Рыбка

Сколько себя помню, я всегда мечтала стать человеком, но боги одарили меня рыбьим хвостом вместо ног и безмерным океаном вместо такой желанной суши.

Я родилась русалкой, мифическим созданием, созданным для бесконечных скитаний океанами. Я родилась ребёнком морской пучины, а не обычным человеком из верхнего мира, который был так для меня недосягаем, но так соблазнителен.

Не помню, с чего началась моя тяга к берегу, но знаю, что со временем стало главной причиной желания стать человеком и покинуть родной океан.

Главной причиной стал человек, которого я, в отличии от других русалок, любивших наблюдать за тем, как жизнь жителей суши покидала их тела в океане с их помощью или без, осмелилась вытащить на берег.

Ею стал выживший с моей помощью мужчина, который после пробуждения назвал меня Ариэль, от чего я перестала разглядывать его с изумлением, и вместо того, чтобы сбежать до момента, как он поймёт, кто я, и дальше хранить тайну существования своего рода, начала с ним спорить.

— Я не Ариэль, Я Вита!

— Вита́, что за косплей на русалочку? — усмехнулся наглотавшийся морской воды незнакомец с помутневшим взглядом, наматывая на палец прядь моих длинных красных волос, из-за чего я шлёпнула его по руке и нахмурилась. — Или я всё же перебрал виски на яхте, раз мне снится диснеевский мультфильм...

Я не понимала ни кто такая Ариэль, ни Дисней, ни даже что такое виски или мультфильм, а незнание меня злило и одновременно вызывало грусть от того, что я почти ничего не знала о таком желанном мире, родом из которого был этот незнакомец с чёрными узорами на половине тела, просвечивающими сквозь мокрую рубашку и выглядывающими из рукава и штанины.

— Я Ви́та, а не Вита́! — но возмутиться могла только касаемо неправильного произношения моего имени, которое я очень любила.

— Вита, значит. Ты... — он перевёл взгляд на мой бирюзовый хвост и невесомо дотронулся до чешуи, будто проверяя, реально ли всё происходящее. — Кто ты?

— Русалка. Разве ты не боишься меня или хотя бы не удивлён?

Почему я так долго разговаривала с ним, я не знала. То ли из-за любопытства и того, что он был первым человеком, которого я видела и слышала так близко, что само по себе было для меня чудом, то ли того, что его фиолетовые глаза будто загипнотизировали меня и вызывали невольное желание остаться на том маленьком берегу, скрытом за скалами, где были только мы вдвоём.

— Не боюсь, рыбка, — в тот момент у меня появилось новое прозвище, которому я сначала не предала значения, но позже полюбила всем сердцем.

В тот момент я закатила глаза, надеясь, что не все обитатели такой желанной для меня суши такие глупцы, как этот длинноволосый представитель мужского пола, но даже он был манной небесной в моих синих, как морская гладь, одинаковых буднях, которые я почти всегда проводила в одиночестве. До того дня.

— А как твоё имя?

— Моё? Риндо, — он усмехнулся, и его бархатистый смех поселился на задворах моей души, с каждым днём всё глубже и глубже вростая корнями в моё существо.

В день, когда я спасла этого человека по какому-то неведомому порыву, вместо того, чтобы лишь наблюдать или самой приложить руку к его гибели с целью забрать себе его жизненные силы, будто сама судьба подтолкнула на этот поступок, я впервые ощутила, что моё сердце бьётся и что в нём есть для кого-то место.

Я не получила его жизненные силы, но он, оставшись в живых, дал мне нечто иное, более живое и прекрасное. Он дал мне то, что я берегла в своём сердце и душе.

***

— Так что вы, русалки, — Риндо всё ещё с небольшим недоверием произносил это слово, когда заговаривал со мной на эту тему, будто наличие у меня хвоста не являлось максимальным доказательством, — едите?..

— Как что? — я изобразила искреннее удивление и прикрыла ладонью губы, глядя на его лицо в ожидании появления каких-то эмоций, — за несколько недель знакомства он показался слишком отстранённым и не очень эмоциональным, что я желала исправить. — Мы едим людей.

Его вид, до этого сквозивший нейтральностью, практически не изменился, за исключением приподнятых бровей и мимолётного движения кадыка.

— Значит, мифы не врут, — констатировал Риндо чуть тише и повернул голову в сторону горизонта, давая мне шанс рассмотреть его красивый чёткий профиль, к которому с каждым днём хотелось прикоснуться всё сильнее.

— Риндо, я же потутила... — выдохнула я, произнеся одно из новых слов, которым он меня учил при встречах, погружая в культуру таких же, как он, и делая чуть счастливее.

— Что?

— Это тутка, говорю.

Несколько секунд он думал, слегка угрюмо глядя на меня, а затем прикрыл глаза и, несколько раз повертев головой, ухмыльнулся так снисходительно, будто я была ребёнком, сказавшим что-то нелепое.

— Правильно говорить "пошутила" и "шутка", рыбка.

Его широкая ладонь легла на мою голову и погладила по всегда мокрым волосам, пуская мурашки вдоль позвоночника до самого плавника, которые также проникали в сердце по кровеносным сосудам, укрепляя в нём образ Риндо Хайтани.

Я любила, когда он прикасался ко мне, как гладил мои волосы и дотрагивался к коже, проводя пальцем по маленькой коричневой точке у меня под глазом, которая оказалась родинкой. Моей единственной и, по его словам, красивой родинкой.

Мне нравилось чувствовать тепло тела Риндо, ведь я всегда была холодной. Не только телом, а и душой, пока он не появился и не согрел меня своим присутствием.

— Так что вы едите-то?

***

— Пахнет не очень вкусно, — я скривилась, понюхав напиток, который Риндо принёс на нашу очередную встречу на том самом маленьком пляже меж скал, где мы познакомились несколько месяцев назад и часто встречались после того случая, пока я всё сильнее и сильнее привязывалась к нему и тонула в собственных иллюзиях касаемо него.

— А ты попробуй, вдруг понравится.

Он подпёр щеку ладонью и протянул мне стакан с янтарной жидкостью, не вызывавшей у меня доверия. Но доверие вызывал Риндо, а потому я приняла напиток из его рук, пока он смерял меня спокойным взглядом, походившим на штиль. Он и сам был похож на штиль, в то время как я считала себя ураганом.

— Это виски. Я перебрал его, когда выпал из яхты и чуть не утонул. Из-за него принял тебя за Ариэль из мультика, — напомнил он, и я заметила на его лице тень мягкой улыбки, заставившей трепетать моё сердце.

— Покажешь мне тот мультик?

— Конечно.

В тот день я поняла, что людские напитки были созданы лишь для них самих, а мне, чтобы вкусить их и не быть на грани жизни и смерти, стоило отрастить ноги, перебраться на сушу и обзавестись иммунитетом.

В тот день моя мечта стать человеком стала ещё больше, а то, что мнимый шанс исполнить мою мечту был прямо передо мной и смотрел мне в глаза, разрывало на части и выбрасывало их в океан.

В тот день, когда он, стоя по плечи в воде, прижимал меня к себе и гладил по волосам, я окончательно поняла, что люблю Риндо. Но о взаимности его чувств даже не подозревала.

***

— У тебя есть мечта?

Я развеяла спокойную и уютную тишину, в которой мы могли находиться часами, просто потому, что мне захотелось узнать о нём чуть больше, ведь про себя самого Риндо не очень любил говорить.

— Думаю, у меня не мечта, а цель, — ответил он спустя полминуты раздумий, не отрывая взгляда от закатного солнца, окрасившего небо в оттенки оранжевого и розового.

— Тогда какая у тебя есть цель? — всё не унималась я, залезая на скалу, чтобы в воде находился один лишь плавник. Чтобы быть ближе к Риндо, сидевшему на камне и не касавшегося морской глади, что ещё сильнее напоминало и причиняло боль от осознания, что мы из разных миров.

Из разных миров — звучало как приговор и крах надежд на взаимную любовь и возможность быть вместе, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Из разных миров — это была история дружбы, но никак не любви, русалки и человека. Это была история о нас с Риндо.

— Я хочу сохранить то, что у меня уже есть. Продолжать держать Роппонги со своим братом и быть в верхушке Бонтена для наличия власти и влияния, которые дают свободу.

Боль того, что меня в его планах не было, оставила царапину где-то внутри, о которой я не могла и не хотела ему говорить. Вместо этого задала другие, уточняющие вопросы.

— У тебя есть брат? А что такое Роппонги и Бонтен?

До этих своих вопросов я раньше не видела подобного выражения лица. Я видела, как Риндо прикусил щёку изнутри, как забегали его зрачки и впились в скалу пальцы. Тогда он понял, что сказал лишнего, и не знал, как я отнесусь, если пойму всю суть его деятельности и его самого. Тогда он ощутил волнение и нечто похожее на страх.

— Да, его зовут Ран, — начал он с первого вопроса, не желая переходить к другим, но я настояла.

В тот день, пока солнце садилось за горизонт, меняя закат на сумерки, Риндо рассказал мне о себе то, чего я никак не ожидала услышать и даже не представляла, что такое существует в мире на суше или вообще где-то.

В тот день моя маленькая вселенная расширилась, впуская в себя другую, ранее неведомую мне реальность, наполненную тьмой, кровью и жестокостью, из которых оказался соткан Риндо Хайтани.

И в тот день я не отвернулась от него, как он уже успел подумать. Не смогла потому, что уже крепко, практически намертво любила, так что тем более приняла его с открытой душой и такой сущностью. Я продолжила любить его таким, каким он уже был, со всеми пороками и недостатками.

Любовь русалки одна и на всю жизнь несмотря ни на что, и я отдала её Риндо.

***

— Недавно ты спросила меня о моей мечте, — плоский камешек, брошенный рукой с чернильными узорами, которые оказались парной татуировкой, отскочил от поверхности воды ровно четыре раза под мой изумлённый взгляд и всё тот же спокойный, ничего не выражающий голос. — А у тебя она есть?

Риндо взглянул на меня с любопытством, и от этого пронизывающего, затрагивающего все фибры души взгляда мне захотелось крикнуть, что он и есть моя мечта, но я сказала про свою первую и до сих пор неисполненную.

— Это звучит глупо, — я прикрыла глаза и зачесала волосы назад, понимая, что по лицу растянулась улыбка смущения. — Я всегда мечтала стать человеком.

Наступила теперь удушающая тишина, не похожая на одну из прошлых, от которой хотелось скрыться в самой глубине океана, что я бы, наверное, и сделала, если бы вскоре Риндо её не разрушил.

— Жаль, она несбыточная, — его голос был таким же твёрдым и уверенным, как всегда, а взгляд направлен вперёд на отпрыгивающие от воды плоские камни, но не на меня.

А я так хотела, чтобы Риндо смотрел на меня...

— Сбыточная, но не для меня, — как бы невзначай произнесла я, вспомнив давнюю легенду, о которой мне рассказывала мама в далёком детстве. И Риндо, ухватившись за эту короткую фразу, практически силой вытащил из меня продолжение. — В океане есть легенда, в которой говорится, что для превращения достаточно поцелуя человека, испытывающего искреннюю любовь к желающей обратиться русалке. Но любовь должна быть взаимной.

Я пробормотала это так быстро, как только смогла, и сразу же после этого мне захотелось скрыться куда подальше, будто сделала что-то постыдное. А после задумчивого взгляда Риндо я уже была готова это сделать.

Он меня не любил, как девушку, это было видно по его отстранённости и частой холодности.

Он считал меня кем-то вроде друга или же просто той, с кем ему было интересно проводить время, отвлекаясь от тёмной рутины, в то время как я уже давно грезила о совместной жизни с ним в роли любимого человека.

В тот день я окончательно убедилась, что мои чувства не взаимны, раз он даже не удосужился что-то ответить на мой рассказ и одарить взглядом, пока я глядела на него неотрывно, желая увидеть в отражении его аметистовых глаз свои голубые. Но не увидела. Он так и не взглянул на меня, продолжая крутить в руке камень и смотреть на горизонт, который я уже начинала ненавидеть и в то же время мечтать самой стать горизонтом, чтобы хоть так Риндо на меня смотрел.

В тот день я, больше не сказав ни слова, вернулась в море так быстро, что он не успел бы среагировать, даже если бы захотел.

В тот день я пообещала себе, что он меня больше не увидит. Но не видеть его я себе пообещать не смогла.

***

Я не видел её уже несколько недель, и разлука была схожа с ломкой от наркотических веществ, словно мои суставы выворачивало, а внутренности скручивало от самой мысли, что Виты нет рядом.

Я скучал, безмерно скучал по этой милой и невинной, но в то же время умеющей постоять за себя и любящей спорить русалке.

Я скучал по удивлённому взгляду её ясных голубых глаз, который появлялся, стоило мне рассказать какую-то будничную для меня, но волшебную вещь для неё, связанную с моим миром.

Я скучал по её мягким красным волосам, которые обрамляли её нежное лицо, грациозные ключицы и острые плечи, обтянутые бархатистой, почти прозрачной кожей с системой синих сосудов на руках.

Я скучал по её родинке под глазом, которую она до этого считала въевшимися в кожу чернилами осьминога, непонятно как попавшими на её лицо.

Я скучал по её красивому голосу, схожему со звучанием самой чистой мелодичной флейты, который лился из её уст и действовал как бальзам на мою душу, из-за чего её никогда не хотелось перебивать и был готов слушать бесконечно долго.

Я скучал по Вите. По моей рыбке.

Мне было жизненно необходимо прикоснуться к ней, прижать так близко, чтобы загнать себе под рёбра и чувствовать её под кожей, чтобы её сердце сосудами соединилось с моим и билось в унисон, перекачивая общую кровь.

Я понял, что я её люблю только когда она ушла, и эта мысль иглами впивалась под кожу. Но сильнее этого колола мысль о том, что мы не вместе, ведь то, что я люблю, я не привык отпускать, но её отпустил. И намеревался вернуть.

Каждый день я приходил на тот самый пляж, на котором мы проводили время вместе, надеясь увидеть её хоть издалека, но красной макушки всё не было на горизонте, и я не мог разглядеть её издалека.

Тогда помимо пляжа я стал ходить на близлежащий старый пирс, от которого вид открывался обширнее, в том числе и на наше место. С пирса я бы смог её увидеть, если бы она пришла. Но Виты по-прежнему не было на горизонте.

— Где же ты, моя рыбка?

Дни сменяли ночи, проходили недели, а я всё не терял надежды на встречу и показывал свою напористость ежедневными походами на пирс, сбросив большинство дел на брата, который уже начинал беспокоиться о том, не сошёл ли я с ума.

Я верил, что все мои старания и потраченное время рано или поздно принесут свои плоды. И принесли в день, когда я увидел бирюзовый хвост, движущийся в сторону маленького пляжа меж скал. Нашего пляжа.

В тот день, увидя её, в груди что-то болезненно защемило, и я перестал себя контролировать, так что уже через секунду, сбросив пиджак и туфли, я прыгнул в море и направился к ней, лишь надеясь, что она подождёт и не сбежит, точно зная, что в таком случае я её никогда не догоню.

Не сбежала, дала шанс или же просто замерла от удивления, я не знаю, да и это не было важно. Важно было то, что я смог к ней прикоснуться, прижать к себе и поцеловать прямо под водой, в её стихии, впитывая в себя прикосновения к её коже и целуя губы, желая никогда не останавливать этот долгожданный момент воссоединения. И хоть это и было чертовски неудобно, мне было всё равно. Ради Виты я готов был пойти и не на такое. Ради неё я хотел исполнить её мечту, что, надеялся, и сделал.

Поцеловав, я, не выпуская её из рук, слегка отдалился, чтобы взглянуть на её покрасневшее лицо, что было редкостью, но такой прекрасной и милой. Она была очаровательна, как и всегда, что и побудило меня на фразу, которую я не захотел беречь до суши и которую никогда никому не говорил, да и не думал, что однажды смогу и захочу.

— Я люблю тебя, рыбка, — сказал я, надеясь, что она или поймёт в силу своих русалочьих способностей, или хотя бы прочитает по губам.

И когда на её лице расплылась улыбка, я понял, что Вита теперь счастлива, как и я.

Общее счастье было так близко, просто выплыть на берег и наслаждаться им, но, как оказалось, не всё было так просто.

Я почувствовал, что кислорода начало не хватать, но сдвинуться с места не мог. Все мои внутренности будто выжигало адским пламенем, по венам вместо крови текла лава, а изо рта шла пена.

Я последний раз взглянул на Виту, заметив на любимом лице дикий животных страх, который вызвал я не по своей воле, почувствовал дрожь её рук, которыми она обнимала меня и гладила по щекам, и с сожалением прикрыл глаза, поняв, что не смог подарить ей счастья, но всё же надеялся, что напоследок осуществил её мечту. А дальше...

***

— Нет, нет, нет...

Я прижимала к себе рубашку Риндо, которая стала единственным, что осталось после его превращения в морскую пену, и не могла угомонить поток слёз, которые, стоило им выйти наружу из слёзного канала, превращались в белый жемчуг, скатывались по щекам и падали вниз, находя своё место на дне средь кораллов, тем самым разнося нестерпимую боль моего разбитого сердца по океану.

Счастье было так близко, стоило лишь всплыть на берег и насладиться тем, что Риндо всё же меня любил, ждал и захотел исполнить моё желание, как только смог увидеть меня вдали, но, как оказалось, за всё приходится платить, и поцелуй любящего человека оказался слишком маленькой платой. Ею стала жизнь Риндо, которая покинула его превратившееся в морскую пену тело и вернулась в место зарождения душ.

А я осталась одна, недалеко от маленького пляжа меж скал, обнимающая рубашку любимого человека и льющая по нему горькие слёзы, которые застилали жемчугом всё дно моря, которое нас и свело.

Когда последняя жемчужина упала вниз и я почувствовала изнеможение, словно всё моё тело уже порвали на куски и раздробили кости, на хвост будто начали лить кислоту, от чего чешуя разъедалась до самых костей. Я сразу поняла, что эта боль стала началом такого желанного, но, — как же иронично, — уже такого ненужного превращения.

Боль прошла, когда волна смыла морскую пену, которой теперь стал и мой хвост, оставивший по себе человеческие стройные ноги, а в лёгкие, теперь неспособные дышать в море, начала поступать вода, обжигая и наказывая за то, что это был не воздух.

Я, всё также прижимая к себе рубашку и неумело шевеля новыми конечностями, начала всплывать с целью сделать глоток воздуха, которым когда-то дышал Риндо. И теперь уже он обжёг мои лёгкие, как и боль утраты — сердце.

Я стала человеком, исполнила заветную мечту и получила возможность ходить по земле и изведать мир на суше, но потеряла гораздо большее, что не могли компенсировать ноги и новая жизнь.

Риндо ничто не могло компенсировать, он был незаменим, и рана от его потери не заживёт никогда, а лишь будет гноиться и распространять по телу ощущения пустоты и вечной горечи, от которых захочется лезть на стену и рвать собственную кожу.

Я была уверена, что с каждым днём будет всё хуже и хуже. Я не смогла бы забыть и отпустить некогда любимого человека, который умер из-за меня и, хоть и не по своей воле, но для меня.

Я бы никогда не забыла и не предала свою первую и единственную любовь, и хоть я стала человеком, моё сердце всё ещё принадлежало русалке, а их любовь одна и на всю жизнь.

***

— И как же его сюда занесло, чёрт возьми.

Я хлопнул дверью автомобиля, осматривая безлюдный пляж, на котором, судя по геолокации, находился Риндо или, как минимум, его телефон, и направился ближе к берегу, ища взглядом если не брата, то хоть кого-то, кто мог бы подсказать, где может находиться этот любитель уединения у моря.

Я уже давно заметил странности в его поведении, ещё тогда, когда он выпал из яхты во время корпоратива по случаю выгодной сделки и как-то умудрился проплыть почти километр до берега, будучи не в лучшем состоянии, ведь когда я нашёл его, он едва мог связать несколько слов.

Но самое странное началось последние несколько недель, которые Риндо был сам не свой: рассеянный, что почти получил пулю на задании, вечно задумчивый и молчаливее, чем обычно. А стоило кому-то предложить сходить в клуб в компании красавиц, так его едва не вывернуло от отвращения.

Я знал, что у него были какие-то непонятные отношения с девушкой-иностранкой — он, хоть и мало, но рассказывал мне о ней. И я практически сразу понял, что братец влюбился, хоть и он сам пока этого не осознавал.

Но последние несколько недель дали мне понять, что они расстались, и явно не по инициативе Риндо, раз он так переживал и постоянно куда-то уходил, лишь один раз бросив себе под нос фразу "Как же я хочу её увидеть", которую я случайно услышал.

А вчера, как раз в день, когда он и произнёс эту фразу, он пропал и перестал выходить на связь. Сообщения не были прочитаны, а на звонки никто не отвечал. Загулял с девушкой — подумал я сперва, радуясь за брата. Но и на утро он не дал о себе знать, что заставило напрячься и пробить его местоположение, которым ещё со вчерашнего дня был пляж, куда я и приехал на его поиски.

Я шёл по светлому песку, тепло которого ощущал даже через кожаную обувь, и прикрывал глаза от палящего солнца. Вокруг по-прежнему было безлюдно, и я даже стал понимать брата, который чуть что приезжал сюда. Но понять, где он был, не мог. До момента, пока в глаза не бросился незнакомый и единственный на всём берегу силуэт.

Я стал подходить ближе к старому пирсу, на котором сидела стройная девушка в белой рубашке с ярко-красными волосами, которые развеивал несильный прохладный ветер.

Стоило подойти совсем близко, как я заметил, что вещью, которую она так заботливо и рьяно прижимала к своей груди, был пиджак Риндо. В груди заныло беспокойством и злостью.

— Откуда у тебя этот пиджак?

Она обернулась на мой голос, видимо, только сейчас заметив меня и даже не услышав скрип деревянной лестницы, пока я поднимался на пирс, и взглянула на меня снизу вверх печальным взглядом, после чего неуверенно поднялась, будто у неё болели ноги.

— Ты знаешь, где Риндо? — задал я ещё один вопрос, пока она молчала, и сдерживал себя, чтобы не схватить её за горло и не выбить ответ силой.

— Вы похожи.

Её голос был похож на самую печальную мелодию, а на бледном лице зародилась такая же улыбка.

Девушка сделала ко мне несколько неуверенных шагов и вручила сложенный пиджак Риндо, положив сверху его телефон.

— Мне очень жаль. Извини, Ран.

Я впал в ступор и от своего имени, которое произнесла незнакомка, и от вещей Риндо, которые были у неё, а ещё от того, что на ней всё это время была его рубашка — на воротнике виднелись вышитыми тонкими линиями «РХ».

Я хотел прямо сейчас схватить её за огненные волосы и заставить объясниться, но телефон издал слабую вибрацию, напоминая, что заряда осталось мало, и я отвлёкся. Разблокировав его, — мы с Риндо знали пароли друг друга, — я тут же наткнулся на открытую заметку с длинным текстом, который начинался всё с тех же слов «Мне очень жаль».

Я прочёл всё, и с каждой строчкой меня накрывало новой волной непонимания и глубокой печали, хотя даже не верил, что написанное в этой заметке правда.

Когда я поднял глаза, ожидая увидеть красноволосую, она была уже на самом краю пирса. Я успел сделать в её сторону лишь два шага, а затем она скрылась из виду, прыгнув в объятия морской пучины.

— Вот самоубийца хренова!

Сцепив зубы от злости, я сиганул в её сторону, на ходу снимая пиджак, а на краю уже быстро скинул обувь и нырнул за ней.

Парадоксально, что несмотря на чистую, прозрачную воду, в которой можно было разглядеть любую проплывающую мимо рыбу, девчонку с настолько яркими волосами я найти не мог, будто она испарилась, стоило дотронуться до воды.

— Мистика какая-то, — вынырнул я и зачесал назад короткие влажные волосы, а опустив голову, заметил на дне какой-то блеск.

Всё дно было усыпано мелким жемчугом.

А в той заметке был рассказ от этой девушки, Виты, которая, будучи русалкой, полюбила человека, Риндо. И он, чтобы осуществить её мечту, превратился в морскую пену. Из-за этого бывшая русалка, сгорая от тоски, решила отказаться от дара, ненужного ей без Риндо, и отдать душу морской пучине, в надежде воссоединиться с любимым хоть на том свете.

Их история стала настоящей легендой того пляжа и местности, стоило мне, прилично выпив в ближайшем ресторане, разговориться с официанткой, похожей на деревенскую простушку, которая, судя по всему, и понесла мой рассказ в массы, а местные жители поверили, подкрепляя свою веру ещё и тем, что после рассказа ещё несколько дней волны продолжали выносить на берег изобилие жемчуга, давая возможность слезам русалки находиться в верхнем мире.

***

Много лет спустя

Сколько себя помню, я всегда тянулась к океану и ещё с самого детства могла часами не вылезать из воды, представляя себя русалкой из мультфильмов и книг, а свои ноги — рыбьим хвостом.

Но родилась я обычным человеком, а не мифическим существом из мифов и легенд, созданным для бесконечных скитаний океанами. Я была создана для мира на суше, но мои сердце и душа всеми силами тянули меня к воде.

Не помню, с чего началась моя тяга к морю, а может, я уже родилась с ней, раз спустя годы не остыла к нему и продолжала каждый раз возвращаться.

Моим любимым занятием уже много лет было ныряние, в котором я преуспела и могла посоревноваться с профессионалами. И каждый раз, когда я, надевая свой красный под цвет волос купальник, ласты и маску с трубкой, ныряла в океан и лицезрела прекрасные рифы с множеством морских обитателей, ощущала себя на седьмом небе от счастья.

Словно в прошлой жизни я была русалкой, но что-то потеряла, а теперь так старательно ищу это по всем морям и океанам.

И я убедилась, что действительно что-то искала всё это время, когда, вновь плывя меж кораллами и смотря на дно, которое, словно в сказке, было усыпано жемчугом, заметила крупный фиолетовый хвост с полупрозрачным плавником, который не мог принадлежать ни дельфину, ни любому другому животному.

Я даже испугаться не успела, как, обернувшись, глазами со мной встретился обладатель этого самого хвоста, из-за чего я едва не потеряла умение дышать сквозь трубку.

Передо мной находился неведомой красоты мужчина с длинными фиолетовыми волосами с заметными синими прядями, которые, будучи распущенными, обволакивали его и подчёркивали чёткие черты лица.

Его аметистовые глаза будто смотрели в самую мою душу, неотрывно, пока я разглядывала его хвост и удивительную татуировку на правой стороне тела, удивляясь и тому, что передо мной настоящий русал, и тому, что на нём татуировка.

— Вот мы и встретились, Рыбка.

На его лице расплылась улыбка, и моё сердце пропустило удар от его приятного голоса, который прозвучал прямо в моей голове и показался до боли знакомым.

— Я не рыбка, я Вита! — я на уровне инстинктов возмутилась и произнесла это так чётко, как только могла, при условиях, что я под водой и с трубкой.

Но русал, всё так же неотрывно смотря на меня, внедряясь этим взглядом под кожу и проникая в мою душу, кажется, понял и снисходительно улыбнулся с моей реакции на прозвище, когда у меня было имя.

Моё имя, которое я так сильно любила и которое означало "жизнь".

Жизнь.

Вечное перерождение.

Страдание.

Любовь.

И замкнутый круг.

Они всегда были, есть и будут в замкнутом круге, ведь никогда не могут переводиться в одной и той же ипостаси.

Один из них должен быть человеком, а другой — русалкой.

И как бы сильно они не тянулись друг к другу, сколько бы раз не встречались и не пытались обмануть судьбу, они всегда будут ходить по кругу.

Их души связаны и всегда находили и будут находить друг друга, но они всегда будут из разных миров.

Таково проклятие любви русалки, которую она испытала к человеку, ведь любовь русалки одна и на все следующие жизни, а не только на одну.