Глава 7. Пятно Роршаха
Пятно Роршаха
Чайка совершила круг, примериваясь, куда опуститься, и выбрала жестяной знак, торчавший на парапете набережной. Стоило ей повернуться в профиль, как фотограф, чью личность теперь установить вряд ли возможно, нажал кнопку. Кадр расшарили в интернете – птица сидит на знаке, изображающем ее же силуэт, перечеркнутый красным: «Кормить чаек запрещено!»
Дуров покрутил-повертел снимок. Выбрал черный фон, как у модных картинок-демотиваторов, и приписал снизу лозунг, висевший у его профиля во «ВКонтакте»: Subvert The Paradigm. Разрушь парадигму.
При всей любви к своему детищу архитектор утомился и искал новые идеи. Сначала он, конечно, пробовал запустить глобальную экспансию «ВКонтакте». Купил домен vk.com и почти договорился о приобретении загибающейся студенческой соцсети Studi VZ, первой в Германии. Но выяснилось, что выдающихся программистов из этой компании схантили конкуренты, в том числе Facebook, захвативший местный рынок.
Дурову стало очевидно, что тягаться с Цукербергом бессмысленно – в том числе потому, что русский проект по умолчанию вызывал за рубежом не самые светлые эмоции (все опрошенные мной интернет-предприниматели говорили то же самое). Плюс к тому шлейф пиратского и порнографического имиджа тянулся за «ВКонтакте» несмотря на то, что «Централ Партнершип» и другие правообладатели подружились с домом Зингера.
Он задумался, как зайти на рынок персональных коммуникаций с тыла. Люди все больше общаются, пользуясь соцсетями, через мобильный интернет. После переговоров в Шереметьевском дворце Дуров, давая интервью, вскользь упомянул, что можно сначала запустить «остроумное мобильное приложение», позволяющее людям общаться, суперюзабильное и красивое – и распространить его по миру. Вскоре он уточнил идею: сделать такое приложение для телефона, которое будет удобнее sms– и mms-сервисов и при этом построит социальный граф на основе записной книжки.
Разумеется, не одни «ВКонтакте» были такими умными. Apple улучшил на айфонах свои iMessages – картинки красиво отправляются, быстро делишься контактами, телефонная книжка связана с Facebook, можешь прикрутить фото абонента, связать телефонную книжку с Facebook. Украинец Ян Кум, эмигрировавший в долину, написал сервис WhatsApp, с которого можно бесплатно посылать тексты, фото и видео другим пользователям приложения.
Однако эти два конкурента имели бреши. Насладиться всеми фишками сервиса Apple можно, только если оба абонента используют iPhone или iPad. WhatsApp не желал вкладываться в борьбу с высокими нагрузками и не хранил на своих серверах историю переписки. Оба сервиса не произвели над телефоном то, что в последние годы обозначалось глаголом «твикнуть».
Это слово – от английского tweak (улучшить) – актуализировал писатель Малькольм Гладуэлл в эпитафии Стиву Джобсу, напечатанной The New Yorker. По его мнению, Джобс не получал по голове яблоком гениальности – он совершенствовал чужие изобретения. Доказывая, что такие люди двигают прогресс сильнее изобретателей, Гладуэлл приводит в пример английскую индустриальную революцию конца XVIII века. Нация инженеров улучшала недостаточно продуманные ноу-хау – внедряя докрученные разработки, империя укрепляла позиции правительницы морей.
Эпоха приложений для мобильных платформ подтолкнула массовый твикинг всего. Фотосервис Instagram – типичный пример. Учиться фотографировать – долго, техника дорога, освоить Photoshop дано не каждому; при этом камера встроена в большинство телефонов. Следовательно, надо дать возможность преобразить натюрморт с завтраком из подгорелых тостов или нерезкий автопортрет в искусство – с помощью фильтров.
Размышляя об этом, Дуров трезво оценивал себя и понимал, что он не великий творец, а твикер. Пять лет назад он твикнул для России идею Facebook, а теперь задавал себе вопрос – как бы я хотел, чтобы выглядел телефон? Что он должен уметь? Какие есть в мобильнике упущения и анахронизмы? Как продолжить идеи социальных сетей в телефоне?
Еще не оставив планов экспансии «ВКонтакте», он попробовал получить глобальное признание. Написал в Wikimedia Foundation письмо, что хочет пожертвовать Wikipedia 1 млн долларов. Основатель сетевой энциклопедии Уэйлс как раз собирался выступать в Мюнхене на конференции DLD. Дурова вписали в программу рядом с ним.
Тотем старался. Возникнув на сцене в черном – штиблеты, жилет с капюшоном – он с улыбкой пережил конферанс «приветствуем клон Facebook из страны медведей и водки» и рассказал о «ВКонтакте», не без сарказма поясняя слайды о ее аудиторном величии. Vk.com номер один среди соцсетей по времени, которое пользователь проводит внутри. «Если хотите профукивать еще больше времени, будьте любезны, присоединяйтесь к нам».
Затем он перескочил на величие Wikipedia, сказал, что 70 % его личного поиска информации в интернете заканчиваются в творении Уэйлса. Показал график, на котором полезные, образовательные сервисы оказали человечеству бо́льшую услугу, чем развлекательные. Под конец речи он анонсировал пожертвование фонду Wikimedia, и конференция зааплодировала.
Дав зрителям похлопать, Дуров сбил аплодисменты и уступил место Уэйлсу. Тому надлежало выказать осмотрительность и не бросаться в объятия черного человека. Вы такой молодой, сказал он, двадцать семь лет, и спускаете миллион долларов.
Уэйлс намекнул, что в курсе сложных отношений «ВКонтакте» с правообладателями и полицией морали. Дуров отреагировал как всегда: мы действуем строго по закону.
После выступления его интервьюировал Businessweek. Вопросы те же – контент, контент, контент; легкое недоверие. Дуров включил доброжелательность на максимум, бурно жестикулировал, вертел в руках невидимый кубик Рубика, и вспомнил историю со Spotify. Мол, приезжали, а мы им р-раз – и от ворот поворот, потому что у нас музыки больше, чем у них. Законы не нарушаем, нет-нет.
Уэйлс принял миллион, но отношение к «ВКонтакте» не изменилось. Facebook засобирался на IPO, и журнал Wired нарисовал карту конкурентов Цукерберга. В России, констатировал автор, соцсеть безнадежно проигрывает команде из Зингера. «ВКонтакте» он описывал как копию раннего Facebook. Автор ностальгировал, но его всхлипы отдавали сарказмом.
«Я хотел бы совершить небольшую революцию в том, как люди общаются, – рассказывал Дуров, сидя в баре на последнем этаже Ritz, который оккупировали пожилые американцы. – „ВКонтакте" вряд ли будет перерождаться. Из зайца нельзя сделать слона. Мне жаль Цукерберга и Брина – они построили империи и теперь стареют на глазах. Они не могут отключиться и сфокусироваться на том, что важно сейчас. Дорси ушел из Twitter и тогда изобрел Square». Кто-то из американцев поперхнулся чаем, и остальные с громкими криками застучали его по спине.
«У Цукерберга – дом, семья, кампус, – пробормотал Дуров, оборачиваясь, чтобы разглядеть соседей. – А я живу в съемной квартире, чтобы не быть ни к чему привязанным». Вскоре он наткнулся в твиттере на запись «Цукерберг вступил в брак, теперь пора Дурова женить» и ответил: «Проще убить».
Вернувшись из Лондона, он зачудил. Разбрасывал пятитысячные банкноты из окна штаба на День города (внезапный эксперимент над самоорганизацией граждан – они объединялись в кланы и определяли вожаков), троллил сталинистов. Затем сорвался и полетел в Неаполь к основателю сервиса знакомств Badoo Андрею Андрееву.
Андреев предложил ему авто, но Дуров сел в поезд, открыл ноутбук и покатил, переписываясь со штабом. От станции до места встречи он брел пыльными пустырями, где шатались стаи ободранных псов. Поговорив с Андреевым о телефонной идее, составил тому компанию на фестивале Le Web. Парни вырядились – один в тройку, другой во что-то ужасающе спортивное – и позировали папарацци.
Вернувшись, Дуров поручил Цыплухину нанять моделей для эротической фотосессии в Зингере. После сессии они раздавали футболки с монохромной собакой народу на Дворцовой площади.
Казалось, все это – полеты банкнот, игры в Нео, мокрые майки и забеги по Дворцовой, глубокомысленные цитаты – выдает катастрофическое отсутствие вкуса.
Дуров продолжал цитировать философов в личном блоге, а в медиа опубликовал программы переустройства Петербурга и системы образования. Слог напоминал одновременно Хилла и Грэма. Казалось, из его текстов можно надергать таких же манифестационных кусков, разрезать и написать код, который составляет из этих ошметков новые тексты.
«Мы зовем в новый мир, свободный от оков невозможности. Возможно все, если ты готов умереть за свой путь. Знания и возбужденная ими свобода, которая несется по каналам, построенным нами, рано или поздно заставят ветхие мехи прохудиться. Вино само выльется из них. Новые виноградари должны ждать и верить. Верить, что будущее невозможно без них».
Почему человек, который с малолетства изучал искусство, так любил этот стиль?
Когда Дуров прилетел в Москву и позвал встретиться в том же Ritz, я сел в машину с намерением допросить тотема, зачем, решая принять ли «телефонный» вызов – потенциальную новую жизнь, ответ на вопрос, глобальных ли масштабов его талант, – он вытряхнул из закоулков сознания эту патетику.
* * *
Полночная Тверская генерировала человеческий трафик не слабее Невского. Поток бурлил, завивался и крутил водовороты из встреченных знакомых, прохожих, зевак, глазеющих на рубиновые звезды, которые мерцали с той стороны площади. Все были заняты.
Вход в отель Ritz оккупировали фанаты с картонными плакатами, беснующиеся у ограждения. Пара голливудских звезд заглянула в столицу раскрутить новый фильм, и охранники едва сдерживали поклонников.
Потягивая чай, Дуров рассказал, как выбрал из банды не очень занятых во «ВКонтакте» и угорающих по мобильным приложениям парней. Основного разработчика – первокурсника Григория Клюшникова – он вытащил из толпы конкурсантов, писавших приложение vk.com под операционную систему Android. Григорий получил зарплату, сопоставимую с компенсацией кодеров «ВКонтакте», и продолжил учиться на программиста.
Лобби отеля оккупировали зализанные мафиози, телохранители звезд и менеджеры с аккуратными портфельчиками. Вокруг вертелись фрачные и декольтированные тени. Разговор свернул на будущее соцсети и продолжался беспрерывно около часа.
«Мне правда не так важны деньги: что 20 млн, что 200, – говорил Дуров. – Если бы я телефоны хотел делать – тогда да, нужны. А приложение недорогое – хоть сто вариантов пиши. Поэтому я не хочу продавать свою долю „ВКонтакте". Продажа – это не свобода. Продажа с демпингом – рабство, бегство с поля боя. Это как-то не по-русски».
«Слушайте, – сказал я, – люди, с которыми вы в одной лодке, – они довольно жесткие. Их стиль из девяностых, они хитры и опытны, участвовали в грандиозных переделах собственности, вхожи в кремлевские приемные. Как вам удается не просто переговариваться с ними, но защищать свои идеи?»
«Ничего особенного, главное – верить в то, что будете говорить, – пожал плечами Дуров. – Запрограммировать себя не на вранье. Врать вредно для духовной целостности. Нужно добиваться отрешенности – какая разница, продаем, не продаем. Обязательно в переговорах всплывает история, мол, „если вы не сделаете так, будет то-то". Или запугивание присказками типа: „Вы же помните, в какой стране живете". Я выбираю позицию: компанию отбирать – отбирайте; крест на моей репутации ставить – ставьте; но я не прогнусь. Таким образом, манипулятивные переговоры вести невозможно».
«То же с прокурорскими запросами?»
«Абсолютно. Если ты безыдейный, это видно, и на тебя возможно влиять. Со мной это не пройдет. Идеология – это в конечном счете главное, что движет людьми. Нужно создавать более глубинные убеждения для возникновения у людей веры в свои силы и свое мнение. Глубинные убеждения, сходные с религиозными. У современных политиков нет мечты, цели, куда мы все должны стремиться. У Гитлера, кстати, была мечта».
Догадка, внезапно пришедшая в голову, поразила меня. Я сидел, придавленный не Гитлером, а пониманием того, что проглядел сквозной сюжет, шедший через историю героя.
Что Дуров – необычный предприниматель, оригинальный полководец, умник, фанат нетривиальных эвристических ходов, эпатажник и нёрд, воспитавший в себе воина, – это, в общем, и так можно понять по записям в твиттере, фейсбуке, редких статьях и постах в блоге. В конце концов, его сеть уловила 100 млн человек, и это не нуждается в комментариях.
Но теперь мне казалось, что его история о другом.
Если посмотреть на путь Дурова – это, по сути, путь политика, который работает напрямую с людьми, вокруг партийной системы и других сред коммуникации. Он создавал свои такие среды – еще с университета. Его форум выступал государством, объединяющим разбросанные по Петербургу и пригородам княжества-факультеты. Глава этого государства контролировал правила игры, был открыт разговору и лишь регулировал сообщество.
Сеть как среда была обязана сформировать запрос на такого лидера, и вот в русскоязычном интернете появился Дуров, чья «ВКонтакте» служила замахом на приобретение паствы совершенно других масштабов. Все, что он делал, – это была чистейшей воды сетевая политика и рекрутинг единомышленников.
Он произвел негромкую революцию – если понимать революцию в духе Ханны Арендт: не как освобождение («свобода от...»), а как создание среды, территории свободы. Итогом такой революции выступает res publica, дающая гражданам новое политическое измерение – в данном случае это «ВКонтакте».
Политики старого типа понимают веб как инструмент, и даже Алексей Навальный, тролливший госслужащих-коррупционеров, применяет старые приемы в новой среде. Декларируя, что нет смысла лезть в партийную систему, он придумал «Добрую машину пропаганды» – сеть единомышленников, информирующих население о гадостях режима. Но идея Навального упирается в недостаточное доверие населения интернету, а также в контроль власти над обеспечением нужного результата выборов.
Дуров строил свою res publica. Восхождение он преодолевал постепенно. Разрешив регистрироваться несовершеннолетним и оставляя свое имя внизу каждой страницы, он притягивал будущих последователей. «Идеи, которые исповедуем мы [в Зингере], будут популярны лет через двадцать».
Так говорил сетевой авторитет и не навязывал свои взгляды, ничего не лоббировал, кроме здорового образа жизни и культа ума. Эта ненавязчивость и прямые коммуникации, уравнивающие всех, способствуют меритократии – то есть самореализации талантливого человека.
Похожую роль старался играть другой политик, которого с Дуровым объединила готовность быть для каждого человека таким, каким этот человек хочет видеть лидера, защищающего его интересы. Дэвид Ремник в книге «Мост» окрестил этого политика «пятном Роршаха».
Готовясь ко вторым президентским выборам, человек по имени Барак Обама сознавал, что за четыре года мир изменился – люди обменивались идеями, убеждали, агитировали друг друга совсем не так, как раньше. Доля смартфонов в карманах американцев серьезно выросла, и Обаме предстояло использовать эту новую среду и для фондирования кампании, и для достижения результата на выборах.
Обама честно признавал, что не рубит в «мобайле», и нанял политтехнолога Джима Мессину. Тот все прекрасно понял о цифровом веке и отправился консультироваться, как выстраивать новую кампанию, к основателю Google Ларри Пейджу и другим интернет-гуру. Команда Мессины написала приложение для избирателей, где публиковались новости и обсуждались программы. Параллельно создавалась офлайновая соцсеть, похожая на MLM: приведи десять продавцов идей, которые продадут их еще десяти гражданам. Этот офлайн координировался с помощью того же приложения.
Мессина объяснил Обаме, что тому не следует как-то специально ломать себя – с помощью его сильных качеств можно выгодно проповедовать в интернете. Открытость, прозрачность позиции, искреннее желание нравиться – соцмедиа абсолютно про эти вещи. Будучи политиком нового типа, Обама тем не менее сделал усилие над собой, чтобы начать постить фоточки с семейных пикников, сжимать мысли до 140 знаков твиттера и отвечать на выборочные комментарии.
Дуров чувствовал себя в этой среде как рыба в воде – просто потому, что сам конструировал инструменты новой политики: сервисы «встречи», «диалог» на несколько пользователей, «работа над документом» и т. д. Свойства «пятна Роршаха» были присущи ему органически.
Прежде обучения программированию Дуров вырастил в себе умение нравиться и ловить души, угадывая ожидания оппонента. В его убеждениях многие найдут созвучные себе мотивы. Сочетание «роршахности» с умом, настойчивостью и опытом в сетевых коммуникациях дало тотему шанс, и он им воспользовался.
Забавно, что сочетанием своих сильных сторон и устремлениями он походил на политика, под которого кодил, – Мартина Лютера Кинга. Журналист Гэри Уиллз писал в очерке «Дело М. Л. К. живет и побеждает»: «Кинг стремился к обретению достоинства как к конечной цели всех возмущений негров. Его талант, сообразительность, обучаемость, годы, посвященные теологии (к которой он не питал особой склонности), были направлены на получение власти. Все его ученые степени и книги – лишь инструменты, оружие, чтобы каждый негр Юга получил приставку „мистер" перед своей фамилией. И они это понимали. Они ощущали его достоинство как свое».
Не правда ли, чем-то напоминает отношения с юзерами?
Размышляя о «роршахности» как черте политика нового времени, я вспоминал Послание апостола Павла к коринфянам: «Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона как чуждый закона, не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых».
Политика бессмысленно осуждать, что он вышел за грань вкуса, – всякий политик должен убить в себе эстета, чтобы стать внятным, доходчивым и максимально понятным разным возрастам и социальным стратам.
«Слушайте, – прервал Дуров размышления, – давайте пройдемся, все равно спать уже глупо, а здесь сидеть надоело».
В три часа ночи людские потоки ослабли, и течение выносило навстречу только загулявшие парочки и пьяниц. Замигала огнями Манежная площадь, и мы прошли в сад с выкопанной из преисподней рекой Неглинной.
«Эмоция как сто лет назад была движущей силой агитации и пропаганды, так и осталась, – рассуждал Дуров. – Чтобы увеличивать свою власть, не надо ничего делать. Надо ждать неизбежного результата процесса, когда люди проводят больше и больше времени в интернете. Бюрократы однажды проснутся и поймут, что оставили от своей системы пустую скорлупку».
«Вы типичный либертарианец, ждущий краха государств», – сказал я, рассматривая панков у Вечного огня.
Дуров, будто не слыша, продолжал мысль: «Люди держатся за государство как за спасжилет и за часто эфемерную, некачественную защиту интереса готовы терять независимость. Возьмем каналы информации – как власть общается с населением. Государство сейчас учится интернету, производит вирусные ролики, но у него нет монополии.
Получается, страна существует только потому, что все верят, что она существует. Когда вы получаете каналы, демонтируете систему власти де-факто. Люди теряют веру в то, что она легитимна».
Ворота сада, ведущие к Красной площади, кто-то запер. Мы потоптались немного напротив башен. «Вам это нравится?» – спросил Дуров и указал на Исторический музей. Я закачал головой, потому что никогда не любил пряничные домики.
«Москва – красивый город, – невпопад заметил Дуров. – Да.
Но это какое-то нагромождение кирпича».
Я сказал что-то насчет неудачи жить в межвременье, когда старая нервная система человечества еще бьется в конвульсиях, не желая меняться, а новая еще не проникла повсюду.
«История с бюрократией устроена так, что стать наверху можно, только когда старое государство сгниет», – бросил Дуров.
«И вы, конечно, готовы?»
«Пока это все слишком умозрительно, меня не интересует политика. Разве что в плане эксперимента, – усмехнулся он. – Как отцы-основатели Америки создали либертарианское государство».
Что-то трогательное было в этой сцене: рассуждения о сломе ветхого мира в зассанном переходе, где грелись у труб драгдилеры, а безразличный охранник лущил семечки, – на пути от груды бурого кирпича к псевдоклассицистическому отелю. Адски хотелось спать, и две сомнамбулы заканчивали свой глубокомысленный моцион.
«Однажды я начал видеть, как некоторые люди терпят поражение не из-за того, что не умеют считать, – а из-за неумения понять, почему так произошло. Отговорки они умели находить, но понять – нет», – сказал вдруг Дуров.
«Любопытно. А что вы имели в виду, когда утверждали, что у вас „мистическое мышление"?»
«Ну как. Все, в общем-то, просто, – ответил Дуров. – Нелогично, что я не хочу продавать „ВКонтакте". И я не знаю, почему не закрыл группы перед митингами, – хотя потом все красиво обосновал «Ленте.ру». Смотрите: события происходят или не происходят не из-за умения или неумения все просчитывать. Я гляжу на сотрудников и себя. Если есть энтузиазм и вера – все ОК. Чуть-чуть страха – все рушится».
«Страх ускоряет негативный сценарий?» – продолжил я.
«Да, и я могу объяснить это биологически, но это будет лишь теория. Важно не это. Важно знать, что ты на самом деле ничем не владеешь, и быть готовым потерять то, что у тебя якобы есть, – сказал Дуров, протянув на прощание руку. – Что из этого следует?» – спросил он.
Из этого следовало со всей возможной в четыре утра ясностью, что отсутствие страха приближает момент, когда ветхие мехи прохудятся и вино выльется само. Политика не производит интересных лидеров. Часть новых фигур придет из бизнеса, часть – из медиа. Необходимое условие для входа – ты должен создать что-то для большого количества граждан. Имя этому движению activist capitalism, и Дуров предвосхитил его, описывая в квартире на Сенной изменения в мире, которые принесет смена информационной парадигмы, и дал людям то, чего они хотели.
Назначение предпринимательства меняется. Зарабатывая на свое развитие, бизнесмены генерируют интеллектуальный потенциал, притягивая таланты, и конкурируют с политиками, государством, академией. Новые виноградари должны верить, что будущее невозможно без них. Мы не можем рассказать, каким оно будет. Но мы можем показать, как начать его менять.
Человеческие потоки пересохли – не более чем на два часа. Скособочившись и поправив очки на переносице, чайка по имени Павел Дуров во френче с поролоновыми плечами двинула к колоннаде отеля. Там, прикрывшись от дождя картонным плакатом, спали фанаты, уставшие ждать старых кумиров.