Глава 6
Филипп невольно содрогнулся, одарив изуродованную ладонь быстрым взглядом. Стрела торчала прямиком из проклятой метки и, судя по черноте, стремительно охватывающей мальчишескую руку, будоражила крэпера. Юноша поспешно потянул за древко, стремясь вернуть тьму в состояние относительного покоя, и рухнул на пол, скривившись от невыносимой боли. Ника рванулась к нему, запустив руку в сумку, но мальчишеские пальцы сомкнулись на ее запястье, утягивая девушку на пол. Вторая рука потянула вниз меня, заляпав кожу свежей, подозрительно-темной кровью.
Я неловко опустилась на гниющие доски, чудом не задев макушкой новую стрелу. Только на этот раз зазубренный наконечник пылал ярким пламенем, цвета закатного солнца и нечищеной меди. Я невольно фыркнула, представив, как рыжее зарево обволакивает мою голову, сливаясь со знакомыми ненавистными прядями.
Представив, как огонь охватывает жар-птицу, обращая ее в феникса.
Пламя и сухое дерево мгновенно слились в страстном дуэте, отрезав нам путь к отступлению. Воздух наполнился дымом и тлеющей пылью, превратившись в смертоносную смесь, но анонимных стрелков это не останавливало. Наконечники то и дело вонзались в тлеющее дерево и стремились заклеймить нас, не ведая, что не первыми совершают это славное дельце.
Я сжалась в комок, уткнувшись затылком в дырявый подоконник. Дымовая завеса отделила меня от знакомых ворожеев, обернувшись одиночной камерой. Пепел и отчаяние забили глаза и последние стремительно наполнились слезами. Я закашлялась, пытаясь выгнать из легких незваный дым, и вжалась в стену, подавив воистину собачий скулеж.
-Совсем свихнулась? - раздалось над ухом, и я поспешно отпрыгнула в сторону, сжав ключ в кулаке. Металл впился в кожу, обжигая разорванную плоть.
Филипп окинул меня хмурым взглядом и, хрипло откашлявшись, зашипел:
-Может, ты немного ослепла, но прямо над твоей макушкой находится нечто, напоминающее огромную табличку с надписью «выход».
Я подняла голову вверх и окинула взглядом собственноручно распахнутое окно. Ветер вяло колыхал рваные занавески, стремящиеся коснуться неизведанного рыжего нечто и обернуться в столь же неизведанное ничто. Я повернулась к юноше и заговорила, подражая его язвительному тону:
-Может, ты немного мертв, ведь только мертвецы не в силах ощутить на себе смертоносность пламени,- к потолку взметнулся дырявый шлейф крошечных искр, и Филипп презрительно усмехнулся. - Однако если попытаешься выбраться через окно, мы с неизвестными стрелками гарантируем тебе медленную, болезненную смерть.
-Если бы ты отвлеклась от чрезвычайно увлекательного разглядывания занавесок, можно было бы отметить, что... - юноша закашлялся, прикрыв рукавом лицо, покрытое тонким слоем пепла, копоти и запекшейся крови.
Воспользовавшись короткой паузой, я оглядела укутанное пламенем помещение. Раздавалось тихое потрескивание дров, крыша, в любую секунду готовая обвалиться, натужно кряхтела, но пронзительный визг злосчастных стрел незаметно ускользнул из этой симфонии. Значит ли это, что стрелки покинули свой пост, отдав нас на милость немилосердного огня? Или незнакомцы выжидают, готовясь встретить наше появление со всей свойственной им радушностью?
Ответом мне послужил короткий, заточенный крик, который обычно издают в момент соприкосновения со смертью и победный, подозрительно знакомый клекот.
Мы с Филиппом переглянулись и синхронно выглянули на улицу, мгновенно прекратив заботу о собственной безопасности.
Стоило мне обратить лицо к свежему ветру, как нос заполнила соленая, но от этого не более щадящая, струя воды.
Откашлявшись, я приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой знакомое лицо Ники, измазанное копотью и пеплом на манер актеров антиутопических фильмов. Несмотря на эти сомнительные украшения, девушка выглядела куда лучше Филиппа, к слову, окутанного новым приступом кашля, и виновато хлопала глазами, подметая ресницами щеки.
-Крыша! - короткий мальчишеский голос прервал наш затянувшийся зрительный контакт, и Филипп устремился в сторону спасительного леса, предварительно подтолкнув нас на правильный путь.
Домик гневно скрипел за спиной, тлеющие доски распалялись от злости, порождая тысячи огненных языков. Ритмичные звуки наших шагов и треск домика, поневоле обернувшегося тлеющими головешками, превратились в единую мелодию, и мы не сразу услышали инородные звуки, бесцеремонно в нее вторгающиеся.
Я обернулась. К домику бежали вожатые и подавляющее большинство обитателей лагеря. Никто не мог пропустить первое масштабное событие смены: подростки щелкали дисплеями планшетов и телефонов, дети восторженно глазели на гигантское кострище, а вожатые наперебой звонили в пожарное депо, не забывая отталкивать чересчур смелых отпрысков Адама.
А когда разноцветные футболки окружили строение максимально плотным кольцом, крыша стремительно поползла вниз. Мы замерли у самой кромки леса, наблюдая за тем, как вожатые и подростки оттаскивают ближайших детей, но крыша оказалась достаточно большой, чтобы обернуться могильной плитой для пары дюжин.
Огонь считают самой буйной и страстной стихией, но сегодня я убедилась - его терпению нет апогея, нет пика. Пламя всегда сполна окупает свое терпение.
Ника отвернулась, сглотнув горький ком, напоминающий горечь тысячи стеблей полыни. Горечь, заполнившую мое нутро при мысли о Сандре.
Я поспешно изучила толпу в поисках каскада медных кудрей и облегченно выдохнула. Сандра стояла у самой кромки поляны, прижав ладони ко рту и растеряв весь свой гордый и утонченный вид. Ее взгляд нарезал круги по частям детских, юношеских, подростковых тел, торчащих из-под обломков: обгоревшая девичья нога в красной сандалике, смуглая юношеская ладонь, каскад медных кудрей, стремительно превращающийся в кучку пепла. Сердце свернулось в мятый бумажный шарик и стало куда тяжелее всех книг, ключей и тайн. Я дернулась в сторону сестры, но скрытная лесная зелень уже приняла меня в свой чертог.
Марионетка вытерла слезы и поспешила за знакомцами, затянув спутанные нитки.
***
Ветви становились все толще и сплетались в живые стены. Природа не желала открывать нам все свои тайны, но юноша двигался напролом, не сбавляя темпа, и мы невольно плелись за ним, путаясь в обломках сосновых ветвей и густом бурьяне. Даже вечно лучезарная Ника не сдерживала негатив и вздрагивала от каждого нового шороха.
-Филипп, - девичий голос дважды потонул в хрусте ломаных веток, прежде чем юноша замер, перегородив собственноручно вытворенную тропинку.
-Нужно найти Ари и Рэма, - девушка вырвала ладонь из мальчишеских пальцев и коснулась его подозрительно-неподвижного плеча, - Они должны были подать нам сигнал, но я не слышу...
Ярко-желтые ноготки сомкнулись на юношеском плече, и Филипп обернулся. Я шарахнулась назад, потонув в море кустов и трав, впервые показавшемся мне настолько колючим и грязным, и вытаращилась на Филиппа, потеряв не только дар речи, но и все свои дары.
Кожу юноши покрывали грязно-бурые разводы, напоминающие обнаженные ветви терновника. Они вились вокруг тонких губ, плясали на носу, гнездом покоились на лбу и играли на шее, пульсируя в такт бешено бьющейся жилке. Меты прятались даже в юношеских глазах: лазурь оттеняла их лучше любого другого оттенка, но эта лазурь пробивалась слишком слабо. Внутренняя тьма юноши казалась не просто беспредельной - вопреки своим тайным законам, она не отражала свет. Она поглощала его.
Ника последовала моему примеру несколько позже. С ее маленьких губ, подобно гнилым стервятникам, срывались настолько мерзкие выражения, что даже виновник происшествия удивленно склонил голову на манер дворового пса. Филипп впился в меня немигающим взглядом и я ощутила немой крик, извещающий меня лишь об одном: трепыхаться бесполезно.
Бабочка замирает над подоконником и осыпается бесславным прахом.
Я сжала Ключ в кулаке, продолжая наивно надеяться на чудо и вспоминая все прочитанные книги, стараясь найти подсказку. Все книги казались непохожими и слишком разнообразными, но каждая твердила: артефакт не ослушается своей Хранительницы. Остается лишь сообщить артефакту о том, кто его хранит.
Я рванулась вперед, вырвав из земли добрую половину лесных трав, и столкнулась с юношей нос к подбородку. Вблизи тьма казалась более жуткой, чем все файры, стрелы и крэперы. Я могла бы изучить каждый виток, каждый дефект юношеской тьмы. Она могла скрыть свое движение, но жизнь не скроешь: мгла смотрела, дышала и откровенно наслаждалась слабостью Марины Ланской.
Неподвижные враги страшны в своей неподвижности. Когда перестаешь ожидать удара в сердце, они вонзают кинжал в спину, прямо меж эмбрионов ангельских крыльев. Может, поэтому люди не умеют летать? Может, поэтому псы Адама не ангелы вовсе, а лишь обезьяны с более извилистым мозгом?
Филипп вздрогнул, будто отряхиваясь, и протянул ко мне скованную метами руку. Ветви превратились в когти, короткие, но острые. Я сглотнула и сжала юношескую ладонь, вцепившись в нее собственными ногтями.
Ключ завибрировал, приятно согревая ладонь, и заполнил поляну таким ярким светом, что даже мой еще слабенький крэпер, затаившийся где-то в самом дальнем уголке мозга, задрожал, сжавшись в еле ощутимый комок.
Метки-ветки дрогнули и неохотно поползли куда-то под мальчишескую толстовку. Они переваливались, шипели и изящно вились крошечной тонкой змейкой. Возможно, они искали путь к юношескому сердцу - тьма, как известно, прячется именно там. Веки юноши дрогнули и черный сменился привычным лазурным оттенком. Филипп удивленно заморгал, привалившись спиной к ближайшей сосне. Юноша тяжело дышал и даже потертый рукав толстовки не мог скрыть черной дымки, которую извергали его легкие. Ника поспешно подбежала к нему, похлопала по непривычно сутулой спине и наворожила крошечный фонтанчик, к которому юноша тут же с жадностью припал.
Я опустилась рядом, уткнувшись носом в перемазанные кровью колени. Череда событий давно обернулась круговоротом, не оставляя времени осознать происходящее и убедиться в его реальности. Обычный августовский день казался дневным кошмаром: вспомнился предсмертный вой Тушки, огненные глаза файров, обугленные тела детей и кровь - чужая и собственная. Сегодня был воистину кровавый день.
Дремота окутала меня мягким пледом, и когда расслабленное тело покатилось в овраг, замаскированный низенькими кустами, я не успела издать даже сдавленный писк.
К счастью, овраг не отличался глубиной, и я умудрилась не свернуть шею и даже не перерезать горло Ключом. Шорох потревоженной листвы медленно затихал, и мне удалось различить неровное биение собственного сердца и чьи-то мерные неспешные шаги. Будто где-то неподалеку расхаживал ходячий маятник.
Обернувшись к источнику последнего звука, я увидела Ари, затравленно озирающуюся по сторонам. Она нарезала круги вокруг мужчины, лежащего на самом дне оврага, уткнувшись лицом в липкую от его же крови траву, и разглядывала меня невидящими глазами.
Ника и Филипп, мгновенно вернувший себе прежний высокомерный вид, спрыгнули на дно оврага, и мы синхронно сморщились от ударившего в нос кислого запаха.
Филипп подошел к лежащему, бесцеремонно отодвинув девушку в сторону и уверенно перевернул его на спину.
Мужскую грудь пересекали неровные раны, будто какой-то амурский тигр решил станцевать на нем джигу. Мужская рука судорожно сжимала стрелу - дурное оружие для борьбы со столь крупным зверем. В складке искривленных губ алела тоненькая струйка крови, а глаза глядели куда-то за горизонт. За Край.
Я отползла назад, стремясь сохранить скудное содержимое своего желудка, и невольно сменила ракурс. Вокруг тела мужчины вились дорожки из горячего пепла, покрывающие траву мудреным узором. В отрезвленном рассудке мгновенно мелькнула догадка, которую Филипп незамедлительно поспешил высказать:
-Ари, зачем? Он пригодился бы нам живым. Ты хоть представляешь, сколько нужно тумана, чтобы воскресить такую махину?
Девушка сидела на траве, сжавшись в комок. Ее лицо опухло от слез, а тело дрожало, словно в приступе эпилепсии.
-Это не я, - срывающийся голос напоминал душераздирающий скрип заржавевших дверных петель. - Крэпер. Он не оставляет мне времени.
Ника ахнула, прижав ладони ко рту, а лицо Филиппа мгновенно побледнело.
Я будто бы оказалась в дешевом фильме, где должна была играть свою роль, не зная сюжета, даже мельком не читая сценария. Однако я всегда была слишком хладнокровной для актрисы, поэтому, когда Рэм опустился на поляну, сменив обеспокоенную гримасу радостной улыбкой, не отличилась бурной реакцией.
-Вот вы где, - воскликнул юноша, борясь с отдышкой, - Я думал, вас застрелили и обшарил весь дом в поисках, ваших обугленных тел.
Рэм улыбнулся черными от копоти губами, и я с удивлением отметила, что мои собственные губы стремительно расплылись в стороны. Мгновенно вернув себе относительно серьезный вид, я обернулась к троице, подавленно глядящей в землю.
-То есть крэпер может превратить меня в заклейменного монстра или лишить рассудка, а я даже не вспомню о его деяниях? - я кивнула в сторону, и, получив удовлетворительные кивки, продолжила, - Что еще мне следует знать?
-У тебя мало времени. Этого достаточно, - буркнул Филипп, отворачиваясь.
-Нам нужно покинуть Пристенье как можно скорее, если не хотим превратиться в решето.
Рэм покорно вышел вперед, краем глаза наблюдая за Ари, застывшей неподалеку от него. Как ни странно, он не задавал вопросов, видимо научившись собирать чужие головоломки самостоятельно.
Глаза юноши уже покрылись пеленой, когда я вспомнила о Сандре.
-Подождите! - воскликнула я, разорвав привычный замкнувшийся круг. Рэм вздрогнул и чудом не рухнул на застывшую перед ним Нику.
-Сандра там, я должна предупредить ее, рассказать обо всем, - я повернулась в сторону лагеря, когда Филипп бесцеремонно поймал меня за руку:
-Ну, уж нет, - прошипел юноша, потянув меня на себя, - Мы уходим.
Я упрямо перебирала ногами, стараясь вырваться из костяного браслета мальчишеских пальцев.
-Рина, послушай, - Ника выросла передо мной, подобно аномально высокому пшеничному ростку, - Встретившись с сестрой, ты подвергнешь ее опасности. Мы не знаем, сколько еще стрелков и фениксов здесь прячется. Вы обе можете погибнуть.
-Уверена, вы сможете придти к нам на помощь. Не забудьте надеть свои маски, герои, - буркнула я, и сделала финальный рывок, сбив с ног перегородившую дорогу Нику.
Ругань Филиппа осталось где-то за спиной, сносимая легкими порывами летнего ветра.