоть Википедию читай, штоле.
Ольга Р.:
Она бы хоть Водову почитала! Неуч.
Маркиза на антресолях:
Да. Ее минуты были ужасны. Но ничто не сравнится с теми минутами, когда я смотрела на этот ужасный костюм водолаза. Правильно тут написали. Девонька, ты у кого отобрала эти бриджи?
Дед:
А ты вообще историю Девки-то знаешь? Хилолог!
От прочитанного Тамара застыла. Казалось, ее сердце сначала сделало кульбит, а потом резко остановилось. Критика казалась тем более невнятной, чем больше она понимала, что она необоснованна: да, на ней был черный костюм. Но он не был похож на костюм водолаза. И вообще ей очень шел. Да, она знает историю Девки. Это ее любимая. При чем тут это? И при чем тут вообще Водова?!
Тамара еще раз перечитала свое сообщение. Если с велосипедками все понятно: наверное, вчера читатели уже успели посмотреть то видео, что смонтировала съемочная группа (когда только успели?), то почему такой шквал критики вызвало ее простое сообщение, она не понимала.
Ее больше задевала нелогичность, несоответствие реакции тексту, чем задевали слова, которые должны были оскорбить, ведь было заметно, что комментаторы хотят задеть ее побольнее. Но зачем? И за что?
С этими мыслями она спустилась вниз, на веранду. Там находилась только одна девочка, блондинка с задумчивым взглядом. Ее тонкую фигуру охватывало легкое светлое платье, из-за чего она сама казалась хрупкой и невесомой.
Девушка осторожно переливала молоко в ковшик, и, приглядевшись, Тамара поняла, что она готовит какую-то кашу.
- Доброе утро! – просипела Тата и сама неприятно удивилась, как некрасиво прозвучал ее голос.
Девушка вздрогнула и обернулась. Светло-голубые глаза остановились на переносице Тамары и так и застыли, словно пытаясь прочитать что-то. Потом ее губы дернулись в легкой, стеснительной полуулыбке:
- Доброе. А я вот... завтрак готовлю. Раньше всех встала.
Тамара с уважением кивнула. Эта девчонка вчера сидела с Черновод на веранде. А потом тоже что-то рассказывала перед камерой. После Летемина.
- Ты... историк, - с трудом припоминая ее рассказ – так вчера была погружена в себя, признала Тата. – Ты вчера очень интересно рассказывала о быте крестьян времен Ажова.
- Да, - щеки девушки порозовели: похвала ей была приятна, - я учусь на третьем курсе, перехожу на четвертый. Вообще 17 век – моя тема. Очень люблю это время. А специализация – история костюма. Ткани, покрой, эмблемы – я многое могу рассказать...
Ее глаза блестели, словно она нашла в Тамаре благодарную слушательницу, а Тата только и могла, что тяжело вздыхать. Шмотки никогда не были ее темой.
- Я, кстати, - внезапно смутившись и словно считав ее мысли, призналась девушка, резко съезжая с темы, - Соня Пегова. А ты?
- Тамара Ящерова, - представилась Тата, - филолог. Перехожу на второй курс. Я...
Тут со стороны входа раздался резкий звук, словно уронили что-то тяжелое, а затем раздался зычный исконно-русский мат (Тамара даже не все слова поняла). Сразу стало ясно: уронили не только что-то тяжелое, но и дорогое.
- Севостьянов! – тут же отреагировал капризным тоном голос Змейки. – Шеф просил крышесносный контент, а не сносить крышу камере. Читай ТЗ внимательно!
В ответ послышалось еле разборчивое бурчание, из которого можно было сделать вывод, что Змейке, шефу и прочим крышесносным нужно взять свое мнение и засунуть его в зад... скажем так, засунуть его в задний карман. Дальше пошли емкие эпитеты уже в отношении камеры. Кажется, она была тяжелой.
- Давай помогу! – добавился к руладам звонкий мальчишеский голос. Тамара вздрогнула. Летемин.
Не успела она сообразить или как-то пригладить волосы (почему-то вдруг очень сильно захотелось пригладить волосы), как дверь распахнулась, и на кухню влетела орда: вчерашний оператор тащил коробку, судя по всему, достаточно тяжелую. Сзади него, помогая и обливаясь потом, шел Даня Летемин. Его лицо было сосредоточенным, а на жилистых руках и шее вздулись вены. На несколько секунд Тамара забыла, как дышать.
Позади них, маша зонтиком, стояла Змейка, сосредоточенно разглядывая зад Дани. Конечно, не зад, тут же поправила себя Тамара. Блогер смотрела на спину участника и проверяла, как тот несет дорогое оборудование. Для чего ей все остальное?
За самой же Змейкой стояли остальные: красавчик-ябеда Когтевой, хохотушка Марина Черновод, черноглазый брюнет с саркастичной ухмылкой на лице что-то нашептывал кудрявому мальчику с волосами цвета шоколада. Кажется, вчера он, этот мальчик, пытался подарить букет ядовитых цветов Змейке. Интересно, специально или случайно?
А в отдалении ото всех стояла рыжая. Ирина Водова. Она с осуждением смотрела на всю компанию, словно они были маленькими детьми, съевшими варенье до обеда, а она – строгой воспитательницей, которой из-за этого влетело. От этого взгляда сквозило плохо прикрытой неприязнью, и Тамара невольно поморщилась.
- А! Вы уже встали! – первой заметила Тамару и Соню Настасья. – Правильно! Кто, как говорится, рано встает...
Даня, только что положивший тяжелую поклажу на стол, вздрогнул и обернулся в ту сторону, где стояли Тата и Соня. Его глаза уткнулись в Тамару, а потом на губах появилась теплая улыбка, от которой возникли ямочки на щеках.
- Как спалось? – низким голосом спросил он. Парень нахмурился, словно ему не понравился его тон, откашлялся, а потом уже совсем другим, обыденным тоном, продолжил. – У меня все тело ломило. Этот подъем, а потом спуск...
Тамара нахмурилась. Да, Дане было на что жаловаться: на обратном пути он, единственный, кто из всей команды, предложил операторам свою помощь в переносе техники. Так что ему, действительно, пришлось нелегко: мало того, что спуск был резким и неприятным, так он еще и тащил тяжелую поклажу и... как бы это неприятно ни было признавать, еще вовсю страховал Тату: если бы не Даня, она бы пару раз точно слетела кувырком с горы. Хороший парень.
- А меня вот такие упражнения не смущают, - легко произнес Костя Когтевой, вальяжно заходя на кухню и хватая всю пачку с печеньем. – Я же спортсмен. Мой организм способен на многое.
- Например, на то, чтобы сожрать всю пачку печенья за три секунды? – морщась от отвращения, уточнила Марина Черновод. – Ты мерзок.
Когтевой тряхнул головой. Крошки печенья, только что перемолотого в его рту, тут же полетели в сторону Марины. Девушка, в свою очередь, с неприкрытой гадливостью смотрела на то, как, смешиваясь с его слюной, тесто огромными глотками отправляется в глотку. У Тамары появилось смутное ощущение, что красавчик произвел на Черновод не самое лучшее впечатление.
- А меня вчера всю комары искусали, - примирительно заявила Соня. – В следующий раз нужно будет взять какой-нибудь спрей от комаров. А... это что?
Рабочий, зашедший за Настасьей, не терял времени даром – пока ребята переругивались между собой, он умудрился достать камеры и теперь умело развешивал их в разных местах. Тамара тут же почувствовала себя немножко по-оруэлловски: «Большой брат следит за тобой!».
- Это шоу! – с неприкрытым злорадством объявила Змейка, растягиваясь на диване. Вопреки фамилии, упала она не изящно, а плашмя, как поваленное дерево. – Вас теперь будут снимать 24/7 в разных помещениях, а потом все самое интересное монтировать и выкладывать в Сеть. Да, популярность, она такая...
Ребята переглянулись между собой. Когтевой тут же надул щеки, а Даня поднял бровь. Кажется, он еще не решил для себя, какая популярность ему нужна.
- Поэтому, - пробурчал рабочий, подхватывая мысль Настасьи и совершенно не обращая внимания на мимические танцы участников, - никаких уродливых кадров, которые могут испортить картинку: не мусорим, голыми не ходим, соитиями не занимаемся, на камеру не жрем!
- Соития? – подняла бровь Черновод, насмешливо оглядываясь вокруг, а потом вперив тяжелый взгляд в красавчика-Костю. Тот от такого взгляда как-то съежился, покрылся пятнами и попытался спрятаться за кактус.
- А я вот считаю, что соития – самое интересное, на что можно смотреть в Сети, - подмигнув Тамаре, улыбнулся парень с шоколадными волосами. – А уж если бесплатно...
- Бесплатно я тебе сейчас устрою соитие со стеной, - мрачно перебил его Даня, которого шутка, кажется, несколько напрягла. Его пальцы громко хрустнули. – Если хочешь, даже два раза.
Парень хмыкнул и отвел взгляд от Тамары, теперь уставившись на Пегову так, словно в жизни не видел ничего прекраснее.
- Если девчонки начнут ходить голышом по дому, думаю, зрители против не будут!
Соня уставилась на него с нескрываемым ужасом. Ее глаза тут же метнулись в сторону Дани, словно ожидая от него защиты, но он, нахохлившись, промолчал. Только взгляд у него стал тяжелым – он неотрывно следил за парнем. И под его взглядом тот как-то весь сдувался.
Его же приятель, черноглазый и темноволосый, выглядевший так, будто всему миру показывал внутреннее превосходство, только хмыкнул. Он подошел к столу, схватил самое большое сочное яблоко, со вкусом откусил его и начал жевать, подходя ближе к камере так, чтобы было видно одно только его лицо. По губам тоненькой ниточкой поползла слюна.
- Твое дело, - спокойно принял установщик, никак не реагируя на другие выходки. – В конце концов, это твоя кривая рожа будет в Интернете, а не моя.
Парень на это ответил только гигантским звучным глотком и злым взглядом.
- Кстати, по поводу Интернета, - тут же встрепенулась Тамара. – Неужели наши вчерашние съемки уже выложили в Сеть?
- Ты о чем это? – фыркнула Змейка и уставилась на Тату так, что стало понятно: она все знает, она читала. – О костюме водолаза или Википедии?
Тамара моргнула. Она видела, что Настасья пытается считать ее эмоции. Оно и не удивительно: блогер с большой и благодарной аудиторией, Змейка знала, что скандал и неподдельные эмоции – то, что может дать отменный отклик. Вот только истерить Тамара не собиралась.
- Да, об этом, - спокойно произнесла она, когда одновременно с ней, нахмурившись, Даня спросил:
- Какой еще костюм?
- О! – сладко улыбнулась Змейка и залезла в телефон. – Это о вашем вчерашнем перформансе. Вот посмотри, - и тут она начала читать на разные голоса, едко, но, впрочем, со вкусом. Тамаре стало мерзко. – Что за чудо-штаны! Если бы Андрей Бартенев, ведущий «Модного приговора», увидел это, он бы сказал: «Снимите это немедленно!». А вот что отвечают комментаторы: «Тайра Бенкс как-то сказала, что, если у тебя нет длинных ног, лучше отруби их, а не носи бриджи!». Или, вот это, мое любимое: «Я понимаю, что главным фактором нижнего белья должно быть удобство: ей легко одевать, ему – снимать. Но либо снимите с нее это немедленно, либо дайте что-нибудь посвежее!».
Змейка была удивительным чтецом: с выражением, красиво, останавливаясь на сильных фразах, правильно расставляя акценты, она делала чужие слова более живыми.
Тамара чувствовала, как на нее уставились глаза всех присутствующих. Смеются? Жалеют? Хотят знать ее реакцию? Мечтают увидеть, как она расплачется?
- Вот идиоты! – зло прошипел Даня, сжимая кулаки. Мускул на его щеке непроизвольно дернулся, а глаза заблестели. – Тамара, не слушай их, - он подошел к ней и уселся на корточки, напротив нее, снизу вверх заглядывая в глаза. – В Интернет заходят из разных мест. В том числе и из желтых домов. Не твоя вина, что к тебе попали заложники психушки.
Тамара хмыкнула. Он милый. И так трогательно заботится о ней. Вон сейчас так заглядывает в глаза, словно пытается поймать в них тревогу или отчаяние. Но ей было плевать. Правда в том, что ей было все равно, что думают о ней другие люди. И что думают о ее бриджах тоже. Потому что ей так было удобно. А как было остальным – плевать.
Она смотрела в глаза Дани, светло-зеленые, почти прозрачные, и видела, как в них, словно цветок на восходе солнца, медленно раскрывается нежность, как начинает светлеть лицо, а на губах появляется мягкая полуулыбка. Он смотрел на нее так, словно видел что-то прекрасное, что-то большее, чем просто она, Тамара, и хотел, очень хотел показать ей это. Он смотрел на нее так, словно видел в ней свою душу, но она, увы, глядя в его глаза, видела лишь свое отражение – красивое и холодное.
Настасья недовольно крякнула, и связь разорвалась.
- Я понимаю про бриджи, - холодно произнесла Тата, невольно поднимая взгляд от Дани, - но при чем тут Ира?
Летемин тяжело вздохнул. Его руки, его горячие руки, выпустили ее ладонь – и только сейчас Тамара поняла, что он сжимал ее пальцы. Когда это было? Как это произошло? Почему она не заметила?
- Ира? – произнес Даня будничным голосом. Лицо его приняло скучающее выражение – и Тамара вдруг задумалась: а он действительно на нее так смотрел, или ей показалось? – А при чем здесь Ира?
- Не знаю, - Тата нахмурилась. – Но мне сегодня несколько человек написали про нее, так что...
Она осеклась, заметив выражение лица Водовой. Она как-то смутилась, покраснела и вообще вдруг забилась в дальний угол, словно пытаясь смешаться с мебелью. Это выглядело не то, чтобы странно, но крайне подозрительно.
Змейка злорадно рассмеялась. Кажется, она знала ответы на все вопросы.
Остальные ребята уставились на нее с некоторым смущением. Ну, кроме мефистофелевского вида парня, грозы яблок. Он сидел в телефоне с таким видом, будто ему было плевать на все, что не касалось его лично.
- Ирина, - после короткой паузы, произнесла Змейка, демонстративно что-то ища в мобильнике, - вчера поразила Интернет своим остроумием и глубиной познаний.
Водова тихонько засопела и попыталась выйти из комнаты. Мальчик-Мефистофель-с-черными глазами как бы случайно и не глядя на нее, толкнул стул ей под ноги. Водова, удержавшись в последнюю секунду, тушканчиком застыла в дверях.
Тамара нахмурилась. В чем бы ни было дело, оно явно было не чисто. А Настасья, наконец найдя то, что искала, издала победный клич и начала читать цитаты. Судя по всему, принадлежали они Ире. И, видимо, были частью того домашнего задания, которое они должны были выполнять ежедневно:
- «И что значит «никто не знал»?! Как это не знал, если даже поверье есть, что потом эту Девку даже в лесу встречали? Конечно, не саму Девку, а дух ее», - зачитывала Настасья, делая какие-то долгие, не к месту, паузы. Видимо, сначала читала про себя, а потом делилась с обществом нужными отрывками. – «А еще ведь была легенда о цветке! Что тот, кто его найдет, в особую милость к Каменной Девке попадет. И что? Сказала нам об этом девочка? Ну да, ну да. Три раза. А еще – филолог».
Тут Настасья оборвала фразу, пробежала глазами текст еще раз и фыркнула. Кажется, там она нашла что-то смешное, но решила этим не делиться с общественностью.
- Ну-с, - вместо этого произнесла блогер. – И как мы это прокомментируем?
Она уставилась на Тамару смеющимися серыми глазами и, видимо, ждала от нее ответ. Но получила она его не от Таты.
- Ты! Ты! – завизжала Водова, гневно тыча пальцем в Змейку. Ее лицо перекосило, на глазах выступили слезы гнева. – Да как ты..! Да разве можно читать остальным участникам то, что мы пишем? Разве не в этом весь смысл: мы говорим о себе и про себя! Если все будут знать, то зачем откровенно писать?!
- Хм, - Змейка сделала вид, что задумалась. – Да, твоя правда. Я поговорю с Полевским, чтобы мы могли закрыть эту возможность для участников: возможность читать чужие страницы.
Водова, задыхающаяся, злая и, наверное, потная, недовольно кивнула. А Настасья уже перевела хитрющий взгляд на Тамару:
- Ну, недофилолог, - последнее слово она выделила голосом, звуча с какой-то издевкой, но Тата так и не смогла понять, над кем подшучивает Змейка: над ней или Водовой, - что скажешь в свое оправдание?
- Оправдание? – удивленно отозвалась Тамара. – А что тут говорить? На истории о Девке заканчиваются сказки Ажова. Да, есть легенды о том, что ее кто-то встречал в лесу. Но они документально не подтверждены: вроде, как бы, наследники Ажова и нашли какие-то записи после его смерти, но его ли это? Или поздняя подделка? Кто знает? Что же касается легенды о цветке, - она замолчала, пробуя фразу на вкус. – Да, было такое. Но исследователи говорят, что эта часть сильно отличается по стилю от ажовского. Сейчас считается, что эту часть вложили в текст позже, и он не вышел из-под пера Ажова. Другое пока не доказано. Хотя, если ты спросишь меня, я больше верю в цветок, чем в дух.
Настасья хмыкнула. Пожиратель яблок заржал в голос, Водова побледнела и полезла в телефон, а остальные неловко заерзали.
- Интересно, - с вызовом произнесла Змейка, а потом развернулась в сторону двери. – А вы что думаете по этому поводу, профессор?
Тамара обернулась. У входа, все такой же неприятный и засаленный, стоял профессор. Он во все глаза смотрела на Тамару. И вид у него был полубезумный, словно он смотрел на что-то, во что верил и поверить не мог.
Змейке пришлось повторить вопрос, потому что он, кажется, ее не слышал.
- А? – вздрогнув, переспросил он. – Да, да, вкладыши... Действительно, так и есть. Записи про дух нашли только после смерти Ажова, его внуки. Это было почти через 70 лет. Но текст к тому времени устоялся, да и модно тогда было... про призраков. Литературоведы до сих пор не пришли к одному выводу о том, действительно ли это ажовская работа или же просто подделка. И да, про цветок... это был вкладыш. Считается, что это дописал его сын, со слов человека, жителя деревни, у которой Ажов собирал легенды. Это не... официально это не входит в цикл сказок, хотя, неофициально... цветок...
Его речь стала замедленной, он словно уходил в себя. Казалось, профессора внезапно посетила мысль, которая его поразила. Не особо оригинальная, но, без сомнения, свежая.
Профессор с изумлением смотрел на свои руки, будто в них таилась тайна.
- Профессор, - с гордостью произнесла Настасья, - не просто литературовед. Он – исследователь творчества Ажова. Его семья поколениями изучала сказки писателя. Ходят слухи, - тут ее голос опустился до громкого шепота, - что его пра-пра-много-раз-прадедушка был тем самым человеком, что рассказал Ажову легенды Урала.
Тамара по-новому уставилась на профессора. Ох! Он был консультантом! Это многое объясняло. Скорее всего, именно он выбирал нужные ажовские места.
- Не хотите ли позавтракать с нами? – спросила Змейка.
- Нет, - профессор нахмурился. – Мне... мне надо кое-что проверить.
Он уставился на Тамару каким-то странным, тяжелым взглядом, будто пытался одними глазами взорвать ей мозг. Потом вздохнул, развернулся и ушел, что-то бурча себе под нос. Тата только и смогла разобрать, что «цветок, цветок...».
Он ушел, а ребята, бурча себе под нос, и почти забыв о камерах, начали накладывать себе еду. Они обсуждали поездки, Настасья делилась впечатлениями от первого дня съемок и раздавала советы о том, как держать себя перед камерами. Предстоял новый день в Ажов.Skazе.
Профессор ушел. Они даже не посмотрели ему в след – просто забыли о том, что он был в комнате. И никто тогда не знал, что больше его уже не увидит. По крайней мере, живым.