Глава 1
Ещё недавно здесь была война. А теперь она вернулась сюда, чтобы окончить обучение. Это казалось странным. До войны это было единственное место, которое Гермиона могла назвать домом, но сейчас всё изменилось. Несмотря на то, что большая часть Хогвартса была восстановлена, теперь он словно был покрыт шрамами и больше не излучал того света, что раньше.
Гермиона приехала пару часов назад и теперь обустраивалась в своей комнате. Новое общежитие, построенное специально для проживания студентов восьмого года обучения, располагалось недалеко от поля для игры в квиддич. Для каждого факультета было обустроено отдельное здание, и любой ученик мог выбрать, будет он жить в комнате один или вместе с соседом, которого он так же выбирал самостоятельно.
И хотя Гермионе нравилась идея проживания в отдельной комнате, случай, когда во время войны Рон бросил её вместе с Гарри в палатке, не прошёл для неё бесследно. У неё развился сильный страх одиночества и начались проблемы со сном, поэтому она решила делить комнату с Джинни.
Несмотря на то, что Джинни была на год младше неё, ей позволили пропустить шестой и седьмой год обучения за героизм, проявленный на войне. Гермиона так же легко могла пропустить восьмой год обучения, благодаря статусу «Золотой Девочки», но отказалась, решив, что это будет нечестно по отношению к остальным. Гарри и Рон были настроены сразу приступить к тренировкам, чтобы стать Аврорами, но Гермиона убедила их вернуться в Хогвартс, сказав, что будет лучше провести один спокойный год, а не погружаться в работу сразу. Война измотала их, и девушка была уверена, что переутомление не приведёт ни к чему хорошему.
Гермиона была рада, что Живоглоту понравилась новая комната. Он уже облюбовал себе место на стуле, рядом с окном. Гермиона взбила подушки, легла на кровать и оглядела спальню. Ей нравилось, что дизайн комнаты стал более современным. Это был шанс начать всё заново. Раздумывая об этом, Гермиона взглянула на часы; было уже пять минут пятого, а значит, через десять минут МакГонагалл должна была произнести приветственную речь. Девушка быстро оделась и велела Джинни, принимавшей душ, поспешить.
Когда Джинни собралась, они направились в замок, и Гермиона почувствовала лёгкую тревогу при виде товарищей. После войны она не видела никого, кроме Гарри, семьи Уизли, Луны и Невилла. Заходя в Большой зал, она не знала, чего следует ожидать. С одной стороны, она хотела, чтобы все были такими же жизнерадостными, как до войны, но с другой, находила утешение в возможности видеть, что другие горюют, как и она сама.
Так много смертей. Большинство студентов потеряло на войне своих близких. Она старалась не думать об этом слишком много, но это давалось с трудом.
Когда девушки приблизились к Большому залу, перед ними внезапно возник Невилл.
— Привет, — сказал он, Гермиона вздрогнула. Посттравматический синдром, вызванный ужасами войны, давал о себе знать, и она вздрагивала от резких звуков или внезапных движений. — Не хотел напугать тебя, — Невилл почувствовал себя виноватым.
— Всё в порядке. Рада тебя видеть, Нев, — ответила она и обняла его.
На удивление, его объятия были самыми уютными. Она заметила это пару лет назад, когда обняла его в благодарность за подаренное ей растение, на котором мог вырасти любой фрукт, какой она пожелает, стоило лишь коснуться земли волшебной палочкой.
Он обнял Джинни и занял место за столом Гриффиндора. Увидев Луну, Невилл по привычке поднял руку, чтобы привлечь внимание девушки и пригласить сесть с ними, но быстро опустил её, ведь после войны они с Луной расстались, так как она осознала, что испытывает чувства к Блейзу Забини. Невилл не понимал, что она в нём нашла, но они выглядели очень счастливыми. И хотя сам он грустил, счастье Луны было для важнее, чем его собственное. Он никогда не видел девушку такой весёлой и энергичной, когда они встречались. Симус предлагал ему поговорить с ней и попытаться «отвоевать», но это было не в характере Невилла. Он не любил давить на людей, верил в судьбу и в то, что если что-то происходит, то на то есть причина. Из-за этого Симус дразнил его, но Невилла не волновало мнение окружающих.
Теория Гермионы оказалась наполовину верна. Глядя на одних людей, она чувствовала утешение, а на других — растерянность. Она завидовала волшебникам, которые смеялись и дурачились. Когда она наблюдала за ними, ей казалось, будто ничего страшного не произошло. Будто войны никогда и не было. Но затем она переводила взгляд на других людей. На их лицах читалась боль. Они ждали начала речи, чтобы поскорее вернуться в комнаты и, возможно, выплакать своё горе. Гермиона ужаснулась, когда поняла, что чувствует себя спокойно, смотря на них. Была ли она плохим человеком, если находила утешение в чужом горе? А может, это помогало ей чувствовать себя нормальной? Она надеялась, что со временем найдёт ответы.
Она бросила взгляд на стол Слизерина и увидела плачущую Панси Паркинсон. Девушка, семь лет тщательно скрывавшая свои истинные эмоции, рыдала у всех на глазах.
Теодор Нотт успокаивающе положил руку ей на плечо. Гермиона читала каждый выпуск «Ежедневного пророка», но не видела никаких новостей о смерти кого-то из семьи Паркинсон. Даже не зная истинной причины слёз девушки, Гермиона в первую очередь подумала о чьей-то смерти. Это опечалило её. Даже ужаснуло. Если бы это случилось три года назад, она предположила бы, что Панси бросили или она получила плохую оценку. Война сильно повлияла на Гермиону, и теперь она сразу думала о худшем. Но, если бы смерть кого-то из близких Панси стала истинной причиной её слёз, Гермиона не была уверена, что сумела бы посочувствовать. Во время войны она слушала «Поттеровский дозор», где ежедневно сообщалось о тысячах смертей. Поэтому смерть стала для неё чем-то обыденным, хотя она и стыдилась этого.
Рядом с Панси сидел человек, который, как думала Гермиона, никогда не сможет вернуться в Хогвартс.
Малфой.
Тот, кто предал их, тот, кто стал причиной смерти Дамблдора. Она вспомнила, как читала в «Ежедневном пророке», что он попал в Азкабан, и предположила, что он заплатил за своё освобождение. В Министерстве утверждали, что все, кто служил Волан-де-Морту, за это ответят и, скорее всего, попадут в Азкабан. Но, пока существуют деньги, любой может нарушить правила. И всё же она не могла отрицать, что война нанесла колоссальный ущерб большей части Англии и у Министерства было много долгов. Оно остро нуждалось в деньгах, чтобы вернуть всё в норму. Но это всё ещё было неправильно.
Драко даже не пытался успокоить сидящую рядом с ним девушку, а смотрел перед собой безучастным взглядом. Казалось, он смотрел на Гермиону, но на самом деле даже не моргал. Она слегка пошевелила вилкой, чтобы проверить его реакцию, но он не шелохнулся.
Драко был крайне недоволен необходимостью возвращаться сюда для восьмого года обучения, но это был единственный способ не попасть на год в Азкабан. В Министерстве согласились освободить его, учтя, что он совершил преступления, будучи несовершеннолетним, и что у него не было выбора, ведь в случае неповиновения его ждала смерть. В течение года ему было необходимо доказать, что он стабилен и может держаться подальше от неприятностей, в противном случае ему грозил год в Азкабане.
С тех пор, как он вернулся в Хогвартс, все смотрели на него с гневом и отвращением и всячески обзывали. И каждый раз, когда он хотел грубо ответить, Тео останавливал его. Он был рад, что Тео принял его таким, какой он есть, и их дружба осталась прежней. Блейз же, узнав, что Драко был Пожирателем смерти, отдалился от него и заставил Теодора выбирать между ними. Парень, не раздумывая, выбрал Драко. Драко не был удивлён, ведь между ним и Тео была особая связь, они были близкими друзьями с детства. У них были общие секреты, и порой они не посвящали Блейза в свои планы, ведь тот нередко осуждал их, а они уставали от его постоянной критики.
Проблема Блейза заключалась в том, что он часто судил однобоко и осуждал тех, кому не нравился. Драко думал, что именно по этой причине он сошёлся с чудачкой Лавгуд.
— Я отойду в уборную, — сказала Паркинсон, взглянув на Драко, но тот не обратил на неё внимания.
Ему было плевать на неё. Панси уставилась на него, надеясь увидеть хоть малейший знак, что ему не всё равно, но на его лице по-прежнему читалось равнодушие. Наконец, она развернулась на каблуках и ушла.
— Чёрт, когда эта фигня уже начнётся? Прошло уже двадцать минут, — проворчал Теодор. Драко пожал плечами. — Ты в порядке? — спросил он.
Драко повернулся к нему.
— Я невероятно счастлив. Разве это не написано на моём лице? — он показал пальцем на своё серьёзное лицо без тени улыбки.
Тео закатил глаза и усмехнулся.
— Ага. Никогда не видел тебя счастливее.
Спустя пять минут Паркинсон так и не вернулась, а МакГонагалл наконец поднялась на сцену для приветственной речи.
— Добро пожаловать. Я рада приветствовать вас здесь сегодня. Уверена, прошедшие два месяца были очень трудными, и тот факт, что сегодня вы находитесь здесь, показывает, насколько вы сильны и решительны.
Драко хотел хоть как-то отвлечься, чтобы не слушать эту чушь. Он ненавидел подобные речи, это была пустая трата времени. Он ненадолго задремал, когда что-то привлекло его внимание.
— После долгих обсуждений с моими коллегами и Министерством мы решили ввести терапевтические сессии. Сессии будут проходить два раза в неделю по тридцать минут. Учитывая, что некоторым из вас может быть непросто открыться другому человеку, мы обустроили всё так, чтобы вы не видели вашего собеседника. Между вами будет магическая стена. Она также заглушит ваши голоса, чтобы вы не смогли узнать личность друг друга, — по Большому залу пронёсся удивлённый шёпот. — И последнее, мы решили, что вам будет лучше поговорить с кем-то вашего возраста, а не с профессионалом, так как вам будет проще понять друг друга. С этого дня аудитории на шестом этаже будут использоваться для проведения сессий. На этаже будет два входа, так чтобы никто не узнал вашу личность. Мы уже распределили вас, и сейчас я отправлю вам детальную информацию о ваших сессиях. Советую вам ни с кем не делиться вашим расписанием, так как оно в любом случае будет видно только вам. Если вы попытаетесь произнести информацию вслух, то вскоре убедитесь, что это невозможно. Спасибо, — произнесла она, и у каждого в руках появился лист бумаги.
Гермиона взглянула на свой.
Гермиона Джин Грейнджер
Шестой этаж
Второй вход
Комната: 6019
Четверг: 14:00 - 14:30
Суббота: 14:00 - 14:30
Она показала листок Джинни.
«Я ничего не могу прочесть, а ты?» — спросила она, и Гермиона отрицательно покачала головой.
Удивительно, но эта затея не показалась Гермионе неудачной. Обычно она ненавидела открываться людям и делиться с ними своими переживаниями, даже если она им доверяла. После откровенных разговоров она чувствовала себя плохо. Они заставляли её чувствовать себя слабой. Но она всегда хотела открыто поговорить с кем-то, не сдерживая свои эмоции. Ведь даже когда она общалась с Гарри или Джинни, то чувствовала, что делится лишь восемьюдесятью процентами своих переживаний. Потому она никогда не испытывала облегчения.
Драко считал иначе. Ему чертовски не понравилась идея рассказывать о своих проблемах незнакомцу. Он ненавидел чувствовать себя уязвимым и был достаточно закрытым человеком. Он решил, что просто будет молчать все тридцать минут или постарается уснуть, всё равно ему не хватало сна.
Прежде чем ознакомиться со своим расписанием, он взглянул на пергамент Тео и почувствовал раздражение, увидев чистый лист. Теодор, краем глаза увидевший это, хмыкнул.
Драко Люциус Малфой
Шестой этаж
Первый вход
Комната: 6019
Четверг: 14:00 - 14:30
Суббота: 14:00 - 14:30
— Пустая трата времени! Когда у тебя сессии? — спросил Драко.
— Каждый, — он не смог произнести. Попытался снова. — Каждый. В. Часов, — не сработало. Стоило предпринять ещё одну попытку. Драко взял ручку, кусок бумаги и попытался написать своё расписание, но ничего не получилось.
— У тебя есть ручка?
Тео проверил карманы и покачал головой. Драко огляделся, но не увидел ни ручек, ни чернильниц.
— Погоди! Нашёл одну, — Тео протянул ему ручку, найденную в заднем кармане. Драко взял её, но вновь не смог ничего написать.
— Неужели здесь нет нормально пишущих ручек? — вздохнул Драко.
— Не думаю, что проблема в ручках, — пожал плечами Теодор.
***
Всё утро Гермиона провела в библиотеке, стараясь отыскать книгу, которая могла бы её заинтересовать. Она думала, что после окончания войны сможет быстро вернуться к чтению, но это оказалось не так просто. Едва открыв книгу, она тут же закрывала её. Она просто не могла заставить себя читать, но пообещала себе, что в Хогвартсе всё будет иначе.
Она пришла в библиотеку около девяти утра. Гермиона прошла вдоль стеллажей, просмотрев как минимум пятьдесят книг, когда наткнулась на книгу по алхимии. Ранее она не читала книг на эту тему, аннотация заинтересовала её.
Она приготовила себе чашку ароматного ванильного латте на овсяном молоке, которое она сильно полюбила за последние полтора месяца, и начала читать. Когда стрелки часов приблизились к двум, она отправилась на терапевтическую сессию.
Она сильно нервничала. Ей было любопытно, кто же окажется её «партнёром по терапии», но она пообещала себе воздержаться от подобных вопросов. Будет забавно, если окажется, что это Джинни. Но что, если Джинни скажет, что презирает её? Она вновь слишком много думала.
Она заметила идущего по лестнице Маркуса Флинта, но надеялась, что не он будет её собеседником. Впрочем МакГонагалл говорила, что более пятидесяти сессий будут проходить одновременно, так что шанс, того, что он её партнёр, был минимален, хоть и не равен нулю.
Она подошла к комнате 6019, глубоко вдохнула и вошла.