Такой же Пустой...

Улькиорра со всем доступным скепсисом слушает нового учителя алгебры и не понимает одного – им что медом тут намазано? Мужчина в строгих очках и секатором вместо указки – нет, Улькиорра никогда не поймет этого, как и логики жнецов – представляется мистером Спирсом, поправляет волосы, – хотя это прилизанное нечто сложно признать волосами, а не странной шапочкой для плавания, – и выглядит еще большим почитателем традиций и правил, чем тот квинси, таскавшийся за временным синигами.

У Улькиорры один вопрос – зачем он здесь? Не за ним. Улькиорра теперь уверен, что не за ним, но не может понять кто привлек столько внимания британских жнецов и по какой причине началась их внезапная иммиграция.

— Ученики, думаю, пора представиться и вам. Расскажите о себе что-нибудь: увлечения, дополнительные занятия и прочее. Может у кого-нибудь уже есть намеченная цель на будущее?

Улькиорра холодно улыбается, скрываясь за спиной Питера от пронизывающего взгляда жнеца, – ему пришлось сегодня пересесть на заднюю парту и за Питером он чувствует себя неожиданно правильно, – и думает, что вряд ли жнец мог узнать, что Грелль вернулся в Нью Йорк и активно обустраивается в новом доме и теле.

Ему плевать на устроенное представление, он говорит только свое имя и сообщает, что интересуется шахматами.

(Разумеется, лжет, но поймать за руку его не могут и он привычной улыбкой и рублеными фразами отталкивает от себя втирающегося в доверие жнеца, чувствовавшего какое-то несовпадение.)

(Уже в третий раз.)

Он спокойно идет по улице, голова разрывается от шума Нью Йорка, в воздухе пахнет вечером, и ему плевать – он снова вышел на охоту.

(Жертва идет за ним и не знает, что Улькиорра уже продумал план допроса.)

(Уэко Мундо шелестит и кидает глупому жнецу горсти песка в затылок – на самом деле это не песок, а спрессованный прах, но мало кто об этом знает – все предполагают, что это костяная пыль, правда какая-то слишком безвкусная.)

(Улькиорра криво усмехается в мыслях и снова изображает, что ничего не чует.)

(Он, все же, Ищейка. Он – мастер лжи.)

Улькиорра сворачивает с улицы, и, снова, останавливается.

— Мистер Спирс, Вам что-то от меня надо?

Он останавливается, поворачивается лицом к жнецу – стоять к нему спиной сейчас слишком демонстративно-пренебрежительно. Это может смазать эффект. – и невозмутимо разглядывает все так же официально одетого мужчину.

— Да, мистер Шиффер, надо. Я требую вернуть украденную Вами личную собственность одного из жнецов Департамента.

Улькиорра прохладно взглянул на него, слабо усмехается, приподнимая верхнюю губу чуть больше чем требовалось – так что стало больше похоже на оскал – и отмечает в мыслях снова поработать над мимикой – в последнее время она стала давать сбои и заученные выражения лица стали пестреть нежелательным и внезапным разнообразием и неожиданной незаученностью.

— С чего Вы взяли, что это именно я? Может у меня есть тайный ангел-хранитель, сделавший это?

— Не время для сарказма. Если Вы будете сопротивляться я заберу их силой.

Улькиорра едко усмехается, представляя попытки жнеца это сделать. Спирс напрягается.

(Уэко Мундо окружает их, посыпает голову жнеца песком, предлагая представить вместо песка пепел, и внимательно глядит на своего любимчика – ему интересна реакция на такое издевательство над этим мусором.)

(Спирс напрягается, чувствуя обрушающийся на него кладбищенский холод, и поправляет секатором очки – есть желание их протереть, но странная муть не могла сильно ему помешать.)

— Такое стремление исполнить все правила вашего Департамента... — Улькиорра приоткрыл глаза. — А Департамент свои правила выполняет?

Спирс, целеустремленно направившийся к Улькиорре, споткнулся.

— Что?! Что за бред ты сказал?!

Улькиорра растягивает улыбку как резину и склоняет голову к слечу.

— Уже на "ты"? Хорошо. Просто прекрасно. Повторяю: Департамент свои правила выполняет?

— Разумеется!..

— Нет. Департамент образовывался для защиты душ от некромантов. Чтобы те, воскрешая тела, не призвали случайно в тело по связи и душу. В ответ на призыв жнецам собраться те выдвинули ультиматум: их интересы и личная жизнь не имеет никакого отношения к Департаменту, пусть и находится у него под защитой. А что сейчас? Правила – по крайней мере, юридически подтвержденные – не изменились, но по неписанным жнецам нельзя иметь семью, нельзя иметь увлечения, неодобряемые правящей частью Департамента, иметь неучтенные связи среди живых и еще многое прочее. — Улькиорра вздернул бровь. Спирс стоял, будто облитый помоями. — Какое у тебя задание?

Спирс завис, пытаясь осознать перескок, отрыл рот и сразу закрыл. Улькиорра довольно усмехнулся. Если бы знаменитый Уильям Ти Спирс так легко попался, то он бы лично приколотил над входом на кладбище крестик за упокой и мир в душах членов управляющего звена Департамента и окончательно разочаровался в мире живых.

Улькиорра вновь прикрывает глаза, считает до трех и время помчалось, оставив тормоза как ненужную игрушку.

Улькиорра отражает однообразные выпады – идеальные копии тех, которыми его награждал Сатклифф – и продолжает капать тщательно профильтрованной кислотой на слабые шрамы между иллюзиями и реальностью.

Улькиорра насмешливо смотрит как слезает кожа со Спирса уже от настоящей кислоты, действующей только на жнецов – разработка Отелло – и безразлично начинает вытрясать нужные данные со смирившегося со своей смертью – последней и окончательной – жнеца.

Он, на самом деле, знал, что это будет легко – Департамент устарел, не может справиться со столькими смертями и вся почва для исчезновения иллюзий Спирса-идеалиста была подготовлена даже не Улькиоррой, а самими жнецами.

Улькиорра усмехается и слушает, как измученный жнец рассказывает все, что ему надо, проклинает себя за то, что не стряс это с Сатклиффа, – но это же Сатклифф, Улькиорра думал, что он просто свалил в отпуск в Америку, – а потом хмурится все сильнее – Питер не должен узнать.

Улькиорра делает шаг назад и убирает давление. Кислота внезапно испаряется – ее минус в том, что сохраняется она только в плотной духовно среде (это и стало одной из причин ее нераспространенности).

Спирс ошарашено вскидывается – он уже ждал смерти.

— Не беспокойся. Ты умрешь. Правда, не от моей руки.

Улькиорра открывает Гарганту напрямую в свою квартиру, снова будит Сатклиффа и холодно улыбается. Руки убраны в карманы, что-то жжет ладони.

(А... Точно. Пустота.)

(Он обычно держит в карманах хотя бы что-то.)

— Убей его.

Сатклифф, все еще полусонный, резко просыпается, глядит на жертву и нервно улыбается.

— Уилли! Как давно я тебя не видела! Как жизнь?! Все так же нудишь про правила?!

Спирс непонимающе глядит на мелкую девчонку – поверить, что Сатклифф жив несложно, но человеческое тело что-то ломает в мозгах жнеца.

— Сатклифф, быстрее.

Тот виновато глядит на бывшего начальника и, мстительно оскалившись, срубает ему голову.

Чу! Время пришло и захлопнулась дверь,

Ангел пропел и полопалась кожа...

Улькиорра равнодушно отворачивается, направляется к выходу из переулка, но внезапно останавливается – поворачивает слегка голову к Сатклиффу и усмехается холодно:

— И еще. Когда надумаешь бить меня в спину не делай этого так очевидно. Во второй раз сделай так, чтобы я ничего не понял. Возвращайся.

Сатклифф отступает в Гарганту и, черт побери, чувствует, что второго раза не будет – Улькиорра требовал от него собачьей преданности. Не той, которой страдают питбули, – заставляющей их сжирать руки хозяев, – а обычной – преданностью чертовых акита-ину.

(Зачем это – непонятно, но Сатклифф уже смирился, что понять Улькиорру никогда не сможет.)

Улькиорра вытаскивает руки из карман, картинно щелкает пальцами и Гарганта закрывается, вот только и он уже никуда не идет – остался на месте, ждет.

— Оя-оя! Давненько не виделись, давненько не встречались! — Мукуро свесился перед Улькиоррой.

(Если быть точнее, то свалился кулем с веревкой на шее и повис, привязанный к балкону, но он придурок даже больший чем Фран и Гин, так что на этот раз он прощен.)

Улькиорра приподнял брови.

— Действительно, давно. Я даже забыл насколько ты больной. Что-то понадобилось?

Мукуро фыркнул.

— А просто так я не мог появиться? Навестить старого знакомого, например? — Он встряхнул головой и поморщился. — Впрочем, ты прав. Тебя ничто не насторожило во вчерашнем происшествии?

Мы выпили жизнь, но не стали мудрей,

Мы прожили смерть, но не стали моложе...

Улькиорра слабо усмехается.

— Разумеется, совершенно ничего, кроме одной крохотной детали – он не мог вырваться без чужой помощи. Зачем тебе это?

Мукуро смеется, он совершенно счастлив, – снова есть кто-то кто его может прочесть и знает его, – и жгуче хочет прикончить Улькиорру, даже не скрывая это от последнего, но он же безумец и вынужденное сотрудничество с таким же психом вызывает в нем даже больше восторга, чем попытка расчленения. А копаться в белье Улькиорры он и не думает – ему плевать какая там у него душа, главное, что это возможно использовать себе в пользу.

— Гидра. Помнится ты на нее работал. — Мукуро скалится, развеивает идиотскую иллюзию и теперь с Улькиоррой говорит не посиневший мертвец, а человек, пусть и с синими волосами. — Меня к ним недавно пригласил этот... Пирс. Глава Гидры, ага, так я и поверил. — Мукуро становится серьёзней, улыбка стекает, а в глазах снова горит инфернальный огонь, видимый даже Улькиорре. — Мне нужна информация. Коротко: кто такой седой шизофреник в черной хламиде из жнецов?

Улькиорра склоняет голову, качает ей, а в мыслях одно: как этот мусор занесло в эту клоаку?

— И чем тебя заманили?

— Обещали вернуть его. Я хочу понимать можно ли им верить.

— Седой шизофреник?.. — Улькиорра усмехается чему-то своему. — Это Гробовщик. Легендарный. Жнец номер 136649. Дезертир. Без разницы, значение все равно не изменится. Когда-то, почти три века назад, считался эталонным работником Департамента, но потом что-то случилось и он с грохотом хлопнул дверью и свалил. Со второго раза, конечно, но это не важно. Около двух веков искал способ полноценного воскрешения человека и вроде бы даже что-то нашел. Но лучше не верить. Он, может, и выполнит договор, но сделает это так, что потом взвоешь. Где он – неизвестно. — Улькиорра задумчиво перекатывается с носка на пятку, руки снова в карманах, а все чувства сосредоточены на иллюзионисте. — Уходи из Гидры. Это такой гадюшник в котором даже тебя сожрут и не заметят.

Мукуро хмурится. Улькиорра ждет.

— Глас опыта? — Скалится. — Вот только мне плевать. Если есть возможность воскресить его все риски оправданы. И не давай мне советов, Бельфегор. Предателей не слушаю.

Улькиорра рывком вцепился в воротник Мукуро.

— А предателей тут нет.

— Да ладно? — Мукуро едко усмехается. — Получается, что это просто я съехал окончательно и то, что ты убил Занзаса мне привиделось?

— То, что ты видел было закономерным результатом – при моем вступлении в Варию мы составили договор. Он его нарушил. Я был в своем праве.

Занзас издевательски ухмыляется.

— Слово сказано, господа. Я не буду объявлять охоту на нынешнего Дечимо и не позволю загнать его как зверя.

Улькиорра почти слышит, какими словами сейчас кроет окружающих их идиотов Босс, и растягивает насмешливый оскал. Мафиози дергаются, кидают нервный взгляд на Улькиорру и Скуало и затухают.

— Занзас, мальчик мой, методы, которыми руководствуется молодой Савада слишком жестоки и напоминают мне темные времена Рикардо... Мы не можем рисковать и лить кровь попусту! Остальные Семьи Альянса уже глядят на Вонголу не как на сильнейшую Семью, а как на противников в соперничестве за первое место!

Занзас недобро уставился на Тимотео.

— Если они считают себя достаточно сильными... — Скуало скучающе вздохнул, будто его все на свете достало до печенок, Улькиорра закатил глаза так выразительно, чтобы даже сквозь челку все осознали, как он относится к такой идиотской мысли, Занзас слабо усмехнулся, продолжая прессовать бесполезных – по мнению всех варийцев – и откровенно мешающим членов общества тяжелым взглядом. — Если у них действительно хватит дурости на атаку... Я за свой мусор не отвечаю – захотелось этим идиотам убиться об нас – пожалуйста!

Старейшины Семьи отшатнулись от Занзаса, как от чумного, Емитсу недовольно поджал губы, остальные присутствующие – нечистый на руку сброд, забравшийся так высоко в Вонголе, что по какой-то причине считал себя почти главными советниками Босса Семьи – испуганно переглянулись.

Улькиорра беззвучно рассмеялся.

— И тем не менее, Занзас!.. Ты принадлежишь Вонголе и обязан радеть за ее благо! Савада Тсунаёши!..

— Савада Тсунаёши делает все верно. — Занзас скривился. — А Вария уже давно была признана независимой. Или вас склероз замучил, мусор?

— Занзас!..

Занзас резко встал, с мерзким скрипом задвинул стул за стол – совещание проводилось в затемненной комнате за длинным столом. У каждого места стоял динамик-микрофон – иначе из-за пламени Тумана, в целях, разумеется, безопасности, услышать даже соседа было практически невозможно – и развернулся к выходу.

— На следующем Собрании Семей Савада Тсунаёши по моей просьбе выдвинет вам Вотум Недоверия. Вы слишком засиделись на своих местах.

Дверь бесшумно захлопнулась за ними. Улькиорра бдительно смотрел на спину своего Босса. Тот раздраженно дергает плечом и притормаживается.

— Что тебе надо, мусор?

— Вы уверены в своем решении, Король? — Улькиорра щурит глаза, глядит на все такой же ровный цвет души Босса и, честно говоря, ответа уже не надо. Занзас раздраженно фыркает, снова начинает идти – он знает, что ответа не надо. — Не ошибитесь. Савада упрям, но не бессмертен. Репутация и престиж Варии может пострадать из-за этого.

— ВРО-О-ОЙ! Бельфегор заткнись хотя бы на секунду! Или ты не доверяешь Боссу?!

Занзас раздраженно ускоряется, встряхивает головой, отходя от ора Скуало, и, мельком повернувшись к Улькиорре, делает знак рукой.

Тень плавно вытекла из-под дверей в Зал совещаний, правратилась в синий туман, и скользнула к Улькиорре, впитавшись под кожу.

— Я доверяю Боссу, Скуало, но, если ты не заметил, сейчас – это последний момент, когда Босс может одуматься. Если Вотум Недоверия будет выдвинут мы можем рухнуть на самое дно в случае ошибки, – надеюсь, ты не допускаешь мысли, что разведка остальных Семей хуже, чем наша? – а если Босс прекратит это уже сейчас, то единственное, что случится – это урезание финансирования отряда.

Скуало задумчиво взглянул на оторвавшегося от них вперед Босса.

— Ты думаешь, что он ошибается? — голос Скуало понижается почти до шепота.

Улькиорра медленно качает головой.

— Опасаюсь, что он будет об этом сожалеть.

— Он не тот человек, который может о чем-то сожалеть. — Скуало фыркает, криво улыбается и ускоряется. Улькиорра холодно глядит на разбегающихся от варийцев мафиози, наблюдающих а ними как за клубком змей.

— Тем не менее Босс – человек, Скуало.

— Если у него появится причина для сожаления, Босс затолкает ее Саваде в глотку и вышвырнет его вон.

***

Улькиорра спокойно следит за метающимся из стороны в сторону Боссом.

— Я же предупреждал.

Занзас останавливается и рывком поворачивается к Улькиорре. Чисто теоретически, сейчас на Босса даже смотреть было опасно для всех, кроме Скуало и Франа, не говоря уже про то, чтобы говорить что-то ему под руку, и весь офицерский состав Варии, сейчас аккуратно стоящий возле стенки и не отсвечивающий, взглядами выражают, что думают про Улькиорру, когда Занзас окинул их взглядом.

— Когда?! Когда, дьявол тебе в тещи?! Тогда уже было поздно! Поздно!

Занзас судорожно сжимает пистолет подрагивающими руками. Улькиорра снова щурится, глядит на отчаянно полыхающую душу Босса и продолжает улыбаться, будто это не его хотят пристрелить.

— Не поздно. За свои мозги эти плебеи трясутся всеми подбородками, за жизнь и безопасность – тем более. ЦЕДЕФ был готов в любой момент сорваться с цепи и перетрясти все Семьи на предмет этой информации, если, конечно, эти трусы решились бы на слив. Для этого было бы достаточно намекнуть Саваде на опасность для нашей репутации. Еще Вы могли просто приказать одному Туману затереть в их мозгах то, что Вы пришли с нами. Так разве поздно?

— Савада не сделал бы этого.

Занзас резко возвращает пистолет в кобуру и снова садится в кресло. Буря миновала, Леви-а-тан готовится прислуживать Боссу и тявкать по команде за похвалу, Луссурия уже мчится в лечебное крыло следить за Мукуро, чтобы не сдох слишком рано, Фран разглядывает потолок, найдя в нем что-то необыкновенное и уходить явно не намерен, Скуало, полыхая недовольством, выходит за двери, Улькиорра располагается на спинке дивана и, не моргая, следит за Боссом.

— Сделал бы. Он – чистейшие небеса, если Вы не забыли. Каким бы подонком он не был его суть не поменяется.

За окном в одной из башен, за спиной Занзаса, ненадолго мелькнула форма с характерным пыльно-желтым цветом.

Улькиорра удивленно склоняет голову, не веря в то, что увидел, но видение – да, он записал это в видения – отчего-то не проходит и в бойнице на башне и правда виднеется дуло снайперской винтовки.

Он слабо улыбается, – интересно, что бы сказали не-варийцы, если бы узнали, что в условно-спокойной обстановке он, «Принц Потрошитель», не то чтобы очень сильно похож на больного маньяка? – достает из рукава стилет, метает. Стекло разбивается, стилет спокойно летит дальше, Занзас недовольно смотрит в разбитое окно. В основном на пред-грозовое небо, но и на пустой плац с полигонами, тоже.

— Это было обязательно?

Улькиорра сахарно улыбается, скрывает глаза за челкой, но, впрочем, Занзас фыркает – знает, что именно пытается скрыть его личный ассасин.

— Крыса, Босс. Большая, с желтыми подпалинами и грязная до ужаса.

Занзас спокойно наливает в стакан коньяк, – Улькиорра мысленно снова плюется на себя из-за того, что снова не заметил когда бутылка появилась в руках Босса, – и вздергивает бровь.

— Крыса? Из-за крысы ты заставляешь меня терпеть отнюдь не теплый ветер?

Улькиорра с готовностью кивает.

— Из-за крысы. Я же говорю – она была ужасной. Просто омерзительное в ужасающей степени создание. Я же привык жить во дворце. А если Вы не хотите «терпеть отнюдь не теплый ветер», то следует сменить кабинет или, в худшем случае, избавиться от окна.

Улькиорра спокойно разводит руки, Занзас недоуменно хмурится, снова разворачивается к окну, но, ничего любопытного не заметив, раздраженно выдыхает.

— Ты жил во дворце до восьми. Откуда привычка может появиться? 

— Бо-осс, Вас пристрели-ить хоте-ели... А Семпай их прико-ончил...— Фран очнулся.

Занзас устало закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Стакан в руке лопается.

— Наши?

Улыбка стекает, Улькиорра потяжелевшим взглядом глядит на Франа и представляет, как будет вскрывать череп этого идиота — особенно интересной частью ему казалось та, в которой он тупой дуговой пилой будет распиливать лобную кость, и кровь будет заливать глаза Франа.

Улькиорра поджимает губы.

— Наши, Босс.

— Как это могло произойти, Бельфегор?

— Я не уследил. Мои просчет. — Улькиорра опускает плечи, стекает на диван и устало сжимает голову. — Как все это невовремя произошло...

— Пффф... Бе-ел-семпа-ай не справля-ается? Мо-ожет на пе-енсию пора-а?

— Замолкни, глупая лягушка.

Стилет легко сбивает идиотскую шапку в форме лягушки с Франа.

Леви-а-тан куда-то испарился, Фран как обколотый снова улетел в неведомую Нарнию и снова уставился в потолок, а Занзас с Улькиоррой меряются тяжестью взглядов.

— Прекрасно! Просто прекрасно! И что дальше?! Ты меня прикончишь?! Или это будет патлатый мусор?! Или бесполезная псина?!

Занзас взбешенно снес все бумаги, которые еще не сорвал ветер, со стола. Улькиорра криво усмехнулся.

— Если я захочу Вас убить, Босс, Вы будете первым, кто об этом узнает. Только это произойдет уже после возвращения старого долга.

Занзас хмурится, пытается вспомнить, что за долг, но это обречено на провал. Улькиорра действительно старался, чтобы это так и осталось.

Долгое время.

Не сейчас.

— Какой долг?

— Двадцать семь евро. Я же говорил, что свою жизнь я оцениваю так.

Занзас удивленно вздергивает брови и коротко хмыкает.

— Этот долг ты отдал уже раз сто.

— Но я не отдал его в деньгах. — Улькиорра холодно улыбается, на его лице будто образовывается маска, – хотя, это, скорее, его лицо мало чем отличается от маски, – улыбка кажется совершенно чужеродной и лавкрафтовской, а глаза почти просвечивают волосы алым. — В моей семье есть такая традиция – если ты хочешь кого-то убить – заплати ему. Заплати именно ту сумму, за которую готов продать свою жизнь. Когда мы с братом были маленькими и играли в благородных киллеров, я всегда платил ему простой золотой гинеей. Ее я своровал из коллекции отца. Чеканка 18 века, еще при жизни королевы Виктории. По-сути не особо ценная монетка, отец выкупил ее у какого-то коллекционера за двадцать семь евро при мне, не знаю, правда, почему так дешево, но это без разницы. Мне на свою жизнь плевать с Эйфелевой башни. — Улькиорра внимательно глядит в глаза Босса, будто пытаясь загипнотизировать, но, Боже, это допущение – сущая глупость. Улькиорра не удав, Занзас – не белый кролик, и при желании Улькиорра уже давно мог позволить своему Туману взять все под контроль, но, черт его знает почему, хотя демонов сюда точно не звали, он еще придерживается договора. — Идиотские лозунги про ценность жизни, бесценность души и прочую чушь я, может быть, уважал только в позапрошлой жизни. Поэтому я мог бы вообще не предупреждать. Я не благородный киллер. Не добропорядочный пират. Я – просто убийца, работающий огородным пугалом для мафиози, и совсем немного – управляющий этой чертовой развалины. Но, знаешь... — Улькиорра прикрывает глаза, качает головой и следит за оживившимся Франом, чтобы этот точно не смазал речь, но тому едва ли не любопытней Занзаса вытрясти побольше подробностей со своего семпая о его прошлом. —... я уважаю Вашу честность. В договоре я оставил несколько лазеек. Вы ими не воспользовались. Я мог бы убить Вас без предупреждения. Мог бы. Но не буду.

Улькиорра заканчивает говорить, ожидает реакции Занзаса.

Любой.

Абсолютно любой реакции.

В голове уже была четко прорисована сцена, как Босс плюется на него, говорит что-то вроде: «Прочь отсюда, мусор. Меня от этой сопливой мути уже тошнит, а свое «уважение» запихни себе в задницу», и он бы, действительно, вышел, перетряс каждого рядового Варии, в поиске крыс и забыл бы что этот разговор произошел.

Но Занзас просто сидит, хмурится и о чем-то думает.

— Семпа-ая потянуло на открове-ения?..

— Фран.

— Семпа-ай сподо-обился назвать меня по и-имени?..

— Сейчас шапки на тебе нет.

Фран затыкается – более прямо сказать, что со следующим словом полетит его голова, было уже невозможно.

Занзас спокойно следит за подчиненными, флегматично думает, что когда-нибудь Фран нарвется и отчаянно хочет стать котом – никаких забот о полном замке люде, никаких постоянных мыслей о том как найти больше денег, никакой постепенно сдыхающей печени от вынужденного алкоголизма – гладят, кормят, обожают и ничего не требуют, кроме соблюдения некоторых простых правил: гадь в горшок, не буди в четыре утра по выходным и не таскай клещей в дом. Занзас успел на этой работе сдохнуть, сгнить, сгореть, утопиться под горой бумаг, но воскрешаться почему-то не стремился. Бельфегор, который на самом деле оказался дохрена древним злым духом Улькиоррой с адски грязным пламенем, стоял рядом с ним и реанимировал труп каждый раз когда это случалось, а Луссурии или Скуало рядом не было, но почему-то все еще считал свой один единственный долг жизни не закрытым. Впрочем в чужие заморочки Занзас уже давно зарекся лезть и к очередной придури Улькиорры отнесся как и к странностям Тимотео, пытающегося изобразить из себя жертвенного и безобидного агнца –почтительность и уважение к старшим в нем исчезли вместе с сыновьей любовью к Нано.

Занзас устало отмахивается от Улькиорры и тайно радуется, что никого кроме этих двух Туманов сейчас нет – если бы его увидели в таком состоянии остальные хранители, он бы удавился с громом и оркестром из ковровой бомбардировки. Где, конечно, найти столько ядерных бомб и столько отбитых камикадзе Занзас не знал, но был уверен, что что-нибудь придумает – привык уже.

— Валите уже нахрен отсюда, голова раскалывается! Бельфегор... Поговорим позже.

Улькиорра слабо усмехается, хватает Франа за дурацкий хохолок – видимо все ученики Мукуро обречены на отрастание этой жуткой штуки – и выпинывает его подальше за двери.

— Босс.

Занзас поднимает взгляд на Улькиорру.

— Ты еще здесь?

— Босс, ты же не хочешь отступить? Остановиться? Отказаться от принятого решения? Помчаться лизать пятки донам Семей Альянса, чтобы Варию не заклеймили поголовно подсобниками Сатаны и повторили Салемскую истерию семнадцатого века?

— Хочу. Очень хочу. — Занзас криво улыбается. — Но не готов продать свою жизнь за двадцать семь евро.

Улькиорра зеркалит его усмешку.

— Ты уже сожалеешь?

— Почти. Всё. Вон, Бельфегор. Или ты решил испытать пуленепробиваемость своей шкуры?

***

Двадцать семь евро монетами с глухим стуком падают на ковер.

Занзас спокойно глядит на подкатившиеся к креслу монеты.

Улькиорра устало глядит на своего Босса.

Бывшего Босса – поправляет.

— Ты сожалеешь?

— Нет.

Улькиорра удивленно склоняет голову.

— Но ты же продал свою жизнь за бесценок.

— Какая разница за какую цену, если я все равно сдохну как побитая псина?

Улькиорра склоняет голову, глядит на спокойного Босса.

— Действительно. Хотя мне казалось, что люди более щепетильны в этом.

Занзас фыркает.

— Свою смерть за подороже пытаются продать только идиоты. Да и какой толк сейчас от торгов?

— Ты мог бы попытаться.

— Нет. Не мог. Не хотел.

— Не хотел. Не "не мог", а "не хотел".

— Как хочешь. Не вижу принципиальной разницы.Улькиорра недовольно хмурится.— Разница есть.

Занзас усмехается.

— Только в твоих мозгах.

— Как хочешь. Так ты не будешь сопротивляться?

— Нет. Как это делать, спрашивается?

Занзас насмешливо приподнимает брови, указывает головой на отсутствующую ногу и насмешливо улыбается той улыбкой, которую обычно видели у самого Улькиорры.

Улькиорра склоняет голову, глядя на обрубок, и кивает.

— Прощай, Босс. — Улькиорра спокойно рассекает ему горло, аккуратно спускает его с кресла, так чтобы голова опиралась на ящики. — А, знаешь? Я был почти готов оставить тебе жизнь. Если бы ты только попросил, приказал, без разницы, я бы отступил.

Занзас почти не хрипит, – задержал дыхание – все последнее время его очень раздражали идиоты, которые пытаются выжить даже с почти отрубленной головой и вывалившимися кишками, – недовольно подживает губы и закрывает глаза – Занзас уже предполагает, что последует за его смертью, слишком долго живет с этим сукиным сыном бок о бок, вот только он прекрасно помнит как относится к просьбам и обещаниям к умершим Улькиорра.

Улькиорра глядит, как Цепь постепенно истончается, лопается и душа начинает рваться из тела, Занзас кривит губы в ухмылке и закрывает глаза. Он надеется только на то, что Улькиорра решит оставить Варию в покое после его смерти.

Нет, я не сожалею, Бельфегор. А свои сомнения запихни себе в глотку.

Дворник, милый дворник,

Подмети меня с мостовой

Мукуро распахнул глаза.

(Он не ожидал.)

(Он давно утвердился в том, что в мафии есть место только полным мразям.)

(Он не знал из-за чего Занзас был убит.)

Он аккуратно отцепил Улькиорру от своего воротника и нервно кашлянул.

— Проект "Кровавый Туман". Проект "Зимний солдат". Поищи. У тебя достаточно связей для этого. Я... Не сожалею.

Мукуро спешно завернул за угол.

(Иногда Улькиорре начинает казаться, что психом тот только прикидывается.)

Улькиорра скупо усмехается в пустоту.

— И не стоит. Я тоже не буду.

(Улькиорра, если честно, не особо понял, что проняло этого высокомерного ублюдка, но таким он ему нравится больше.)

***

— Пустые – это память, Орихиме-чан. Они как Розарий Памяти жадно впитывают все, до чего могут дотянуться, эгоистично отнимают все светлое, оставляют только то, что понимают они сами, только то, что им оставила их природа – боль, ненависть, разочарование, безразличие, жажду мести, крови и смерти. Поэтому лучше не верить тому, что говорят пустые – они будут говорить только то, что продиктовано им природой, Орихиме-чан. И Улькиорру тоже не слушай. Особенно Улькиорру. Даже меня. Хотя его особенно.

Голоса доносятся приглушенно. В комнате только Тиа и Орихиме – фрассьоны были выставлены за дверь и быстро рассосались по своим делам, ощутив нежелание госпожи ощущать их присутствие.

— Почему, Тиа-сан? Улькиорра, конечно, странный, но вы все же такие...

— Нет, Улькиорра не странный. Он – пустой, родившийся из разочарования настолько сильного, что сам захотел стать пустым. Понимаешь?

— Нет. А как ты узнала, как он стал пустым?

— Орихиме-чан... Ладно, забудем. Мы чувствуем это. Если более понятно объяснять, то это как лакмусовая бумажка, встроенная нам в мозг. Просто знай, что Улькиорра даже среди пустых – это последний кому можно верить.

— Понятно, Тиа-сан...

Улькиорра склонил голову, недовольно морщась от растерянности, которую услышал в голосе Орихиме. Понятно же, что Тиа хочет донести до глупой женщины.

Он отрывисто постучал и вошел в комнату.

— Женщина, этот мусор Гриммджоу бросил тебя тут одну?

Орихиме испуганно подскочила.

— Да, нет... Нет, конечно. Я попросила его уйти!

Улькиорра недовольно прикрыл глаза.

— Этот мусор не имел права уходить даже по твоей просьбе. Идем.

Орихиме, запинаясь попрощалась с Тией и пошла за ним к себе в комнату.

— Улькиорра, почему Тиа сказала, что тебе нельзя верить?

Улькиорра остановился будто налетел на стену. Господин Айзен, почему он не желал именно этого вопроса?

— С момента своей смерти я ни разу не пожалел о том, что стал пустым. Все остальные жаждут быть людьми. Кроме меня. Тиа права – мне нельзя верить. У меня другое понимание всего, слишком отличное от нормального человеческого.

Орихиме задумалась.

— И все равно... Это очень странно, что тебе нельзя верить из-за такой мелочи.

Улькиорра раздраженно поморщился.

— Просто прими на веру – тебе с твоей наивность это не сложно. Ты не знаешь, что такое быть пустым, не знаешь о нас ровным счетом ничего – ты и не поймешь этого. Не знаю чего хотела добиться Тиа этим разговором.

— А ты попробуй объяснить!

Улькиорра быстрым шагом пересекает коридор. Орихиме спешно бежит за ним, путаясь в подоле платья.

— Каждый пустой понимает свое существование по-разному. Я могу говорить только за Старка и за себя. — Улькиорра захлопывает двери за собой, разворачивается к Орихиме и пригвождает ее к полу взглядом. — У нас относительно похожие смерти, а потому похожее понимание пустоты. Пустота – это тьма, это полное забвение, когда ты забываешь не просто себя, но вообще все – даже то, как дышать. И чтобы не задохнуться нужен кто-то, кто тебя вытащит, или что-то, что заставит забыть о ней. — Улькиорра усмехается, глядит на застывшую истуканом Орихиме. — Старк имеет все – Лилинет его вытаскивает, сон помогает забыться. А я сам радостно прыгнул в пустоту, без альпенштока и страховочного каната. Я единственный из всей Эспады полностью принял пустоту и не сожалею по жизни человека, хотя я – единственный, кто помнит свою жизнь. Я ни-ког-да не сожалел об этом и не сожалею.

Орихиме задумчиво поглядела на него и кивнула.

— Жалко. Мне кажется, что ты был бы хорошим человеком.

Улькиорра коснулся маски.

— Нет, женщина. Я не был хорошим человеком. Я был чертовым лжецом.

(Я ведь на самом деле знал, что делают Джокер и остальные. Я ведь подозревал, что их убили слуги Фантомхайва.)

Орихиме расстроенно нахмурилась.

Улькиорра внезапно усмехнулся.

— Владыка сказал, что твои... Друзья... Придут в Лас Ночес через неделю. — Она резко распахнула глаза. — Скоро твоя роль по плану господина Айзена себя исчерпает, и я тебя убью. — Улькиорра внезапно поймал ее за руку, Орихиме вскрикнула. — Эту вещь мне подарила моя старшая сестра – тот человек, который меня убил. — Он зажал в ее ладони что-то, держа в своих руках. — Хочу продолжить традицию.

В ее руке лежал золотой.

— Знаешь?.. Я не сожалею, Улькиорра. Если бы мне дали выбор – я бы снова пошла в Лас Ночес.

— Глупая-глупая женщина...

***

— Тиа.

Трес Эспада подскочила и повернулась к нему.

— Улькиорра.

— Зачем ты предупредила женщину?

— Ты плохо на нее влияешь. Она уже не горит, а тлеет, и это... Неприятно. Она смирилась, не надеется. Нас, женщин, так легко обмануть, сбить с пути, заставить прекратить борьбу. Это ужасно. Прекращение борьбы равноценно смерти, а она слишком яркая для этого ада, чтобы иметь право умереть тут.

Улькиорра холодно сощурился.

— Решения о том, как надо обращаться с пленницей и забота о ней – это моя обязанность. Остальная Эспада не должна была контактировать с ней вообще, после того, как ее передали мне на попечение.

Тиа резко поднялась и выхватила из-за спины меч, направив его на Улькиорру.

— Твоя "забота" душит ее. Она не знает куда от нее деться, поэтому и сбегает в коридоры Лас Ночес без предупреждения. Да и... Ты ведь наверняка пытаешься осознать, что заставляет девочку стремиться обратно в мир людей? Да, ты иначе бы и не мог. Во всяком случае не тот Улькиорра, которого я знаю. Прекращай. Это ее понимание мира и никто не должен пытаться залезть ей под кожу и осознать его. Особенно ты. Прояви уважение к ее жертве.

Улькиорра отступил на шаг и холодно взглянул на нее.

— К бессмысленной жертве. Какое уважение? Я считал тебя умнее. Или ты еще не поняла, что все идет по плану господина Айзена? Своими глупыми действиями она только приблизила момент Его победы. Она только ослабила Куросаки. Не ему идти против древних устоев. Господин Айзен все рассчитал. А твои действия продиктованы только эгоизмом, Пустая.

Тиа резко вернула меч в ножны за спину.

— Единственное, что тебя спасает – это благосклонность Айзена-самы.

— Единственное, что тебя спасает – это третье место в Эспаде и место в планах господина Айзена.

— Не зазнавайся, Улькиорра. — Тиа напряженно на него взглянула (Улькиорра мимолетно заметил, что сейчас, скорее всего, ее глаза более зеленые чем его, пусть они и отдают больше в пыль, но быстро вытряхнул из головы ненужные мысли). — Даже если твоих сил достаточно для места Терцеры, то опыта у тебя не хватит.

Улькиорра криво усмехнулся.

— Нойтора был восьмым, когда избавился от бывшей Трес. Мой уровень гораздо больше его и, пускай, и ты в десятки раз сильнее Неллиэль, но мы примерно равны. Я здраво оцениваю свои возможности и понимаю, что в одиночку тебя победить мне не дано, но я в любой момент могу обратиться к Заэлю или нумеросам. В прошлом это уже однажды сработало.

Тиа нахмурилась, оглянулась и встревоженно взглянула на застывших фрассьонов.

— Неллиэль не просто исчезла? Как ты это докажешь? Что с ними?

— Спроси у любого из Эспады. Об этом знают все, кроме тебя, Вандервайса и Ямми. А с ними... Они в иллюзии. Или ты считала, что господин Айзен не следит за нами и не слушает всех наших разговоров? — Улькиорра со слабой насмешкой приподнял брови. Тиа недовольно сжала губы, сдерживая желание перебить его. — Он, очевидно, считает, что я не переступаю границы дозволенного, если позволяет тебе слышать это. Если это так... То Он знает как из этого маленького разговора получить больше пользы.

— Не наговаривай на Айзена-саму! Он создал нас, он спас нас, он бы не позволил кого-то убить!

Улькиорра слегка скривился с некоторой брезгливостью, отходя от подскочившей Тии как от внезапно свалившейся перед ним с неба кучи дерьма.

— Какое недостойное пустого проявление эмоций. Продолжай, может я и поверю, что у пустого может быть душа. Не позволит? А убийство Луппи, наверное, мне приснилось? Хм. Точно. Мне никогда ничего не снится. Как я мог забыть. Хватит быть наивной дурой, Тиа. — Она отшатнулась от него, ошарашено распахнула глаза. — Эти слова больше подходят Гриммджоу, но стоит прекратить это сразу. Господину Айзену мы нужны только пока имеем значение в его планах, только пока мы можем принести пользу. Иначе наша жизнь ничего не стоит. Понимаешь? Сейчас Ему нужна женщина, поэтому она сейчас здесь, хотя можно было бы уже давно ее убить – временный синигами все равно ничего не узнает о ее смерти и придет сюда. Он сам, лично, мне говорил: "Как только она станет не нужна ты ее убьешь", но она еще жива. Что это может значить, Тиа? — Улькиорра немного склонился, ближе к ней, сощурившись. Она остолбенела и, если он правильно понял, побледнела. — Это значит, что он еще планирует на ком-то использовать ее способности. И это будем мы. Никого другого, чью жизнь можно было бы пытаться сохранить, у него просто нет. Никого другого не имеет смысла спасать – они слишком слабы для Него. — Улькиорра холодно усмехнулся и резко отстранился от Тии. Руки в карманах немного стесняли движения. — Если женщина еще нужна, то нет никакого смысла отвращать ее от пустых. Иначе в нужный момент ее способность может просто не сработать – будет обесточена нежеланием помочь, отменить, вылечить. Не мешай исполнению планов господина Айзена из-за простого эгоизма и зависти.

Тиа расправила плечи, насмешливо оскалилась, услышав последнее.

— Единственное чем ты от меня отличаешься – это наличием полуобоснованного оправдания своему желанию оставить ее только себе. Знаешь... Я ошиблась. Ты такой же пустой.

Улькиорра склонил голову.

(Холод и шепот Уэко Мундо, которые обычно отражали толстые стены Лас Ночеса, внезапно навалились на Тиа, будто она по-дурости забрела в окрестности Кенотафа, и ввинтились в мозг лучше воспоминаний о своей смерти.)

— Я не сожалею. И не буду.

— Я тоже не буду, и, когда все будут изображать скорбь по бывшей Трес – продолжу быть тем Улькиоррой, которого знают идиоты.

Тиа криво ухмыльнулась.

(Она не сомневалась, что этот высокомерный ублюдок не будет изображать из себя непойми что даже ради Айзена-самы.)

***

Улькиорра холодно усмехнулся.

У него под ногой судорожно сглотнули.

Он сильнее надавил на чужую шею.

— Понимаешь свою ошибку?

Улькиорра сжал подбородок очередного придурка, заставив того смотреть себе в глаза.

— Д-да! Я больше не буду!

— Что "не будешь"?

Усмешка растянулась еще сильнее.

О боже, я и ты в тени у воды

Шли дорогою мечты

— Не буду пытаться раскрыть личность Человека-Паука и вообще к нему не подойду!

— Прекрасно. Люди все же более умные существа, чем мне казалось.

Улькиорра распрямился и отшагнул от этого идиота.

Парень рвано вздохнул, подскочил и нелепо помчался из тупичка.

Улькиорра слабо дернул рукой, леска натянулась, и голова парня полетела вперед вслед за телом.

Он спокойно подошел к стене, снял крепежи и леску и подошел к телу парня. С рук сорвалось зеленое пламя, от тела мгновенно сталась только память и голова, а Улькиорра поднял голову к крышам.

И вот мы сохнем как цветы.

Одуванчики, девочки и мальчики...

— Зачем ты это сделал? Он же обещал.

Человек-паук соскочил на асфальт.

— Он бы не сдержал обещание.

— С чего ты взял?!

Улькиорра склонил голову, как сипуха, покрутил, или вслушиваясь во что-то, или раздумывая.

— Я давно заметил, что в этой стране все люди отбитые, а инстинкт самосохранения у вас работает через раз, но вот к таким как он это относится еще больше. Он бы рискнул. Он уже рискнул. Подумал бы: "Ну, может, быть прокатит?", понадеялся бы что и у меня есть выходные, нашел бы какую-то случайную закономерность и полез бы снова. Он же журналист. Крыса.

Улькиорра равнодушно пнул голову парня.

— Журналист это не диагноз!

— В некоторой степени.

Человек-паук замолчал. Он не знал как заставить Улькиорру поменять мнение.

— Не стоит. — Улькиорра со смешком склонил голову. Человек-паук вздрогнул. — Не стоит пытаться меня переубедить. Лучше подумай надо ли тебе меня терпеть.

Человек-паук замялся. Он боялся крови на руках друга.

Но...

Друга ли?

— Питер, ты согласен с этим? Готов смириться, что я прикончу любого, кто причинит тебе неприятности? — Улькиорра щелкнул пальцами, голова вспыхнула, Питер снова вздрогнул.

— Дай мне подумать.

Он легко исчез за крышами.

Глаза блестят, ла ла лайла,

Но это яд, ла ла лайла...

Друга ли?

На самом деле...

— Я сожалею только о том, что решил тебе открыться, мелкий. Не стоит думать обо мне лишнего. Пожалеешь.

Питер отшатнулся от внезапно появившегося возле него Улькиорры. Он-из-тупика развеялся как дым.

— Кто ты?

Улькиорра усмехается.

— А что ты хочешь услышать?

— Правду.

Улькиорра пожимает плечами, засовывает руки в карманы и отворачивается от него.

— Тогда я промолчу.

— Улькиорра!..

Но Улькиорры уже нет. Сгинул в синем огне.

Но...

Улькиорры ли?

Питер и правда сожалеет.

Сожалеет, что уже принял решение.

И...

Кажется, неправильное.

Дворник, милый дворник,Подмети меня с мостовой

***На следующий день***

Наталья Романофф известна всем как Черная вдова. Непоколебимая и прекрасная медовая ловушка.

Питер мог сказать больше: у нее иногда включается режим мамочки-наседки, она очень дорожит Клинтом, и, если она чем-то встревожена, то подкидывает золотую монетку. По ее словам та осталась ей от отца – монета раньше принадлежала его первой девушке. Вспоминать, как он стряс с нее этот рассказ он теперь будет только в кошмарах.

Сейчас монетка не подкидывалась, а крутилась между пальцами. Зная ее можно начинать бить тревогу и ожидать портала над Старк индастриз.

— Что-то случилось?

Она поджала губы. Питера она только заметила.

— Моя дочь пропала.

— У Вас есть дочь?! — Питер ошарашено уставился на Черную вдову.

— Да.

Телефон пиликнул. Она спешно вытащила его из кармана.

Новое сообщение.

"Пора отдавать долги, последняя Куросаки. Пора отдавать. Ты же помнишь об этом? Что может быть равноценно твоей жизни?"

Отправитель неизвестен.

Пальцы ослабли.