Спаринг
Утро в особняке JK резало глаза, свет лился через высокие окна, царапая каменные стены, как лезвие. Рабочая комната — с чёрным дубовым столом и экранами, мигающими синим — воняла кофе, потом и сталью, как арсенал перед боем. Рейна, 19-летняя буря в хрупком теле, вошла, утопленная в чёрной толстовке и рваных джинсах. Её худоба — рёбра, ключицы, как ножи — хранила жар ночи с Рейном: его рук, рта, слов, что она не мусор. Серые глаза, острые, скользнули по комнате. Макс колотил по клавиатуре, Винни полировал нож с тремя точками, татуировки змеились по шее. Эндрю чистил пистолет, холодный, как мрамор. Рейн у стены, два метра десять мрака, буравил её серо-голубыми глазами, как крюками.Рейна плюхнулась рядом с Максом, пальцы заплясали по клавиатуре, взламывая базу данных. Его взгляд, жгущий, как кислота, не сломил её — она стучала код, выжигая его из головы. Через час цель была ясна: педофил, тварь за фальшивыми счетами. Логово найдено, их ждала кровь.Лимузин, чёрный, как могила, ждал у входа, кожаные сиденья пахли порохом. Внутри теснились Рейна, Рейн, Винни, Макс, Эндрю, оружие звякало, воздух трещал. Рейна у окна, ноги поджаты, глаза горели, пальцы теребили толстовку. Она знала — это не игра.Рейн наклонился, голос — властная насмешка с раздражением: — Не лезь на рожон, — прорычал он, глаза — клинки. — Или я задену твою тощую шкурку. Не понравится.Рейна вскинула голову, губы — саркастическая ухмылка, глаза сверкнули. — Надень очки, Рейн, — выпалила она, хрипло, с ядом 19-летней, уставшей гнуться. — Или боишься, что я сделаю твою работу лучше?Его глаза сузились, ноздри раздулись. Он наклонился, тень накрыла её. — Лучше? — хмыкнул он, голос — лезвие. — Едва нож держишь, а лезешь в мясорубку. Сядь в угол, пока не привязал.Рейна стиснула зубы, кулаки сжались, ногти впились в ладони, кровь проступила. Она наклонилась, лицо в дюйме от его. — Привяжи, и я отрежу тебе руки, — прошипела она, дрожа от ярости. — Я не кукла. Не прячусь.Винни хмыкнул, нож сверкнул. — Пусть покажет когти, Рейн, — буркнул он, насмешливо. — Или боишься, что уделает?Рейна рявкнула: — Не лезь, Винни! Это не твой цирк!Винни поднял руки, ухмыляясь. Макс кашлянул, уткнувшись в телефон, Эндрю молчал, сжимая пистолет. Рейн шепнул ей на ухо, дыхание — раскалённый уголь, угроза и голод: — Тогда я отшлёпаю тебя. На этот раз не встанешь. Хочешь проверить здесь?Рейна задрожала, щёки вспыхнули, но глаза — лезвия. — Проверь, — выдохнула она, дерзко. — Но если я уложу тварь первой, ты будешь умолять.Рейн откинулся, усмешка ледяная, но с искрой восхищения. — Большой рот, — бросил он. — Надеюсь, руки так же быстры, или прикую, пока не научишься слушаться.Рейна фыркнула: — Прикуй, и я выжгу тебе глаза. Сегодня я докажу, что стою больше угроз.Напряжение — натянутый канат. Винни крутил нож, Макс бормотал про «похороны», Эндрю молчал. Рейн откинулся, взгляд — цепи, но с предвкушением. — Покажи, — сказал он, как приговор. — Облажаешься — заставлю молить.Рейна хмыкнула: — Мечтай, Рейн. Увидишь, как я режу быстрее.Лимузин затормозил в мёртвом переулке, вонь гнилья и мочи душила. Фонари мигали, тени рвали ржавые стены склада — логова педофила. Рейна сжала нож, кровь пульсировала, как барабан. Она вышла, дрожа от адреналина, Рейн за ней, его хищная грация — как зверь перед прыжком. Глаза сверкали, волосы падали на лоб, ухмылка — яд.— Готова проиграть, милая? — бросил он, с насмешкой, нож крутился в пальцах.Рейна вскинула голову, глаза полыхнули: — Мечтай, Рейн. Будешь глотать мой триумф.Он хмыкнул, дыхание коснулось её уха: — Посмотрим, как кричишь моё имя позже.— Держи фантазии при себе, — прошипела она, нож сверкнул. — Или вырежу их.Они ворвались в склад, Винни, Макс, Эндрю прикрывали. Вонь плесени и страха, пол скрипел. Тварь — жирный, потный, с крысиными глазами — метнулся к выходу. Рейна, как тень, обогнала Рейна, прыгнула, сбивая, колено вдавила в рёбра, лезвие к горлу. — Помнишь их? — прошипела она, ледяная, но вулкан внутри. — Их слёзы? Крики?Он хрипел, но она не ждала. Нож вонзился в грудь, кости треснули, кровь брызнула, заливая её. Она ударила снова, вспарывая живот, кишки вывалились, как змеи. Полоснула горло, артерия лопнула, кровь хлынула, пропитывая волосы. Она била, резала, её ярость — за себя, за жертв, за годы ничтожества — выплёскивалась. Тело стало месивом, лицо — кровавой маской. Она не остановилась, пока он не стал куском мяса, как её прошлое.Рейн стоял, нож чистый, глаза — шок и восхищение. — Чёрт, — выдохнул он, хрипло, с тенью смеха. — Ты размазала его. Я почти влюблён.Рейна поднялась, кровь капала, нож дрожал. Её глаза — буря, боль и триумф. — Почти? — хмыкнула она, твёрдо, но дрожа. — Подтяни вкус, Рейн.Винни, Макс, Эндрю шагнули вперёд, лица мрачные, но с уважением. Винни пнул плоть, бормоча про «грязь», Макс морщился, таская мешки, Эндрю — машина. Рейн схватил Рейну за запястье, пальцы — сталь, втолкнул в лимузин, захлопнув дверь. Кожаные сиденья пахли порохом и их потом, полумрак укутывал, как саван.