Согревай меня
Цзинь Лин опирается на каменную кладку стены снаружи клуба. Одурманненый травкой и сумасшедшим коктейлем алкогольных напитков на литр человеческой крови разум не воспринимает реальность адекватно, заставляет ускользнуть отсюда раз и навсегда. Но он держится:
«Я не слабак. Хотя бы в этом»
И ловят его крепкие руки, утыкают носом в приятно пропахшее табаком и сандалом плечо. Теплое объятие прерывается на мгновение, когда его усаживают в теплый салон автомобиля. Сы Чжуй садится рядом, накидывает на плечи бывшего возлюбленного собственную куртку и выдыхает, называя водителю такси адрес съемной квартиры.
Цзинь Лин набрал ему час назад, и он, переполошив свою девушку, выбрался в город, в два часа ночи еле поймав такси. И поморщился при виде обдолбанного вкрай парня, прижимающегося и спускающегося на землю.
Цзинь Лин, уплывая в аккуратной качке, заваливается на плечо, заботливо подставленное. У этого человека всегда было приятно лежать на коленях или положив так голову, рассматривая цветки магнолии в далекой юности, сидя близко-близко, совсем по-детски взяв его за теплую руку.
Сы Чжуй начал курить после второго с Жу Ланем расставания. После пятого завел девушку, но даже виток новых отношений и брезгливо сморщенный носик на миловидном личике не отучили от дурной привычки - выходить после бурного соития на открытый балкон и затягиваться поглубже, пропуская через легкие табачный дым и выдыхая в ночной мрак. Звезды через серую пелену почти не проглядывались, было видно лишь самые яркие.
И его звезда лежала когда-то такими вечерами под одеялом, отмеченная россыпью красных отметин на спине и плечах, складывающихся в ведомые только им созвездия их собственной Вселенной.
- Как ты меня достал, - хрипит сорванным горлом Сы Чжуй, в десятый раз вытаскивая набравшегося бывшего парня из бара, - Сколько еще я буду бегать за тобой, будто собачка на привязи?
И горло сжимает сильнее совесть: знает ведь, что в этом есть и его вина. И становится горше, от осознания - его все равно сейчас не слышат.
«Оно может и к лучшему» - мельтешит на грани сознания.
Первое расставание пришлось на конец осени, когда красные листья клена уплывали по пруду от озорняка - ветра.
- Что я сделал не так?.. - произносит Сы Чжуй, сжимая чужую руку в своей руке, пытаясь посмотреть в ореховые, некогда и до сих пор любимые глаза.
Ему не отвечают. Цзинь Лин разворачивается и уходит, вырвав как из капкана свою руку. И будет долго ее баюкать, прижимаясь лицом к подушке в комнате общежития местного элитного университета. Потому что прикосновения этого человека даже после принятого решения все равно огнем жгут кожу, отпечатки пальцев будто прикипают и складывается ощущение, что ты уже весь его. В его руках и под ним. И это хорошо.
Цзинь Лин тоже завел дурную привычку - он растрачивает всю стипендию и деньги, отправляемые дядей, на выпивку и сомнительные компании, где его «любят».
Глупо, но от всепоглощающей свободы и дозволенности, кружит первые месяцы голову. С Сы Чжуем он не мог позволить себе выпить на спор и натворить дел, трахнуть в туалете понравившуюся девчонку или ущипнуть за аппетитные ягодицы старого друга.
- Я все понимаю, у тебя кризис и тому подобное...но ты бы к мозгоправу сходил, что ли, - произносит его друг, донося полупьяного друга до комнаты.
- Мой мозгоправ в Гу Су, а я в Гонконге... - шепчет Цзинь Лин, ухмыляясь широко и беззаботно, накрывает лицо свободным рукавом кофты, скрывая затопившие его слезы.
Сил не остается их сдерживать.
Лань Юань примчался в Гонконг, оставив родственников в недоумении, сразу как ему позвонил Цзян Вань Инь.
- Послушай, я понимаю, что вы расстались, но поговори с А-Лином, мне не на кого больше положиться, - произносит усталым бархатным голосом мужчина на той стороне провода.
Сы Чжуй ни на секунду не задумывается, покупая билеты на первый утренний рейс, и после по всему городе ищет парня, а находя, вздыхает.
Он лежит на кровати, дрожит как котенок под холодным осенним ветром. Комната в общежитии у него небольшая и всего на две кровати, но вторая выкуплена, чтобы не было мешающих своим шумом соседей. А-Лин напился до чертиков и теперь тяжело переживал похмелье. По ощущениям, все его органы купались в горячем спиртном растворе.
Лань Юань заботливо придерживает длинные шелковые волосы, дань традициям семьи, когда Жу Ланя в третий раз за час выворачивает. Ласково гладит, помогает умыться и вернуться обратно в кровать.
- Сы Чжуй, - шепчет Цзинь Лин и тычется носом в раскрытую ладонь, напрашиваясь на ласку. Кот.
- Не оставляй меня, - шепчет он уже на ухо.
- Как я смогу оставить тебя, А-Лин, - на шепот срывается А-Юань, покрывая теплые щеки поцелуями, робко касается уголков губ, будто в нерешительности.
И его целуют в ответ, с легким привкусом кислоты на кончике языка и с ощутимым запахом перегара. А ему все равно. Лишь бы этот человек позволял сжимать себя в сильных объятиях, и смотрел-смотрел-смотрел только на него, больше ему ничего не нужно.
Ошибка. Нужно.
Все мы родом из детства и Лань Юань перенял черты характера своего приемного отца - Лань Ван Цзи. Он старается жестче контролировать этот солнечный зайчик, выскользающий из его рук и срывается в который раз за месяц. Его нервы ни к черту - таблетки антидепрессантов он теперь ест и на завтрак, и на обед, и ужин.
Казалось бы, что он не может дать Цзинь Лину? Он был готов ради него на всё. Но только не дать абсолютную свободу, при этом привязав к себе любовью.
Осколки их любимой на двоих кружки разлетаются по полу ломаными белыми лепестками - будто художник решил пошутить, сотворить сюрреализм и заставил цвести белые цветы магнолии прямо из хрупких стенок фарфора.
- Сначала дядя, теперь ты, сколько можно?! Мне не пять лет. Я сам знаю, что лучше для меня!
Жу Лань бесится и краснеет от гнева. Сначала ему урезали средства, как только они с Сы Чжуем по скайпу поговорили с Цзян Вань Инем - дядей «молодой госпожи». Мужчина тогда лишь нахмурился и кинул строгий взгляд на сжавшегося в родных объятиях парня. На следующий день со счета пропали все деньги и пришло сообщение:
«У отличников высокая стипендия, если недостаточно денег - иди работай».
А теперь Сы Чжуй ждет его поздним вечером и спрашивает надломанным голосом, где он был до часу ночи. От Цзинь Лина разит духами и ароматом пунша, на щеке остался незамеченный никем след от помады.
Цзинь Лин пропадает на следующий день, забрав вещи и оставив запасной комплект ключей на тумбочке в прихожей съемной квартиры Сы Чжуя. Он перебрался сюда, временно перейдя на дистанционное обучение в своем университете. Благо его репутация студента-отличника позволила быстро решить все бумажные проволочки.
***
Старая квартира, по привычке называемая самим владельцем «съемная», встретила запахом пыли и ветхости. Давно его тут не было.
Лань Юань снимает с плеч Жу Ланя свою куртку, аккуратно вешает на крючок, и относит его, подхватив под коленями и спиной, на диван.
С девушкой они предпочитают снимать номера в отелях, чтобы не тревожить родственников или себя заботами о быте. Но Сы Чжую хочется по утрам варить крепкий кофе для кого-то, утыкаться утром в обнаженное из-за съехавшей футболки плечо. Наблюдать за готовкой, целовать украдкой во время будних ритуалов, и наблюдать за румянцем на щеках...чьих, щеках?
Объект, вокруг которого закольцевались мысли парня, прямо сейчас лежит в этой квартире. На их диване и болезненно стонет из-за подступающей волнами тошноты. Беззащитный.
Сы Чжуй раздвигает белые шторы, желтую тюль, впускает лунный свет в единственную комнату. Пылинки жемчужной пыльцой танцуют обеспокоенные в воздухе, чтобы лечь снова на все доступные горизонтальные поверхности.
Взгляд падает на фотографию в рамке. Они, совсем юные и чистые, сидят на скамейке в саду, прижимаясь друг другу. Раньше с ними всюду был третий, Лань Цзин И, но и он их покинул - отправился учиться за границу.
Вон воздушный змей ярко-алым хвостом машет под самым потолком, закинутый на шкаф с одеждой. Они вместе резвились с ним, уже взрослые, на фестивале воздушных змеев.
Уголок теплого пледа, в который они закутывались и сидели, смотря кино на ноутбуке, на самом деле пропуская половину сюжета из-за медленно тягучих поцелуев и робких касаний. Но им было плевать. Что там какой-то фильм с отстраненными и холодными, «мертвыми» героями, когда под руками билась жизнь.
Одна нежная и согревающая подобно весеннему ветерку, а другая пульсирующая, необъятная и непредсказуемая.
***
Цзинь Лин поднимает свинцовую голову и тяжело вздыхает, узнавая обстановку. Их квартира.
И ни пылинки. А на кухне привычно кто-то шуршит, только запахами готового завтрака не манит, и можно притвориться, что не было пяти расставаний, не было двух с половиной лет мучений с «пришел - ушел».
Сы Чжуй, закатав рукава бледно-голубого излюбленного полувера, подходит к нему с кружкой - точь-в-точь копия разбитой Цзинь Лином. Вплоть до отбитого кусочка фарфора в пяти миллиметрах влево от ручки на черной кайме.
- Выпей, станет легче, - произносит он тихо, и поправляет на нем теплый плед, который скатился к самым ногам.
Жу Лань кривится от, по истине, ведьмовского варева, но выпивает все до конца, зная - антипохмельный коктейль редко когда был приятен на вкус. Опускается обратно на подушку, отдавая пустую кружку, и мажет взглядом по удаляющемуся силуэту.
Он не позволит снова ему уйти.
И проваливается в нестабильный сон, переполненный почему-то лязгом металла, запахом крови. Он несколько раз выныривал из него, пробуждаемый ласковыми руками, но тут же падал обратно, как в ловушку.
Сы Чжуй места себе не находил, измеряя квартиру шагами. Его, бывший ли, возлюбленный метался в лихорадке и не собирался просыпаться. Это тревожило. Выпитые лекарства снизили температуру, сон стал спокойнее, но окончательно Цзинь Лин успокоился, стоило коснуться тонкого контура скулы, провести кончиком пальца на грани дозволенного балансируя.
Мягкая ласка была пресечена крепкой хваткой - Сы Чжуя просто прижали к себе, не давая отступиться ни на миллиметр. Вжались носом в грудь, обхватили за талию капканом, и опалили ненормальным жаром.
***
Лань Юань, дождавшись, когда друг наконец придет во вменяемое состояние, оставил инструкции со связкой ключей на столе на кухне. Он уже накинул свою куртку и открыл дверь, когда та захлопнулась, а сзади схватили и сжали за руку.
- Я был мудаком. Самым большим мудаком, каким может быть кто-то вроде меня. Единственный, кто из нас виноват в это балагане - это я, и я прошу у тебя прощения, - Цзинь Лин говорит быстро, емко, не давая себе ни секунды, чтобы передумать. Да и навряд ли он уже когда-нибудь передумает.
- Я никогда не обижался на тебя, А-Лин, - звучит мягкое, но его руку отстраняют, - Мне нужно идти.
- Нет! - кричит, срывая горло парень, и хватает за предплечье.
- Цзинь Лин, что тебе нужно от меня? - устало выдыхает Сы Чжуй. Ему надоел этот цирк с конями, и хочется поскорее оказаться где-нибудь подальше отсюда.
- Я не жду, что ты так быстро ко мне проявишь то самое тепло, честно, не жду, но останься, - парень разворачивает уже возлюбленного за плечи к себе и смотрит в фиалковые глаза напротив.
- Я прошу, чтобы ты остался не на один месяц, - тихо шепчет он в сторону и совершенно неуместно краснеет.
- Останься до смерти Солнца, - соскальзывает с кончика языка и тает в ответной тишине.
Теперь он боится смотреть в родные глаза напротив. Ужасно боится, что встретит там отвращение или ненависть, пренебрежение, гнев...безразличие.
А теплая рука, совсем как в далеком детстве, зарывается и гладит по волосам, как какое-то диковинное животное. Этого тепла недостаточно, но это первый шаг для создания того, что они вместе так усердно ломали, по юношеской дурости.
«А ты не боишься, что твое солнце перестанет светить или, скажем, будет согревать другую планету, светить на чужом небосводе?».
Цзинь Лин вздрагивает, вспоминая давние слова, и прижимается к Сы Чжую.
Сы Чжуй на самом деле удивлен, но не подает признаков - он не собирается кормить Цзинь Лина. Он знает, как этот человек отходчив, и если его быстро простить, он не поймет урока.
Рука тревоги, сжимающая внутренние органы, потихоньку расслабляется под давящим теплом и запахом лотосов и пионов. Терпко-сладкий аромат больше подошел бы девушке, но Сы Чжуй молчит, стараясь не сломать хрупкую тишину.
- Знаешь, у меня сигареты закончились...
И Сы Чжую по первому зову протягивают пачку почти полную.
На вопросительный взгляд ему отвечают:
- Пробовал курить.
- Дядя тебя убьет, - ухмыляется Лань Юань, вытаскивает свою зажигалку, и выходит вместе с А-Лином на балкон.
Пепел падал на ноги, когда парень не успевал стряхивать его в старую стеклянную пепельницу на тонком подоконнике. С дымом из легких выходило и последнее напряжение, тело расслабилось, а надломленное переживаниями и недосыпами, покачнулось, заваливаясь на бок.
Цзинь Лин наблюдал за тем, как тонкие пальцы охватывают сигарету, как втягиваются щеки, выделяя гротескно абрис скул и челюсти. И прижал к себе уже не друга, но уже не просто любовника к себе, когда тот начал падать.
Когда-то Сы Чжуй бегал за ним и ухаживал. Что же. Может теперь его очередь позаботиться о нем?