Шон
После уезда девушек, Риния так же быстро литировался из дому, будто его тут и не было вовсе.
Шон направился в подмастерье своей матери. Парень считал, что подвал, который обустроила его мама, был удивительным местом. И даже не от того, что тут навсегда пропадали люди становясь донорами сами того не желая. Нет. Было в этом подвале что то иное - потустороннее, а сейчас это чувство усилилось. Он знал секреты, которые таили эти комнаты; он знал все тайники: нашел еще ребенком. Тогда он не понимал ценность тех писем. В них были выведены каллиграфическим почерком слова поддержки, грусти и сожаления, отчаяния и не утаеного смеха, которым делился ответчик. Маленький Шон любил перечитывать эти письма: через них он узнавал о новых странах, о бывших товарищах матери, о ее мечте: «Я снова хочу стать человеком! Я устала страдать! Я устала видеть смерть дорогих мне людей!», хотя сами эти строки он никогда не видел, но представлял как писала это мама, как она злилась на «И как в тебе новом "мире"? Как много от тебя отвернулись или ты решила сама их оттолкнуть?» в таких предложениях буквы становились дергание, будто человек смеялся говоря об этом. А ещё интересным для него были сцены пьесы. Мамин друг, чье имя везде зачеркнуту, а иногда даже на этом месте бумага была порвана от нажатия, присылал очерки пьесы, говоря о любви, эросе, но на самом деле это была чёрная порнография, где роль подставной служанки в военном гарнизоне играла Нацуки. Эти строки были отвратительны, но манили. Загоняли в краску, но восхищали. Шон даже записывал их на диктофон, проговаривая "ахи и охи". Но с его уст это больше было похоже на отчаянного бегуна, а не на то, что подразумевалось. После переезда в новый дом, Шон пытался спросить об этом у "брата", но всего лишь один его взгляд заставлял уйти, уйти вон из мира. Его счастьем стало то, когда Риния - поменялся. С ней... Ним стало говорить легче, все же теперь это мальчик его возраста, и Риния так пыталась придерживаться своего нового образа, что было чувство, будто она всегда была парнем, просто нужен был толчок для развития этого характера.
Сейчас, как бы Шон не старался, он не мог открыть дверь, будто кто то другой, очень близкий ему, стоял за ней и держал. Блондин продолжал бродить по дому. Кемин и Альбини постоянно куда уходили. Хотя брат мог поступить сюда на учебу, - это бы объяснило его исчезновения. Либо они устроились на подработку, все же уже большие мальчики. Дом пустовал. Даже музыка не утешала. Все игры пройдены - было потрачено двое суток, слишком быстрым, слишком скучным, слишком однообразным казалось все это Шону. На момент своего детства он привык оставаться "один"(1) в своей комнате, а не один во всем доме.
Шон практически перестал есть, ему было не до этого. Конечно он знал, что совсем ничего есть нельзя, поэтому в рационе питания на первое место вышли хлеб с водой. Реже он запаривал "каши 5-минутки", картошку или лапшу "Ролтон". Ещё реже он начал питаться сладким. Весь мир стал не таким, весь мир стал пустым.
Холодная рука прикоснулась к его сердцу. Парень упал носом в пол, задыхаясь, в конвульсиях он бил ручку дивана. Во рту стало горько сжечь, разум помутнел, не ясные картины, перепутанные между собой. В них он за кем то шел. Нет! Преследовал! Как тень прячась по углам, чтобы его не увидели. Он шел за своей жертвой. Он настиг свою жертву. Он ...
На его живот упал сбитый кувшин с лимонной водой. Парень подтянул к себе осколок, в котором ещё была вода и выпил. Странный металлический привкус сошел с его губ и языка, оставляя только лёгкое, но мерзкое послевкусие.
«Надо заканчивать сидеть без дела, то так и с ума сойти можно... - сказал он сам себе, - какое сегодня число? Уже девятое... А от Ринии не весточки... Ни от кого нету ни-че-го»
Эта мысль его удручала ещё сильнее, ведь как можно было скучать, если есть Кёма! Но Кёмы не было, либо они приходили с братом уставшие, как собака и лошадь, и приготовив что то лёгкое, по типу макарон или картошки шли спать. С другой стороны, где Светослав? Мужчина очень редко посещал собственный дом, хотя не раз рассказывал как он строил дом этими руками в снежную бурю! А сейчас он то и дела спал в храме, - но его там не было, лишь открытая Библия. Также пропали некоторые вещи - «наверное забрал с собой в ту деревню, все же скоро новый год, может какой пост должны дать» - подумал блондин проводя пальцами по страницам, ему не была интересна религия - она губила его мать, превращая ее кожу в ожоги и волдыри, как солнце. Шон захлопнул книгу.
Парень забрал с собой собак, надел коньки, и покатил пряма так в город по оледеневшей дороге. Внутри города были разлиты тропинки, чтобы люди могли кататься по дорожкам, да и на коньках было куда удобнее на льду, чем в сапогах. Город оставался белым. Сквозь тучи пыталось пробиться солнце.
Из рта при дыхание выходил пар, все кутались, собаки начали скулить - замерзли. А на Шона все смотрела как на больного - всё те же обтягивающие джинсы, всё тот же светлый свитер. Без шапки и шарфа, в одной лишь куртки. И та на распашку.
- Кровь стыла в жилах от холода, но только у тех, у кого ее нету - нечему стыть, - пробубнил про себя Шон. Кончики его пальцев начали неметь.
Когда собаки отказались идти дальше, они забежали в магазин и стояли в фойе. Шон оставил их и решил купить чего нибудь теплого: хотдоги.
В глазах Шона вся улица покрылось лазурной коркой. Собаки бежали вперёд, пока он сам спокойно ехал по пустынной улице.
Блондин и не заметил, как приехал к вокзалу.
- Шанс маленький, но вдруг получится узнать куда он уехал, - собаки гавкнули в ответ.
Как бы он не пытался зайти с разных сторон, зайти с разных имён, ничего. «Если бы я пришел раньше, может тогда получил хотя бы один ответ».
Дальше они доехали до почты, уже осознано.
«Похоже прервалась телефонная линия» - подумал Шон, смотря на людей в старых кабинках разговаривающие с кем то.
Дождавшись своей очереди, парень, подошёл к окну. Спросив с него информацию кто он, и уточнив адресата - посылка оказалось в его руках. Только вот, это было не то что он хотел, - пришедший журнал для мамы. Свернув и засунов во внутренний карман, они поехали назад домой.
Журнал оказался не скучным - между его страниц лежали письма. Одно такое он раскрыл, Нацуки никогда не ругала его за то, что он сует нос в чужие дела. «Так он будет хотя бы знать информацию, которой можно будет воспользоваться в случае чего» - так она его выгораживала, когда тот залез в лаборатории Винсона.
«Планы поменялись. Нам нужна поставка О-76 в двое больше, чем в прошлый раз. Встречаемся там же....»
Дальше Шону стало не интересно, мамины интриги были не из за хорошей жизни - как он считал - не могла она вот так свернуть на эту дорогу. Может тот человек из переписке подтолкнул ее к этому?
Оставшиеся письма он собрал в кучу, связал бичевкой, и положил под всё ещё закрытую дверь.
Журнал он пролистал раз десять. Потом начал вырезать из него картинки, тереть части с духами, выписать вещи - это хоть как то развеивало его одиночество.
Спустя ещё два дня из подвала вышла мама сопровождая человека в накидке на лице которого была маска, из головы торчали рога. Шон лишь проводил их взглядом, даже не удивлялся. «Наверное пациент пробил голову и разорвал лицо, поэтому в маске» - быстро нашел оправдание увиденному, на его памяти бывали случаи и хуже и смешнее. Один раз к маме пришел мужчина. Из его брюха наскось торчала острая палка - копьё, - удивительно как он выжил. Или была история как человек разбил голову шлемом, хотя тот должен работать в помощь, а у третьего из "того места" торчала лыжная палка, но он был на веселе.
Они прошли о чем то болтая и даже не заметили во мгле зала сидящего Шона с книгой. Вокруг него уже стояли стопки: все книги которые он нашел в доме были вокруг него. Они были из разных сверх: наука: биология, астрономия, история; детские: дюймовочка, сказки Братьев Грим; детективы, прозы и баллады, но больше всего было французских романов. В полной мгле его хрустальные глаза проглатывали одну за другой страницы романа. На его лица была всего лишь одна эмоция - холода. Она не зависела от того, что происходило на страницах книг.
Спустя ещё два дня он решился позвонить Ринии. Парень всегда говорил, что лучше этого делать не стоит. Необьясняя причины - вечно сбрасывал. А потом приезжал домой - и будто ничего не было, будто Шон не оставлял 5 минутные голосовые прося перезвонить ему. И сейчас, за эти восемь дней он не ожидал услышать чудо, ведь если бы Риния взял трубку, это и в прям было оно самое.
- Вы позвонили на несуществующий номер, повторите попытку, - отрезал автоответчик.
- Ясно.
Шон намеривался разбить телефон о стену, чтобы Риния знал, что у него тоже есть чувства, что тоже скучает, что он живой - но Кумо поймал его и принес обратно, развалив одну из башен. Запрыгнул на диван и лег на колени Шона немного рыча - собакам тоже не нравились долгие уходы хозяев. Через ещё какое время пришла и Чез.
Оставшиеся два дня до приезда Юли, Шон провел на улице. Звонил в агентства по найму машин. Вышел на мафию с которой его "парень" тесно общался, но и те не знали куда он пропал.
Наконец то домой вернулся и Светослав, - теперь он составлял компанию Шону в ужинах и в шахматах, то играть самому с собой парню уже надоело. С другой стороны теперь всегда работал свет, от этого Шону щипло глаза, но он вскоре привык. Ещё какое то время он гулял по лесу. То, что ему обычно запрещалось делать, теперь никем не контролировалось.
Писем не было. Пришел первый журнал "домик Пико". В первом номере была ее миниатюрная ванная комната на первом этаже. Из журнала Шон узнал, что этажей 3, но так как дом в открытом варианте, то нужно собирать обе стороны. Так же был домик ее друга Роби. Сад. Огород. Машина. Мотоцикл. И все такое живое, только маленькое. В подарок шла сама фигурка Пико.
13 декабря Шон решил устроить уборку в своей комнате. Чтобы глаза щипало меньше, начал ее ещё в 3 ночи, от чего Светослав не сказать что был в восторге. Шон бросал в коробки всё без сожаления. Протер пыль. Теперь его комната казалась пустой, практически ничего не осталось от его детства здесь - лишь фотографии, блокнот и ...
- А где диктофон?
Он перевернул всю комнату, но не нашел.
Спросив у отца, где сани, достал из подвала. Прицепил Кумо и Чеза, вогрузил коробки, начисто замотал веревкой и, дав команду, они ринулись к городу: собаки бегом, он на коньках.
Вещи отдали в соц магазин, книги в библиотеку, жестяные банки на переработку, мусор - в мусорку. Получив денег, направился домой, где его ждал неожиданный приезд Юли и Фаи. Так ещё и Кемин с Альбини были дома.
Половина народу была дома, как только он сам вышел за порог! И им походу весело... Собаки заскулили смотря на товарища.
- Давайте ещё немного пройдемся, не хочу им мешать.
Парень обошел дом и завел собак внутрь. Те быстро нашли себе место под пледом. Легли друг другу на хвосты. Сам Шон забрал лыжи и двинулся вглубь леса. Глаза щипало бешено - будто смотрел на сварку. Но кроме слепоты везде были деревья возвышаясь вверх, к небу, будто хотели достать до мира великанов.
Спустя полчаса, Шон добрался до старого дома, уже больше походивший на сарай. Серый - штукатурка слетела оголяя кирпичи; крыша скатилась, внутри наверное много снега. Окна выбиты, ну они и были такими, когда они впервые нашли этот дом. Парень вошёл. На стене, на уровне его пояса, все ещё уверено сиял рисунок нарисованный масленными красками.
Его рисовал Риния, нежно выводя каждую прядь друга. Себя он рисовал так, как получится, поэтому его дорисовывал Шон, хоть у того, как говорится, "руки не из того места росли" для рисования. Да и вообще, Риния был очень талантливым ребенком, как считал Шон, в с свои 8 он читал "Войну и мир", а в 9 книги для взрослых, поэтому с ним и можно было обсудить те письма мама более масштабно. Рисовал портреты и пейзажи маслом. Знал робототехнику. Разбирался в готовке, но всегда старался держать это в секрете - не хотел готовить на постоянке. Шон часто замечал, что он завидует ему. Бывшей подруги которая за 2 года перепрыгнула все, что знал он сам. Она ушла слишком далеко, но всегда ставила паузы, чтобы ее догнали.
Шон прошел в центральную комнату, снега и впрямь было много. Подошёл к треснувшему зеркалу, осмотрел себя. „И куда делся тот счастливый ребенок? - спросил он себя, - поблекший: бледный, щеки впали, под глазами мешки, даже косметика не спасает". Он тянул кожу в разные стороны, корчил гримасы, заплетал хвостик. Поставил руки на тумбу, сделал шаг ближе, практически целуя свое отражение. Провел ладонью по лицу: вся ладонь была внизу, на горле и подбородке, а большой палец лежал на нижний губе немного ее приоткрывая. Начал понемногу нежиться в объятиях .... „Стоп! Нет! - убрал руку, - нет!.. Ринии здесь нет... Надо отдохнуть".
Прошел к дивану, он так и остался разложенным. Шон пробежал вперёд, прокрутился на пятках, раскинул руки и упал звёздочкой. Притянул одну колено. Наблюдал за потолком: в продырявленом кафеле некотые созвездия соединились в дыры. Парень покатался из стороны в сторону и прыснул в кулак, наконец то за долгое время он улыбнулся ярко, как жёлтый одуванчик.
„Сколько тогда мы новых "слов", да и о Кеме в целом узнали. Брат всё никак успокоиться не мог, что он, по душе доброй, решил нам помочь перенести диван. Дааа~ печально, что он не знал, что придется аж сюда тащить!"
После приезда Нацуки, Светослав решил поменять мебель, а старую выбросил, вот они за нее то и спохватились.
„А ещё, на этом диване, мы впервые с Ринией, - вспомнил он с трепетом, - да тьфу ты! Опять Риния!!!"
Он сел, положив голову на колени. Но покалования не прошли. Если раньше все что они делали из "взрослой жизни" это минет, то тут было иное. Более жаркое и запоминающие. Шон придерживал Ринию за ягодицы и целовал грудь, пока тот "не мог усесться ему на колени". Блондин начал бить сырую подушку. Риния его перерос и уже сам занял место сидящего, а ему пришлось выворачиваться и крутиться. Сначала такой расклад его не устраивал, но теперь - жить без этого не может.
Чтобы отвлечься, взял старый советский журнал, который стоял посреди пост- и анти- советских, германских и финских.
<<...>>
Дома он повторил последнии лекции, написал краткий конспект и подключился на видео звонок с учителем.
- Здравствуйте, Екатерина Павловна, - сказал по обыденному Шон немного улыбаясь.
- Здравствуй, Оливер, - голос преподавательницы был строгий, - Можешь сказать, когда твоя подружка соизволит сдать контрольные работы?
- Она уже их сдает, - Шон не был готова к такому вопросу, да и не понимал, что говорит, - Вернее, готовится к сдаче истории и географии...
- Надеюсь, то до каникул полторы недели, а у нее хвостов больше чем у Лёшки Макаре́нко.
- Да, кончено, я передам..
- И подготовь, пожалуйста. Не хочу с ней сидеть все каникулы.
Шон сидел словно это его косяки, хотя внутри он винил Эдит, теперь из за нее ему влетает.
- А что у тебя комната такая пустая? - Екатерина заглядывала ему за спину. Она привыкла видеть его на фоне "помойки", но теперь здесь было слишком чисто.
- Повзрослел. Давайте начнем.
Спустя 40 минут контрольная была сдана на отлично.
Примечание:
(1) - имелось ввиду прятаться в своей комнате и томиться в одиночестве пока за стенкой ругались родители.