Безумие

Нет ничего более трагичного в жизни, чем абсолютная невозможность изменить то, что вы уже совершили.
©Джон Голсуорси

Остатки январского снега хрустят под ногами. На Спрингфилд опустился вечер, улицы абсолютно пусты. Такое чувство, словно все человечество вымерло, и осталась лишь одна я.

Когда-то давно все люди были ангелами и восседали на небесах.
Каждый не знал забот, страхов и боли, каждый был свободен и счастлив. Но уж такова человеческая натура: нам всегда и всего мало. Люди превратились в жадных и злых, и их снизвергли на Землю.
Земля – есть ад. Место, где люди сами себе дьяволы.
С тех пор люди мечтают вернуться обратно на небо, и в попытках сделать это они придумывали самолёты, дельтопланы, парашют. Именно так я оправдываю свою привычку зависать на краю. Я хочу взлететь и оказаться, наконец, там, где нет забот, страхов и боли.
Но я боюсь. Я не знаю чего, но каждый раз, собираясь делать шаг, чтобы взлететь, я останавливаюсь.
Наверно, потому что знаю, что разобьюсь вдребезги. Возможно, потому что я ещё не все в этой жизни сделала или получила, что должна была.
Так выглядит моё представление о жизни. Жизнь – это наказание за те грехи, что мы совершили будучи ангелами.

В воздухе витает запах сырости и пыли. Январь выдался на удивление  тёплым и солнечным, поэтому снег, что выпал в конце декабря, уже тает.
Поднимаю взгляд на небо, и на губах появляется улыбка. Звёзд так много, словно кто-то обронил коробочку с блестками, которые усыпали все небо. Иногда глядя на подобную красоту, внутри меня зарождается чувство, которое я редко позволяю себе ощутить.  Это жизнь, что ещё теплится в моих венах. Я ещё способна видеть красоты этого ада.  Адом Землю делают люди.
Звезды кажутся такими близкими, что мои руки непроизвольно тянутся к небу, в попытке ухватить одну из звёзд, но, конечно, безуспешно.
Моё внимание привлекает звук мотора, и я опускаю голову, обращая внимание на трассу.
За все то время, что я стою на остановке и жду автобус, тут проехало от силы три машины.
Люди попрятались в своих домах, проводят время с семьёй, а я наоборот пытаюсь отсрочить тот момент, когда окажусь дома. Я слишком много времени сегодня провела на крыше, но даже Оливер не позвонил мне, чтобы узнать жива ли я вообще. Рев мотора не утихает, а наоборот усиливается по мере приближения машины. Но каково же моё удивление, когда вместо спортивной машины, моему взору открывается мотоцикл. За рулем сидит фигура в чёрном шлеме и в чёрной куртке, и я спешу отвести взгляд от человека, когда замечаю, что мотоцикл начинает тормозить.
Сердце ускоряет свой темп, и я посильнее кутаюсь в свою чёрную кожаную куртку. Мотоцикл полностью глохнет, и человек, что сидит на нем, медленно снимает шлем.
Я вздрагиваю, когда слышу знакомый голос:

– А я как раз еду за тобой.
Поднимаю глаза и вижу Итана во всей его красе. Кудрявые волосы лежат в беспорядке , чёрные джинсы обтягивают идеальные ноги, из под чёрной футболки проглядывают ключицы, и я ненавижу себя в этот момент за то, что пялюсь на него.
– Привет, - я говорю тихо, и он подходит ближе, не уверенный сказала ли я вообще что-то.
– Рад видеть тебя, - он улыбается, и я чувствую эту странную неловкость между нами. Мы довольно сильно сблизились, видимся и разговариваем каждый день, но иногда на нас нападает неловкое молчание, не оттого, что нам не о чем говорить, а оттого, что у нас есть слишком много вещей о которых можно и помолчать. – Как ты?
– Все хорошо, - я отвечаю на автомате, даже не собираясь задумываться над ответом. Ему необязательно знать, что моя мама каждый день закатывает истерики и мне, и Оливеру. Ему не нужно знать об обострении моей депрессии, тревожности и обессивно-компульсивного расстройства. Ему не обязательно знать о усиленных волнах панических атак, когда я начинаю плакать, просто из-за того, что не могу нормально завязать волосы, или о моих ночных кошмарах.
– Я вижу, что ты врёшь, но если ты рассказывать не хочешь...
– Я просто не хочу думать об этом рядом с тобой, - фраза слетает с моих губ, и я чувствую, как ноги становятся ватными. Я не знаю почему сказала это, я даже не думала, говоря это. Но я точно знаю что имела ввиду. И судя по зелёным глазам, что уставились на меня, ожидая продолжения, мне необходимо объясниться. – О своей болезни я могу говорить с психиатром, моя псевдосемья знает, что я больна, и каждый из них пытается как-то по особенному относится ко мне. Рядом со всеми теми, кого я знала до тебя, Итан, я чувствовала свою. Ненормальность. Чувствовала, что отличаюсь от них. Но когда я с тобой, мне не хочется говорить и думать о своих болезнях и проблемах.

Он смотрит мне в глаза, и мне все ещё кажется, что на всем белом Свете нет ни единой живой души, кроме нас с ним. Он делает едва заметный шаг и оказывается совсем близко. Я чувствую запах его одеколона, который преследует меня в самых памятных воспоминаниях.

– А чего же ты хочешь, когда я рядом? - Он наклоняется совсем близко. Его горячее дыхание пахнет ментоловой жвачкой, и сотни мурашек разбегаются по моему тело. Рядом с ним я становлюсь нормальной.
– Жить, - я выдыхаю это почти ему в губы, прикрываю глаза, чувствуя стук собственного сердцебиения. Он не целует меня, и когда я открываю глаза, его лицо все так же близко, но уже не угрожает поцелуем. Он знает, что я не готова, знает, как должен вести себя рядом со мной. Может, это и есть причина почему я чувствую себя рядом с Итаном так...уютно?..
Он не чувствует рядом со мной неловкости, лишь в тех случаях, когда нас накрывает волна неловкого молчания (как сейчас, например), он знает какие слова должен говорить, какие движения и поступки совершать. Он все и всегда знает наперед.
Ненавижу его.

– Я ехал к тебе домой, чтобы предложить покататься на байке, - Итан подает голос, и он звучит совершенно отдаленно. Когда я обращаю свой взгляд на него, он стоит рядом с мотоциклом, держа в руках два чёрных шлема.
– Это опасно, - я закусываю нижнюю губу, отмечая про себя, что Хантеру безумно идёт чёрная косуха.
– Я думал, опасность – твоё второе имя, - Итан улыбается, и я ловлю себя на мысли, которая в дальнейшем приведёт меня к не лёгким последствиям: «Его улыбка это вещь, ради которой стоит совершать самые странные, безумные поступки. Он стоит того, чтобы ради него совершали поступки». Итану Хантеру нужен кто-то, кто сможет его полюбить и отдать ему всё. Я не уверена, что он сделал правильный выбор, но эгоистка, живущая внутри меня куда сильнее, чем здравомыслящая и пытающаяся сберечь мир от самой себя, поэтому я делаю несколько неувереных шагов и беру один из шлемов из его рук.
Его прекрасная, лучезарная улыбка становится ещё шире, и я надеваю шлем на голову. Итан помогает мне его застегнуть, и не спрашивая разрешения, хватает края моей куртки снизу и застёгивает молнию. Я в недоумении гляжу на него, сквозь тёмное стекло шлема, и он объясняет:

– Будет сильно дуть, не хочу, чтобы ты заболела.

Он садится на байк, а я стою и смотрю в одну точку.
Только что кто-то позаботился обо мне. Проявил нежность, доброту и заботу по отношению ко мне.
Звук мотора прирывает мои размышления и выводит из ступора, я неуверенно сажусь позадиИтана, хватаясь обеими руками за его торс.
Хантер тут же стартует, и я чуть ли не лечу назад, поэтому сильнее хватаюсь за него, чувствуя, как его грудь слегка напрягается.
Он такой тёплый и ... Живой.
В нем теплится жизнь не только в физическом её проявлении, но и в том, в котором нет её у меня. Жизнь в том её проявлении, которая отголосками посещает меня, когда я рядом с ним.
Ветер действительно сильный, но благодаря теплу тела Итана, я не чувствую холода.
Скорость мотоцикла увеличивается, и я чувствую, как внизу живота завязывается узел, а на губах появляется глупая улыбка.
Хочется кричать, но боюсь напугать его своими визгами.
Мои длинные волосы, развиваются на ветру, ведь я не спрятала их под шлем. Мне так хорошо и спокойно.
И я чувствую такое безграничное счастье, которое никогда ещё в жизни не испытывала.
Я отпуская тёплый и крепкий торс Итана и постепенно раздвигаю руки в разные стороны. Мотоцикл немного сбавляет скорость. Это заставляет меня улыбаться ещё шире. Кто-то заботится и боится, что я могу пострадать! Поверить не могу!
Я чувствую себя птицей, парящей не высоко над небом, а птицей, которая вырвалась на свободу из клетки и рада любой возможности летать на свежем воздухе.
Мне не хочется, чтобы Итан останавливался, но становится на дворе ночь, и я понимаю, что и ему и мне пора домой.
Но Итану похоже плевать, он не везёт меня домой, а едет на то самое место, куда мы ездили  вчетвером с Люком и Эбби. Где открывается сногшибательный вид на Спрингфилд. Город утопает в сотнях огней, словно это майские светлячки.
Итан глушит мотор, и мы слезаем с байка. Он расстёгивает мой шлем, помогает его снять, и мы оба улыбаемся, как идиоты.

– Я испугался, когда ты отпустила руки, думал, ты падаешь, - его лицо становится серьёзным, но тон остаётся тёплым и...нежным...
– Все в порядке, - я пытаюсь улыбнуться, но мной, вдруг, завладевает неописуемый страх.
Дышать становится трудно, и я спешу отвернуться, чтобы Итан не заметил подступающих слез.
Что происходит?

– Красиво, да? - Он отходит от меня, и мне удаётся сделать несколько глубоких вдохов, но легче от этого не становится.
– Очень, - мой голос тихий, потому что я знаю, что он будет дрожать.
– Я обожаю приезжать сюда по ночам, тут кажется, что ты не являешься частью этого мира, который раскинулся там внизу. – Я люблю, когда Итан говорит о чем-то личном, но сейчас мне слишком плохо, и если бы я могла объяснить этот приступ, я бы была чуть спокойнее.
– Тебе нравится тут? - Он поворачивается ко мне, и я опускаю взгляд. Руки и колени трясутся, сердце стучит, словно мотор. Хочется убежать отсюда, спрятаться где-то от его пристальных глаз.
– Д-да, - голос предательски дрожит, я слышу его шаги, и отворачиваюсь.
– Все в порядке, Лав? - Его массивная рука ложится мне на плечо, и моя истерика достигает пика. Слёзы катятся из глаз, и мне так невыносимо страшно, и я так сильно ненавижу себя.
– Эй, - Итан осторожно касается моего подбородка и заставляет меня смотреть ему в глаза, – в чем дело, Лаванда?
– Я не знаю, Итан... Извини, я правда не понимаю. Мне страшно, и я не могу объяснить... - Я заикаюсь после каждого слова, глотая соленые слёзы.
Ненавижу. Ненавижу.
– Все хорошо, ладно? Дыши глубже, давай. Тебе не грозит опасность, - он резко убирает руку, и волна  истерики накрывает меня новой волной.
Я делаю шаг назад, закрывая лицо руками.
Дело в нем, в Итане. Но я боюсь не его. Я боюсь тех чувств, что испытываю к нему, тех чувств, что просыпаются рядом с ним. Я боюсь самой себя, той себя, которой становлюсь рядом с ним.
Я боюсь его потерять.

– Лаванда, - в его хриплом, тихом голосе читается нотка недоумения. Он потерян и явно не знает как реагировать.
Надо взять себя в руки. Он не желает мне зла, он ничего мне не сделает.

«Он только бросит тебя, как все».

– Нет, нет, нет! - Прижимаю руки к ушам, чтобы не слышать собственного внутреннего голоса.

Быть мной – ужасно. Но еще ужаснее быть теми людьми, кто знает меня и видит каждый день.
Итан не трогает меня, я оседаю на землю, облокачиваясь спиной о его байк. Мои всхлипы все громче.
Я так сильно себя ненавижу. Нужно успокоится. Я ведь воин.
Итан не должен страдать от того, что я больна.

– Дыши глубже, Лаванда, - открываю глаза и вижу Итана, сидящего передо мной на коленях. Его лицо выражает беспокойство, и я ненавижу себя ещё сильнее.
Я хочу быть нормальной, такой, как все. Как он. Хочу контролировать свои эмоции. – Нужно взять себя в руки, Лав.

Я смотрю в его глаза, напоминающие весенний бриз где-то на берегу Атлантики.
Хочется сбежать от самой себя куда-нибудь далеко, спрятаться в самом безопасном месте на свете.
И к своему удивлению, я нахожу это место через секунду, когда рука Итана тянется к моей, и я прижимаюсь к его массивной груди, а он отвечает мне крепким объятием. Я дышу с ним одним воздухом, я чувствую его сердцебиение и запах его одеколона заполонил мои лёгкие.
Когда я рядом с Итаном, я хочу жить.
Именно этого я и боюсь.

– Мне страшно, - я шепчу ему в шею, не отстраняясь.
– Чего ты боишься? - его шёпот раздается рядом с моим ухом, он дышит мне в волосы.
– Жизни и ещё... – Я делаю глубокий вдох, успокаивая себя запахом его кожи. – Потерять то, что обретаю рядом с тобой... Потерять тебя.

Он молчит, пытаясь осознать слова, сказанные мной, и я чувствую как в следующую секунду он улыбается мне в волосы.

– Я так много хочу сказать прямо сейчас, - его ладонь поглаживает мои волосы, - но я боюсь спугнуть тебя, поэтому скажу лишь, что никуда я не денусь, хорошо?

Он чуть отстраняет меня, заглядывает мне в глаза, и мне так хочется им верить. Он выглядит достаточно искренним.

– И поверь, я не брошу тебя, - он слегка трясёт меня за плечи, вызывая у меня лёгкую улыбку. – Я слишком долго искал тебя и ждал, чтобы бросать вот так просто, ладно?

Я неуверенно киваю, и мы застываем в этой странной позе: он держит меня за плечи, мы оба сидим на гравии, на коленях друг на против друга, смотрим друг другу в глаза. И его лицо снова так близко, а эти алые, напоминающие розы в начале июня, губы, так соблазнительно приоткрыты, и я чувствую себя так хорошо, когда его ментоловое дыхание касается моих щёк. И я не могу остановить себя, когда тянусь к его губам.
Он не ожидает того, что наши губы столкнуться, поэтому на секунду замирает, но когда я уверено двигаюсь к нему на встречу, он отвечает мне. Сначала, не уверено, словно целует форфоровую куклу и боится разбить, затем, более страстно, пламенно. Я чувствую тепло и всю боль, что он пытается забрать у меня. Он понимает меня, он знает чего я хочу от этого поцелуя, и Итан самоотверженно готов дать, а точнее забрать это.
Его губы, словно бокал с вином, ты пьёшь, чтобы насладиться, но в итоге напиваешься до одури и пьянеешь. Лёгким не хватает воздуха, но мне кажется, что если я сейчас остановлю этот поцелуй, моя жизнь будет закончена.
Но потребность в воздухе зовёт нас обоих, и она куда сильнее, чем то напряжение, что образовалось во время поцелуя.
Мы отстраняемся одновременно, жадно глотая воздух ртом, словно две рыбы, выброшенные на берег. Его ладони держат мою шею, и мне так тепло. Мои расположились на его плече и торсе. Я чувствую, как сильно и быстро бьётся его сердце, словно птица, загнаная в клетку и рвущаяся в данный момент наружу. Мы молчим, глубоко дышим, и не пытаемся повторить поцелуя. Нам не нужно слов, мы все сказали в поцелуе.
Итан слегка отстраняется, отпускает мою шею, но лишь для того, чтобы сесть рядом, облокотившись о байк. Он не убирает рук от моих плеч и прижимает меня к своей груди, в которой сердце бьётся все так же сильно.
Мы сидим молча на сырой земле, наблюдая за ночным городом.
Я не замечаю, как засыпаю, положив голову на его колени.
Он играет с моими волосами и в этом моементе волшебна буквально каждая секунда, каждый шелест ветра, шум редко проезжающих машин, шумных птиц и его умеренного дыхания.
Я засыпаю на его коленях, и просыпаюсь лишь, когда в Спрингфилд приходит раннее утро.
Солнце появляется на горизонте, и я поднимаю затекшую шею, обращая внимание на спящего Итана. Он спит, облокотившись о байк, посапывая. Он выглядит умиротворенно, челка спадают ему на лицо, и я не могу удержаться, чтобы не поправить её. Как только моя рука касается его волос, он распахивает глаза.
Взгляд туманен, он не может понять где находится, но моргает и словно вспоминает все события прошлой ночи. Он мягко мне улыбается и шепчет хриплым, едва различимым голосом:
– Доброе утро.
И я верю, что утро действительно может быть добрым, нужно лишь просыпаться с такими людьми, как он.
Он прочищает горло, и его голос стновится более громким.

– Тебе было удобно спать? - Я не чувствую неловкости, что должна, по факту, слышаться в его голосе и стараюсь вести себя также непринужденно.
– Отлично, только шея слегка затекла. Ты в порядке?
– Да, не волнуйся, - он улыбается, разминая шею, - и не в таких местах спать приходилось.

Я вздрагиваю, когда его холодные губы касаются моего лба, и он быстро встаёт. Влажный след от его губ остаётся на моём лбу, и моё сердце ускоряет свой темп.
Я совершенно запуталась в наших с ним чувствах и эмоциях, в наших отношениях, и я вообще понятия не имею, что должна делать и как себя вести. Но похоже, Итан знает, поэтому доверюсь его инстинктам.

Его телефон, что находится во внутреннем кармана джинс, звонит, когда парень потягивается и разминает мышцы, поставив лицо лучам восходящего солнца.
Я по-прежнему сижу на гравии, глядя на его спину. Итан отвечает на звонок, поворчавиается ко мне лицом, мягко улыбается, внимательно слушая человека, с которым разговаривает.

– Хорошо, Люк, - он слегка хмурится, - я понял. Да. Я не один. Да, с Лавандой. Увидимся.

Он отклоняет вызов, и подходит к байку, протягивая мне руку.

– У Люка какой-то важный разговор ко мне, он скоро подъедет к моему дому, ты не против поехать со мной?
– Конечно, нет, - я встаю, надевая шлем, - дома меня никто особо и не ждёт.
Дорога до дома Итана проходит достаточно быстро, я посильнее прижимаюсь к его спине, даже не знаю что пытаюсь этим показать.
Наверное, что вовсе не жалею о том, что сделала вчера ночью?
Я ведь не жалею?
Я доверяю Итану слишком сильно, но размышлять над тем правильно это или нет, уже слишком поздно.
Байк сбавляет скорость через десять минут, а вскоре и вовсе останавливается возле подъездной дорожки к трёхэтажном коттеджу.
Мы слезаем, снимаем шлемы, и Итан сразу же спешит к «Ауди», что стоит в нескольких метрах от байка. Оттуда выходят Эбби и Люк, а я обращаю внимание на дом.
Я на мгновенье замираю, когда замечаю на крыльце сидящую девушку. Её лицо мне кажется знакомым, и я пытаюсь перебрать все женские лица, что видела в течении всей своей жизни.
Это лицо знакомо мне из фотографий, что висят на стене в комнате Итана
Я уверена в этом на все сто.
Моя догадка подтверждается, когда Хантер, после того, как ему что-то говорит Люк, поворачивается к дому. Его лицо превращается в нечто похожее на непроницаемую маску, а с губ слетает то слово, что он боялся произнести даже в своей голове, одно единственное имя:

– Сайли?

★★★★★★★★
Куку! Огромная глава для вас.
Кто-то говорил, что сюжет не развивается? Бум.
Извините, немного увлеклась тематикой фф. Не забывайте, что Лав больна и все эти перепады настроения и смена поведения характерны для её болезни.
Оставляйте, пожалуйста отзывы, рассказывайте, что думаете о дальнейшем развитии событий.
Желаю всем удачи, верьте в себя 💞🌱Mils👻