Краски жизни

Зимние ночи в Тайбее были тёмными-тёмными, особенно в их квартале, который расположился в низине, и свет от небоскребов центра сюда не дотягивался. Фонарные столбы светили с перебоями на их улице, поэтому большинство хозяев и хозяек выводили освещение во двор в виде ламп и фонариков. Узкие проходы, подъемы и лестницы, втиснутые между стенами домов и заборами, были всегда погружены в плотный мрак.

Вэй Ину не хотелось говорить с этим человеком в своём доме. Он вообще был не особо рад увидеть его во второй раз за сегодняшний день, наивно понадеявшись, что это была простая случайность. Теперь же это могло испортить всё его дальнейшее существование, стоит только Цзысюаню этого пожелать.

Они никогда в прошлом не ладили. Мужчина не мог надеяться, что для наследника семьи Цзинь вдруг что-то изменится. Лучшим решением было оставить их разговор без лишних ушей, чтобы не тревожить дядюшек и тетушек, они наверняка бы потом растревожили Вэнь Юаня, а бедный подросток и так был едва живой от предстоящих в этом году экзаменов на выпуск из старших классов. Вэнь Нин тоже бы не смог воспринять такую новость легко, а ещё молодой доктор обязательно рассказал бы сестре. Хотя та в любом случае всё узнает.

Мужчины шли по дороге всё дальше и дальше. Цзысюань не спрашивал, куда Вэй Усянь ведёт его. Только рассматривал того при неярком свете от чужих окон, витрин и редких фонарей, что освещали их путь. Этот человек казался совсем другим внешне, отличающимся от того, что он ожидал увидеть. Поначалу господин Цзинь и сам сомневался в том, что тогда схватил за руку именно того человека. Вроде те же черты лица, но будто принадлежат теперь незнакомцу.

Волосы, ещё более длинные, чем раньше, теперь не были убраны в высокий хвост на затылке, обвязанный яркой лентой и звенящий заколками. Нет, теперь это была простая, нетугая коса, перекинутая через плечо, чтобы по спине не болталась. Такой же вроде высокий, но плечи опущены, будто на них давит тяжелый груз или усталость. Худой. Даже сильнее, чем раньше, хотя в прошлом его можно было назвать, скорее, стройным. Вэй Усянь гордился своей спортивной формой, да и поклонников у него из-за этого было хоть отбавляй, от студентов до простых встречных, попавших под его обаяние. И даже оно теперь было иным.

Раньше мужчина ассоциировался с петардой. С фейерверком, который с шумом поднимал всё на уши, заставляя разлетаться яркими искрами. Рядом с ним было шумно, даже на самых серьёзных мероприятиях Вэй Ина можно было найти в зале именно по шуму. Вокруг него всегда смеялись, а сам он был громким и не стеснялся этого, считая это частью своей натуры. Этим он раздражал даже больше, чем эксцентричным внешним видом и проявлением чувств на публике. В сфере искусства таких, как он, было полно, но у Вэй Усяня равных не было. Тот всё же оставался достаточно адекватным даже в своих безумствах.

Теперь же перед ним был некто другой. Не было больше широко распахнутых дымчатых глаз с поволокой бесконечного вдохновения. Эти глаза теперь были слегка прикрыты, и лицо имело вид сосредоточенно внимательный, оставив только легкий след улыбки в уголках слегка приподнятых губ, что притягивало взгляд. Цзысюань не будет врать, такой художник нравился ему несколько больше. Во всяком случае, пока не открыл рот.

Они вышли на небольшую площадку, переходящую в сквер — единственное хорошо освещенное место. Вэй Усянь шёл дальше, на ходу доставая из внутреннего кармана пачку сигарет и зажигалку. Это больше не были тонкие сигаретки с ментолом или карамелью, которые постоянно мелькали между пальцев мужчины. Щелкнула зажигалка, лицо Вэй Ина на пару секунд осветилось мягким золотистым светом и запахло едковатым дымом. Он уводил его куда-то вглубь по узкой мощеной дорожке, местами покрытой коркой льда, которую оба старались обходить. Падать с высоты их роста достаточно больно.

— Зачем ты пришел ко мне домой? — наконец заговорил Вэй Усянь, выдыхая дым вместе с паром.

— Хотел поговорить. И убедиться, что это правда ты, — Цзысюань был рад тому, что слова госпожи Вэнь оказались правдой. Что эта женщина не обманула его, отправляя в Тайбэй.

— Зачем? — оборачиваясь к нему лицом, снова задал вопрос мужчина, стряхивая пепел, который тут же унес холодный порыв ветра.

— Что значит «зачем»? Ты вообще в курсе, что все считают, будто ты мертв? — недовольно отзывается наследник семьи Цзинь, делая пару шагов к замершему у кованой ограды Вэй Ину.

— Ну так я мертв или пропал без вести? — вскинув брови, выражая всю степень своего недоумения, художник делает очередную затяжку.

— Или то, или другое, смотря кто как думает. Официальная версия следствия... Ты что, надо мной издеваешься?! — он смотрит в лицо этого нахала и хочет как следует встряхнуть того, чтобы мозги на место встали, но руки пока держит при себе, потому что кто его знает. Да и Вэнь Цин неоднозначно дала понять, что ничего хорошего его по возвращении ждать не будет, если с этим балбесом что-то случится.

— Я просто хочу, чтобы ты понял, что оба варианта являются истиной. Ты ведь жив. И А-Ли жива, так? Ваш сын? — его голос непривычно тихий, потому что теперь он вслушивается в каждое произнесенное слово, даже если это делать не нужно. Просто от неожиданности.

Мужчина кивает, вспоминает лицо жены и сынишки, отчего губы тянутся в мягкую улыбку. Видя это, художник тоже улыбается и тихо вздыхает, туша тлеющий окурок о жестяную крышку урны, выбрасывая его к остальным, таким же смятым пальцами фильтрам с остатками истлевшего табака.

— Поэтому я не понимаю, зачем здесь ты. Почему ты не там? — Вэй Ин спокоен, он поднимает голову, глядя на мужчину перед собой сверху вниз, и его шея в высоком воротнике свитера и пальто выглядит тонкой, а свет фонаря подсвечивает тонкую полоску шрама на коже.

— Разве ты не хотел бы вернуться? — ему кажется это естественным.

— Нет, — и этот ответ заставляет Цзысюаня недоуменно захлопать глазами от удивления. Не это он ожидал услышать.

— Нет?! Какое нет, черт тебя дери?! А как же А-Ли? Как же твой брат? Ты... ты хочешь оставить всё так, как есть? Какого чёрта вообще с тобой произошло? — он всё же хватает его за воротник и тянет на себя, отчего их лица оказываются так близко, что мужчина чувствует запах сигарет на чужих губах и ясно видит радужку серых глаз с дрожащим зрачком.

— Не знаю. И не хочу знать, — шепчет почти ему в губы Вэй Ин, даже не пытаясь дернуться или ударить его, шокируя этим ещё сильнее. Цзинь Цзысюань отскакивает от него в сторону, слыша за спиной тихий спокойный смех. — Ну ты чего? Испугался?

— Ты двинулся, — как очевидный факт, бросает мужчина, возвращаясь.

— Пусть так. Тебя это не касается. Для меня было главным, чтобы вы были живы. Ты ведь знаешь, что благодарить за это должен Вэнь Цин. Так и благодари её. Если все думают, что я умер, то и пускай так, для них же лучше. — Каждое слово, сорвавшееся с этих губ, заставляло кулаки сжиматься всё крепче и крепче.

— Это вообще точно ты?! Потому что если да, то я ни черта не понимаю, как ты можешь говорить такое! — зло крикнул в лицо всё ещё спокойному Вэй Усяню господин Цзинь. — Эта Вэнь Цин, конечно, предупреждала, что ты теперь якобы другой, но она не говорила, что настолько. Вся моя жизнь катится под откос, а ты спокоен как удав.

— Добро пожаловать в мой мир, дорогуша, — разведя руки в стороны и пожав плечами, с мягкой улыбкой произнес Вэй Ин.

— Ты хотя бы знаешь, что именно произошло? На тебя ведь напали, да? Ты вернёшься обратно, если мы их найдём и посадим? — задавал вопрос за вопросом Цзысюань, перестав обращать внимание на холод на улице.

— Нет, да, возможно, но больше нет, — коротко отозвался художник, доставая вторую сигарету и прикуривая ее. — Я вообще без понятия, что случилось тогда. Они ворвались в мою квартиру, когда поняли, что я дома, и просто выломали дверь. У них был лом, это я хорошо помню. А вот лицо помню только одного, с которого я успел сорвать маску, пока отбивался. Жуткое, наверное, было зрелище, когда приехала полиция.

— Вся мебель разломана... — пробормотал господин Цзинь.

— Ага. Настойчивые господа. Я думал, они меня там сразу убьют, а нет, пытались поймать, — Вэй Ин грустно улыбнулся и потер шею, отчего шрам на коже снова бросился в глаза.

Оба молчали. Мужчина смотрел на него и думал о том, что совсем его не узнаёт. Это был совершенно другой человек, которого он не знал, и как с ним быть, ему было неясно. Не мог же Цзысюань притащить его силой? Конечно же, нет, это было опасно как для него самого, так и для их расследования, да и кто ему позволит сделать подобное? Ещё и тот мужик вдруг вспомнился. Кто это вообще был такой?

— Возвращайся домой к жене, хорошо? И давай в этот раз чтобы больше с ней ничего не случилось, — Вэй Усянь прижал остаток сигареты к крышке и снова выкинул окурок, выдыхая остатки дыма. — Сами хоть в лепешку расшибитесь, если вам хочется, а А-Ли с Цзинь Лином этого не заслужили.

Он был прав в этом. Его жена и правда ничего подобного не заслуживала.

Вот только, как теперь быть ему? Мужчина надеялся, что эта встреча даст хоть что-то кроме того, что Вэй Ин окажется жив. Подскажет ему, как быть дальше и где искать виновника. Однако этого не случилось. Художник сказал, что не знает ничего, кроме того, что на встречу с Вэнь Цин поехал Цзинь Гуанъяо, потому что кроме него его никто не стал слушать. От собственного отца и матери такое было ожидать естественно. Вэй Усянь им не нравился, и если бы тот пришел к ним с просьбой перевести их в другую больницу, они бы просто прогнали его прочь. Хорошо, что там оказался Яо. Тот всегда умел слушать и быть внимательным.

Правда, почему, в таком случае, он сам настаивал на том, что в аварии был виновен Вэй Ин? Этот факт совершенно не складывался с общей картиной.

Вэй Усянь говорит ему о том, что когда не смог добиться встречи с его родителями, то обратился к Яо и тот ему помог, беря оформление на себя, и вот, при его поддержке их переводят. Операция проходит успешно, они с женой стабильны, и основная угроза позади, и всё вроде бы хорошо, но в этот момент начинаются странности. Художник исчезает, оба хирурга получают его деньги, а участие во всём этом Вэй Ина стирается, будто бы его и не было, остается только информация на словах и камерах о его странном и неадекватном поведении, а стоит ему самому очнуться, как его двоюродный брат говорит, что аварию подстроил Вэй Усянь. Почему? Мужчине говорят, что тот хотел его убить из ревности к Яньли, и все в это верят. Даже Яо только отводит взгляд, не говоря и слова против.

Феноменальнейший бред. А самое мерзкое, что он мог в него поверить, если бы незадолго до аварии не осознал, что художнику просто не нужна его жена как женщина. Как сестра — да, как друг — тоже да, но не больше. Это произошло благодаря Яньли, которой наконец удалось до него достучаться. Мужчина наконец смог её услышать, а вместе с тем и всё то, что ежедневно вливалось ему в уши.

Сомнений быть не могло, Цзысюнь и правда Вэй Ина ненавидел. Тот мало того что был лучше него, обходя во многом, но и был открытым геем, не стеснявшимся афишировать свои интрижки и отношения на публике, отчего его двоюродного брата просто разрывало от ярости. И это при том, что мужчина никогда конкретно к нему не приставал, ограничиваясь только вполне невинными шутками и колкостями.

Почему же он сам ревновал? Это было сложно объяснить. Почти все знали, что художник предпочитает именно мужчин и больше всего внимания уделяет им, но и среди всего списка его партнеров мелькали женские имена. Но тот бисексуальным не признавался, фыркая и хохоча на любую попытку залезть в его постель и прилюдно это обсудить. Ему было абсолютно всё равно, что о нём думают и кем называют. Поэтому — да, он, Цзысюань, ревновал, зная, что, если такая бы возможность была, Вэй Ин ради Яньли бы в лепешку разбился, но исполнил любое желание.

Как бы то ни было, он не должен был думать об этом один. Возможно, Цзян Чэн и присоединившаяся к ним Вэнь Цин смогут помочь до конца разобраться, раз Усянь не может. Сейчас этот человек живёт чужой жизнью, и неизвестно, какие последствия вызовет его появление.

Возможно, он сам поторопился, пытаясь его вернуть. Если хорошо подумать, то его родители тут же попытаются его посадить за решетку, не вникая в подробности. Для них Вэй Усянь до сих пор подозреваемый номер один. Чтобы с него сняли обвинения, должно пройти совсем немного времени, или же должен найтись кто-то другой. К сожалению, во всей этой истории новых имён не было. Наёмников было слишком много, у них не было лиц и имён, и где их искать, было неясно. Такая работа была ближе Не Минцзюэ, в конце концов, тот полицейский. А все его подозрения ограничивались или же совсем ничем, или мыслью о том, что ответ лежит прямо перед ним.

Вся эта история складывалась крайне плохо. Чего-то не хватало, а чего — один Цзинь Цзысюань понять не мог.

Вернулся он ни с чем. И только Вэнь Цин, сидящая в глубоком кресле, понимала, что это так, читая на лице мужчины все эмоции: от непонимания до негодования. Её тонкая острая улыбка так и говорила ему едкое: «Я же тебе говорила». Потому что она правда говорила. Ещё тогда, когда он настойчиво просил у неё адрес, по которому можно будет найти Вэй Усяня, женщина прямо ему заявила, что ничего у него не получится. Что мужчина попросту не найдёт того, кого хочет. Если задуматься глубже над всеми её прошлыми словами, Вэнь Цин предупреждала его.

Странная штука — скорость звука. В физике она просто поразительно быстра, но в жизни, увы, нет. Весь смысл дошёл до него лишь когда он опустился на диван в ожидании, когда хозяин квартиры закончит со своими отчётами и присоединится к ним вместе с господином Цзян. У этих двоих были новости, которыми они хотели поделиться, за этим он и приехал, потому что самому сказать было нечего.

Разве что Цзян Чэну, ведь он обещал. Так или иначе, тот должен был хотя бы знать, что его брат жив. Это бы дало ему больше сил и желания двигаться дальше во всем этом дерьме, в котором они тонут, позволив лицемерию и лжи утопить их.

— Как ваша поездка, господин Цзинь? — появляясь наконец в помещении, поинтересовался шеф Не, пропуская следом за собой Цзян Ваньиня, несущего в руках коробку и заварник.

— Не без незначительных происшествий, господин Не, спасибо за беспокойство. И спасибо, что присмотрели за Яньли и Жуланем. Я всё ещё думаю, что пока им не стоит возвращаться домой, — мужчина благодарно принимает чайную чашку из рук женщины, которая аккуратно разливает чай усаживающимся мужчинам. — Благодарю.

— Ваша жена будет под наблюдением ещё неделю и не более, а сына, если бы не она, давно бы забрала ваша мать. Что собираетесь с этим делать? — отстранённо, будто её это вовсе не беспокоило, спросила Вэнь Цин, отпивая из своей чашки.

— Они могут жить в нашем доме. Комнаты сестры всегда будут её, и там достаточно места для малыша. Там и система безопасности хорошая, с ней точно ничего не должно случиться. Можно заказать дополнительную охрану, — высказался Цзян Чэн, уже представляя, как Яньли возвращается домой, ведь ему её очень не хватало.

— Думаю, это хорошая идея, правда, в охране, я думаю, нет необходимости. Моя жена точно ничего никому плохого не делала, не думаю, что кто-то будет пытаться её задеть во всем этом. На нас ведь до сих пор не покушались, значит, и не должны больше, — высказался Цзысюань, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. — Лучше поделитесь тем, что смогли найти за то время, что меня не было.

Во время его отсутствия наконец пришли отчеты о звонках его брата за последние пару месяцев и их записи, среди которых нашлось много чего интересного. И если всё это прикрепить к делу, то скрыть легко не удастся. Дело принимает опасный оборот.

Зато теперь Вэй Ина точно нельзя назвать подозреваемым номер один. Все обвинения вообще можно было снять с художника, потому что был тысяча и один претендент на это место и даже странное поведение Усяня в больнице, его попытка забрать Яньли, которую, к слову, он сам же и не довел до конца, оставляя сестру с малышом на врачей. Множество разговоров на повышенных тонах, угроз, откровенной ругани и проклятий, и самое ужасное — те самые звонки, которые Цзысюнь совершал на номера главаря наемников, заказывая им нападение на Вэй Ина. К сожалению, пробить эти номера было можно, но бесполезно. Вся информация по ним была стерта, за исключением этих звонков. Выходило так, что один номер — один заказ. Так они не найдут, кто конкретно это был, потому что главарем наемников не мог быть инвалид, прикованный к постели. Не Минцзюэ проверил всё, что только мог.

Но уже сейчас этого было достаточно, чтобы снять обвинения с художника.

Цзысюнь сам говорит о том, что Вэй Усянь не был замешан в аварии. Запись этого разговора есть, и она опровергает его слова о том, что он уверен в его виновности. В театре абсурда новый акт, не иначе. Жаль, номер человека, с которым разговаривает его брат, неопределен. Допрашивать шефу полиции придётся немногих, увы, но может, это им поможет найти убийцу или выйти на ту чертову банду. Цзысюань видит, насколько этого хочет шеф Не. Тот будто горит изнутри, ожидая возможности вытрясти из них душу, докопаться до правды.

Единственная, кто сохраняет спокойствие в этой комнате — Вэнь Цин. Она больше не говорит ничего, позволяя это делать мужчинам, только присматривается к ним так, будто всё ещё сомневается в том, стоит ли ей им верить. Он и сам бы сомневался, но время показало ему, что кроме них искать правду просто некому, потому что никому она не нужна.

Они прощаются почти заполночь. Не Минцзюэ лично вызывает даме такси и провожает её вместе с мужчинами до машины. Он выглядит так грозно, что даже если бы водитель и попытался немного пофлиртовать с поздней пассажиркой, то теперь он даже вздохнуть в её сторону не рискнет. Она же на это только хмыкает и хмурит тонкие брови, прощаясь.

Следующими уезжают Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань, оставляя шефа полиции наедине с его мыслями. Сидя в салоне черного седана, мужчина думает, как начать разговор. Он бы, конечно, мог просто сказать другу о том, что его брат жив, но слова почему-то не идут, будто что-то мешает, поэтому он начинает говорить про А-Ли. Это успокаивает господина Цзян, и спустя всего пару минут тот делится мыслями о том, где в доме можно устроить детскую для малыша. Мужчина слушает его, пока они едут к дому их семьи, ворота которого украшены коваными цветами лотосов о девяти лепестках. Эти ворота с тихим шумом отъезжают в сторону, когда хозяин нажимает на кнопку маленького пульта, и они проезжают дальше по дороге, засыпанной мелким щебнем.

В доме пусто и тихо. Свет загорается сам собой, стоит только войти в помещение, и почти в каждой комнате висит картина. Сначала Цзысюань не обращает на них внимания, пока не понимает, что их очень много. Действительно много. На одной из них в коридоре висит большой семейный портрет, с которого на него смотрят пять человек, и он узнает их всех, особенно юную девушку, которою обнимают родители и два брата. Его Яньли.

— Это всё его, — глухо говорит, стоя за его спиной, Цзян Чэн. — Он рисовал.

— Вэй Усянь? — теперь мужчина смотрит внимательнее на легкие нежные цвета, краска на холсте выглядит почти прозрачной, но при этом не лишенной насыщенности, цвета и объема.

— Да. Почти всё здесь — его работы. Всё, что у меня осталось от него. Всё, что удалось найти, — голос мужчины был наполнен болью, и тогда он подумал, что лучшей возможности уже не будет.

— Тогда я хочу, чтобы ты знал, что он жив, — Цзысюань оборачивается, чтобы встретиться со взглядом покрасневших глаз.