1. Что мы будем делать с этой схизмой
1395* год.
Д'Айлли: Я вижу путь к устранению схизмы в компромиссах.
Жерсон: Так, до этого были испробованы следующие компромиссы — угрозы войн, подкупы, обращение к магии... может нам перестать льстить себе и смириться?
Коллеги по университету: Товарищ декан, ты в адеквате?
Жерсон: Хм... ладно, будем решать схизму через милосердие.
Коллеги: Хорошо, товарищ ректор...
1400** год.
Д'Айлли: Мне плохо на новой должности, я не справляюсь, хнык-хнык.
Жерсон: Ты не справляешься?! Да ты схизму видел!? Вот это — не справляться! Не ной — это ни к чему не приведет. Я по себе знаю. Я в этом деле уже эксперт — 4 года сидел заперевшись у себя в кабинете и плакал от страха перед внешним миром. Пришло время реформации!
1404 год.
«Когда старые законы не работают — надо придумать новые.»
10 сентября 1408 года.
Жерсон: Теперь ректоры не будут получать плату со сдачи экзаменов — ни я и никто...
Д'Айлли: Ай красавец, давно пора!
Жерсон: ... но теперь меня уволят из Брюгге.
1408 год. Париж.
Кабашоны: Плати новый налог и говори, что мы скажем.
Жерсон: Нет, я не буду поддерживать ваш кровавый режим.
Кабашоны: Ты в себе? Ну, как знаешь... народ — убивай его!
Жерсон: А я в домике, не достанете!***
1409 год. Пизанский Собор.
Жерсон: Схизму нельзя устранить руками человека — все в руках божьих.
*пять минут спустя*
Ян Гус: Любая власть от Бога.
Жерсон: А вот и нет! Бог разрешает своим наместникам властвовать, но если что — мы можем собраться и сместить наместника в пользу другого, кого Бог разрешит. Папа это типа муж, а Церковь — жена, и есть типа ряд ситуаций, когда их можно развести... Так что быстро сворачиваем схизму и все!
* 1414-1418. Жерсон играет ведущую роль в устранении схизмы. Успешно.
** Обхамил, вышел смело в мир и... заболел чумой. Собственно, финальный текст реформы образования и церкви писался в течении полугода, что Жерсон провел в постели в чумной слабости.
*** Жерсон спрятался от убийц у себя в офисе — «скрывшись под высокими сводами Собора Парижской Богоматери», а потом бежал к брату в монастырь в Лионе.
Дело было так.
1408 год, смена власти в Париже. Жан Жерсон, крестьянин от рождения, а ныне монах, почетный канцлер парижского университета и офисный работник Собора Парижской Богоматери осуждает тираницид. Текущая власть, пришедшая, соответственно, через убийство тирана — герцога Орлеанского — к власти, не в восторге от осуждения себя за этот поступок. Заметьте, осуждается не сама власть, а факт убийства по политическим соображениям.
Новой власти нужны деньги. И новая власть вводит новый налог. Но это налог не для крестьян или ремесленников — пусть со времён жакерии прошло уже 50 лет, то, на что способны разгневанные французские крестьяне, не забыто. Более того — даже учтено!
Налоги вводятся для сотрудников университетов, один за другим. Конечно, каждый крестьянин знает, что все эти преподаватели и учёные — бездельники и зазнайки, так им и надо! Но новая власть требует поддерживать себя не только финансово, но и идеологически. А на это канцлер парижского университета пойти не мог... Да и его подчинённые были не в восторге от все новых и новых налогов. И правда, странно это, когда тебе предлагают стать политической проституткой, и при этом с тебя же за это требуют денег.
Сотрудники университетов собрались на мирную демонстрацию, чтобы выразить свой протест. В процессе подавления выражения мирного протеста городские солдаты убили четырех профессоров, несколько десятков учёных было ранено. Но самое интересное случилось с ректором — когда Жерсон вырвался из оцепления солдат, за ним погнались такие же, как и он когда-то, крестьяне, с вилами и топорами, желающие забить насмерть «заступника тирана». Добежав до дома и обнаружив его разграбленным, Жерсон, вероятно, осознал спланированность того, что с ним происходит. Ему удалось добежать до своего офиса (Собора Парижской Богоматери) и спрятаться в одной из башен. Сколько он там скрывался и как ему удалось выбраться оттуда незамеченным — неизвестно (и правда — это могло бы стать известно только в случае, если бы его поймали и убили), но чуть более, чем через два месяца он уже прибыл в Лион, в монастырь к одному из своих младших братьев.