***
... И она это почувствовала. Он не ударил её, не накричал, не пригрозил проткнуть гарпуном. «Как будто ему было всё равно»... хотелось бы сказать, но Инспера точно знала, что ему и было всё равно. Раньше Васко вспыхивал по одной простой причине – знал, что Инспера права. Его злило, что она заявляла свои права на капитана, потому что могла это сделать, потому что больше капитан никому не принадлежал. Теперь он так и говорил: «Думай, что хочешь, у меня своя жизнь». И у него была своя жизнь. Он нашёл-таки, в какой порт приткнуть корабль своей души. А Инспера так надеялась...
У моря нет лица, чтобы выразить свои чувства, но это не значит, что нет самих чувств. Иные – люди зовут их поэтами – могут разглядеть эти чувства в самом море. Они говорят: «Море злится», или «Морю весело». Море действительно способно разозлиться, ведь оно горделиво, а гордость отыщет всегда виноватого. Даже радость моря была радостью самовлюблённой – много людей любовалось им в этот день или рыбы стало больше.
Одного не могло постичь море – страха. Вечной стихии нечего было бояться. Почему же Инспера, закутавшись в водоросли, лежала на морском дне и не могла перестать думать о том, что Васко уедет и может не вернуться, и... что ей от этого страшно. Русалка даже не знала, чего страшилась больше: разлуки с любимым или самого этого страха, такого непривычного, такого чужого, колючего. Несколько водных потоков закрутились в вихри, вздымая песок и пугая рыб.
И тогда само море заговорило с Инсперой. Попыталось бы утешить, но стихия не способна на сострадание. Море сказало Инспере: «Ты наполнена моей силой. Стихия не просит и не сомневается – она исполняет свою волю. Иди. Сделай, что должно».
Инспера не хотела вредить Васко по-настоящему – в азарте шторма она могла ранить его, но такая рана не причиняла боли, – но терять Васко она не хотела ещё сильнее. Васко ли? Или время, которое они проводили вместе, чувство насыщенности, которое дарили русалке горящие страстью глаза мужчины, горящие по ней? Море ведь пропитано гордостью в каждой своей капле.
Когда «Фэй» снова вышел в море, Инспера привычным жестом закрутила корабль в самую гущу шторма. Она видела, как заколебался капитан... Он действительно сомневался: не спрятаться ли ему в трюме, не переждать ли непогоду в безопасности. До этого момента Инспера ещё могла отступить, но теперь – невозможно.
Она вцепилась руками в морское дно, и дно содрогнулось. Волосы русалки затрепетали и потянулись кончиками к небу; жабры раздулись; она заскрипела зубами. «Даруй, даруй, даруй!», – взывала она, выгибаясь в спине. И море разверзло давно сокрытую скверну.
Капитан «Фэй» видел, как на корабль надвигается очередная волна. Не выше остальных, но почему-то темнее. И вот... столкновение! Водный поток снёс оставленные матросами бочки, разбивая их в щепки. Но что это? На палубе остались тёмные... мешки? Клубки водорослей? Не успел капитан Христофорос разглядеть их получше, как корабль окатила новая волна. Даже под водой Васко чувствовал смрад, от которого щиплет в носу. Он зажмурился, и тут же ощутил что-то липкое и холодное у себя вокруг шеи. Первой мыслью было: «Инспера».
Как только вода сошла, Васко часто заморгал и присмотрелся. На нём действительно висело что-то... морское. У этого была голова, руки, ноги, туловище... одетое в подобие камзола? Смрад, смрад, смрад назойливо лез в нос! Васко смахнул последние капли воды с глаз и отчётливо, слишком отчётливо увидел перед собой безжизненное лицо мутного серого цвета. Глазницы пустовали, нижняя челюсть криво свисала набок. Васко закричал и сбросил с себя труп. Одна рука зацепилась за погоны капитана и оторвалась от тела, и Васко судорожно стряхнул её. Дыхания не хватало, и не оттого, что Васко только что нырнул под воду; сердце стучало до боли в рёбрах.
Христофорос оглянулся. «Мешки» или «водоросли» оказались такими же мертвецами. На ком-то порос лишай. Кого-то раздуло так, что отлетели пуговицы на камзоле. Зелёные, склизкие тела заполонили палубу! И на всех них были одинаковые камзолы, какие Васко видел в учебнике по истории – старая форма офицеров королевства...
Старые офицеры: древние, забытые, погребённые волнами. Они как будто выли от боли и горечи, а может, это выл ветер. Васко так и застыл на месте, оглядывая палубу, ставшую кладбищем смытых историей капитанов. Васко же видел перед собой ужасное предзнаменование: вот, что станет с его жизнью, если он пойдёт на войну. Насмешка судьбы. Совсем как смеялась Инспера, когда Васко наивно – для неё – представлял, как поднимет корабль в воздух на штормовых ветрах.
Сейчас Инспера не смеялась, но была рядом, хоть Васко и не мог почувствовать её присутствия. Русалка смотрела на капитана, и злобный оскал искажал её лицо, но этот злобный оскал выглядел на ней родным. «Ты не смеешь меня бросать, никто не смеет!», – рычала она, сидя на морском дне. Мимолётный страх сменился обратно на злую гордыню. Как мог Васко даже подумать о том, чтобы покинуть свою единственную спасительницу! Вот, о чём кричала Инспера, насылая на «Фэй» орды давно погибших, уродливых солдат.
О, если бы только капитан Христофорос мог её слышать...