Глава 1 Борис Степанович
Борис Степанович Громов жил в большом доме, который когда-то мог бы впечатлить своей архитектурной элегантностью, но теперь олицетворял образы прошлого, как и его хозяин. Плотные стены, выкрашенные в небесный цвет, а в окнах стеклянные панели отражали мир, который давно ушел. Его жилище было заполнено старыми книгами, научными журналами и записями о многочисленных исследованиях, которые служили ему компаньонами в одиночестве. Ему было восемьдесят девять лет, и его тело не обманешь — морщины покрывали его лицо, как дорожные карты, а глаза, когда-то яркие, теперь казались затуманенными. Он был одет в изношенный свитер и старые брюки, которые еще помнили молодость их хозяина, но уже не могли скрыть его старость. Слегка согнувшись над столом, Борис медленно закурил сигарету. Тонкая струйка дыма поднималась к потолку, и он смотрел, как она расплывается в воздухе. В бескрайних полках пылались работы великих умов, их страсть к науке перекликалась с его собственными стремлениями.
Дом был пронизан тишиной, лишь изредка нарушаемой треском старого радиоприемника, который, казалось, был единственным свидетельством живого общения. Его звук, придавая уют атмосферному пустому пространству, отражал новости из далекого мира, который продолжал существовать вне этих стен. Иногда Борис включал его, но чаще просто наслаждался тишиной, позволяя мыслям блуждать по бескрайним просторам его воображения.
На столе в его домашней лаборатории, окруженном инструментами и чертежами, лежали пачки сигарет. Он курил «Норд», их сладковатый запах окутывал Бориса Степановича, создавая иллюзию комфорта, он смешивался с ароматом пыли и старого дерева. Каждая затяжка была не просто привычкой, а ритуалом, позволяющим ему замедлить поток времени, вспомнить о переживаниях и страданиях, оставившихся в прошлом.
После войны Борис не обзавелся семьей. Он не искал близости и понимания, предпочитая тишину и уединение. Научные изыскания стали для него не только работой, но и всей жизнью. Одиночество стало его союзником: когда ты один, не нужно бояться потерь. Ты не можешь потерять тех, кого никогда не было. Он знал, что такое потерять: его память о блокадном Ленинграде, о страданиях, о страхе, о боли навсегда осталась в его сознании.
Он помнил, как в 1942 году его первый лучший друг скончался от голода. Мальчишка, который когда-то смеялся, играл и мечтал о будущем, внезапно исчез.
Бросив взгляд на свою иссохшую маму, семилетний Борис, переполненный ужасом, пообещал: «Когда я вырасту, я защищу тебя, от всех защищу, только дождись этого момента, пообещай не умереть, пока я не вырасту, слышишь?» Его голос дрожал, как и его надежда, в то время как мать, наполненная слезами, кивала, стараясь сдержать своё обещание.
Его мать, несмотря на все ужасные испытания блокады, сдержала обещание и дождалась, пока он вырастет. Но как же тяжело давалась ей эта жизнь! Борис помнил, как она сжимала его руку, когда вечерние тени опускались на их разрушенный дом, как её глаза, полные слез, искали надежду среди руин. Он сам не раз обещал себе, что защитит её, но страх, как непрекращающаяся буря, сжимал его сердце. Каждый раз, когда он терял кого-то близкого — друзей, бабушек, дедушек — в его душе возникал трещащий звук, как будто ломались самые прочные части его мира.
Со временем маленький Борис настолько привык к утратам, что даже перестал удивляться. Ужас был частью его быта, так же как сейчас запах старых книг и дым сигарет, которые он курит, размышляя о том, как устроен мир.
И хотя его мать пережила блокаду и дождалась, пока он вырастет, ее присутствие было как неотъемлемая часть его жизни, оставшаяся где-то в тени. Борис никогда не умел прощаться, и эта привычка не отпускала его. Он так и не смог проститься с прошлым и начать жить заново. Вместо того чтобы строить будущее, Борис Степанович отчаянно цеплялся за воспоминания, которые, подобно неумолимым течениям времени, постоянно отвлекали его от настоящего.
Его сознание, словно квантовая частица, колебалось между состояниями, борясь с навязчивой идеей изменить то, что уже было. С каждым чертежом, с каждой попыткой создать машину времени он всё больше осознавал, что это не просто научный проект, а стремление вернуть то, что нельзя вернуть. Он не искал славы или признания — он искал спасение.
Тем не менее, когда ты живёшь с одной навязчивой идеей, её осуществление становится лишь вопросом времени.
А времени на свою мечту Борис Степанович не жалел. Его исследования были не просто занятием — они стали экзистенциальным поиском, стремлением к пониманию и изменению реальности, в которой он жил. Он трудился над проектом, охваченный идеей о том, что его детская мечта может стать реальностью. В конце концов, он видел в этом не только возможность спасти других, но и способ примириться с собственным прошлым.