Цугцванг

— Мне нужен доступ к базе всех инцидентов со сбежавшими животными за последние две недели. Не только приматами — всеми. И не только у нас. Мировой охват. Меня интересуют детали: время, обстоятельства, общественная реакция, упоминания в СМИ, — Милен говорил быстро, чётко, чеканя слова, как будто отдавал приказы группе аналитиков из разведки.

— Ты понимаешь, какой это объём? — Эния звучала одновременно озадаченно и обречённо. — И что собираешься с этим делать? Построить зоопарк в голове?

— Я собираюсь понять, как это работает, — твёрдо ответил он. — Гроссмейстер считает, что управляет игрой. Возможно. Но у каждой игры есть баги. Он хочет, чтобы я стал его глазами и ушами? Прекрасно. Я и стану.

Он делал ставку на старый принцип: если тебя пригласили на маскарад — надень маску, но держи блокнот. Он видел первый ход чётко: стать внутренним наблюдателем «Проекта Пробуждение».

Если Гроссмейстер и его люди считают, что он на их стороне — отлично. Чем больше недооценки — тем ближе к истине.

Они научились управлять коллективным бессознательным... Но ни одна система не безупречна. Ошибки есть всегда. Вопрос — где искать.

— Ещё мне нужны контакты всех, кто писал, говорил, фантазировал об орангутанах и гориллах за последний месяц. Писатели, журналисты, сценаристы, уличные пророки. Особенно те, кто резко сменил тему.

— И, пожалуйста, — добавил он, — не задавай вопросов, когда я буду нести очевидную чушь о мифах, символах и коллективной тени.

— Милен, — усмехнулась Эния, — ты всегда её нёс. Просто раньше без уверенности. Считай, что доступ получишь. Удачи.

Отключив связь, он снова открыл файл: «Глава 1. Проект Пробуждение». Прочитал. Потом — между строк.

Теперь его квартира перестала быть просто жильём. Она стала штабом. Логовом охотника за символами и бессознательными импульсами.

Книги покрывали стол, как доказательства в деле против здравого смысла. Шахматная доска всё та же — но теперь каждая фигура словно хранила стратегическую молчаливую готовность.

Игра началась.

В следующие несколько дней Милен с головой ушёл в работу. Он методично просматривал отчёты, графики, статьи. Побеги животных — не только приматов — действительно участились.

Статистика пела тревожные песни. Где-то слоны выломали ворота. Где-то пингвины сбежали без разрешения. Мир слегка трещал по швам.

Милен начал замечать странные корреляции: всплеск публикаций о дельфинах — и вот уже массовый выброс на берег. Статьи о миграции птиц — и птичьи маршруты, похоже, пережили ребрендинг. Всё выглядело как погодный фронт с элементами психоанализа.

А люди... Люди начали вести себя иначе.

Кто-то испытывал тревогу. Кто-то — неодолимое желание сбежать на острова. Кто-то вдруг купил билет в одну сторону, объяснив, что ищет смысл жизни через керамику.

На четвёртый день, когда запасы кофе подошли к линии тревоги, раздался звонок. Номер — неизвестный.

— Детектив Милен? — голос в трубке был холодным и собранным. Гроссмейстер.

— Надеюсь, вы нашли время ознакомиться с материалами.

Милен вздохнул. Он и правда нашёл. Плечи напряглись — рефлекс детектива, впервые пойманного на прослушке в собственной голове.

— Ознакомился, — ответил спокойно. — Ваша «Глава 1» весьма... увлекательна.

— Увлекательна, но недостаточно ясна, верно? — в голосе скользнул оттенок иронии. — Вам, людям, влюблённым в детективную конкретику, всегда труднее принять... зыбкое.

— Вы сказали, что я буду вашими глазами и ушами, — перешёл к делу Милен. — Что вы от меня ожидаете, кроме роли черепахи в квесте на выживание?

— Аномалии, — мягко проговорил Гроссмейстер, будто обсуждал прогноз погоды. — Несоответствия. Те, кто реагирует вне шаблона. Проект «Пробуждение» — живой организм. А, как известно, живые организмы иногда чешутся в самых неожиданных местах. Мы запускаем сигналы — но волны ложатся не всегда гладко. Ваша задача — фиксировать сбои. И... — он ненадолго замолчал, — ...обнаруживать тех, кто демонстрирует устойчивую... резистентность.

Слово прозвучало как диагноз. Вежливо, но с налётом медицинской обречённости.

Милен кивнул сдержанно. Но внутри уже звенел тревожный колокол — не в ушах, а где-то в спинном мозге.

Тех, кто не поддаётся, обычно сначала изучают. А потом — добавляют в списки.

— И что вы планируете делать с этой информацией? — спросил он, сохраняя тон любезного дипломата, решившего зайти в логово кобры.

— Корректировать алгоритмы, — произнёс Гроссмейстер. — И, быть может, понять, почему некоторые умы глухи к зову. Почему некоторые — слишком свободны. Это ценно, но... потенциально заразно.

Он сделал паузу. Театральную, как занавес перед монологом. Милен едва не выругался в полголоса — нет ничего опаснее, чем потерять ритм разговора с человеком, который считает вас микрофоном.

— Есть ещё один момент, детектив, — продолжил Гроссмейстер с вежливостью скорпиона на чаепитии. — Я знаю, что вы общались с вашей коллегой. Это допустимо. Пока. Но прошу — не превращайте эту игру в групповую терапию. Люди не всегда готовы услышать правду.

Милен почувствовал, как по спине прошёл холодный ток. Гроссмейстер знал. Не догадывался. Знал.

Он не был просто шахматистом. Он был пауком. И сейчас он тронул одну из нитей.

А Милен... просто заметил дрожание паутины.