Веберы. Достояние

За два с половиной года в жизни любого человека происходят изменения. Они могут затронуть его финансовое, семейное положение, даже сам человек может нехило поменяться за такой, казалось бы, небольшой в масштабах истории период. Идут года, меняется жизнь, и можно подумать, вспоминая себя в недалеком прошлом, удивляясь условию жизни тогда, верить, что лучше или хуже, чем сейчас никогда не будет. Но природа человека так устроена, чтобы задавать себе недостижимый рубеж, никогда его не достигнуть, но остаться в равновесии, что никогда даже мысли не было прыгнуть выше головы. Не выделяться сильно и быть в статичности. Однако, работая в полиции, жить так практически невозможно.

Когда ты каждый день носишься по городу сломя голову в жажде поймать очередного преступника, который не выходит у тебя из мыслей, ты готов просчитать каждый его шаг наперед, тебе просто не оставляют шанса жить своей спокойной жизнью. Любой полицейский, проработав в практике пару лет, уже не принадлежит самому себе. Долг стране и народу, на страже которого этот полицейский стоит, превыше здоровья и умиротворенности. Да, кажется, что такая риторика быстрее ввергнет сотрудника в могилу, но те, кто выбирают служить в органах осознанно, считают подобный подход к жизни единственным истинным счастьем.

Весна тысяча девятьсот двенадцатого года была встречена петербуржцами без особого трепета. Город стоял на ушах в связи с новым витком реформ, следили за шаткой экономикой по мере сил и знаний, отдавали все душевные ресурсы на поддержку Государя и страны. Крестьяне усерднее работали, уходили в город на заводы, от последствий революции почти избавились, по крайней мере, полиция и власти к этому стремились. Интеллигенция, почитывая Моэма и разбирая совсем новое стихотворение Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека», не была уж совсем отстранена от проблем государства, в том числе и на мировой арене. Заключенный еще восемь лет назад союз с Англией и образование так называемой «Антанты» не сильно сказалось на поведении потенциальных соперников. Правительство всё чаще заговаривалось о подготовке разного рода проделок со стороны недругов, но назвать их вслух не решалось. Это порождало, как и в любом государстве, большое количество домыслов, попыток решать вопрос и пытаться помочь. Естественно, эта помощь не всегда шла на пользу, а только отвлекала власть от принятия дельных решений. Именно поэтому всяких помощников врагов стали метить словом «провокатор».

Полиции было поручено этих провокаторов ловить, но как эти провокаторы выглядят и что они, собственно, делают, конечно, никто не удосужился пояснить. Назвали их готовыми к предательству, поэтому на каждое их проявление требовался незамедлительный превентивный удар. Полиция не могла сажать всех подряд, поэтому занималась исключительно тем, что было на повестке дня. Подводя итог, в российском обществе не поменялось толком ничего. Все галдят о скором втором пришествии, пока прохожие закатывают глаза и просят поскорее заткнуться.

Что точно изменилось и пошло на пользу — министерство внутренних дел наконец увидело, что столичная полиция вдруг ожила. Если подбивать статистику раскрываемости за год, брать каждый, начиная с восьмого, то к одиннадцатому стала набираться неплохая прибавка и удивительный, приятный процент. Даже министр, когда получил доклад о деятельности муниципальной полиции в марте двенадцатого года, не смог сдержать удовольствия, придерживая руку то ли на сердце, то ли на своих на орденах.

— Я хочу заметить, что у нас очень хорошо дела идут конкретно с одним отделением. Еще пару лет назад оно было самым слабым и держалось в шаге от сокращения, но теперь это самое продуктивное отделение во всей столице. — Провозгласил секретарь министерства и на уместный вопрос довольного министра ответил: — Четвертое. Раскрываемость почти сто процентов. В последние три месяца там произошли большие перестановки в кадрах, наняли больше квалифицированных следователей, заключили договор с младшим офицерским корпусом на отбор молодых офицеров на работу в отделение с каждого нового выпуска. Они еще и безработицу среди военных сокращают. Одним словом…

Министр перебил: — Что там такого произошло, что они резко улучшили свои показатели?

Секретарь улыбнулся: — Начальство сменилось в январе, я полагаю, поэтому, — министр спросил заинтригованно кто теперь стал начальником, и секретарь ответил: — Коллежский секретарь Марк Константинович Вебер.

Четвертое отделение проводило на заслуженную пенсию бывшего руководителя Балтова, и тот, как и заговаривался, без сомнений назначил двадцатишестилетнего Марка своим преемником. Такой резкий карьерный скачок мог быть воспринят очень скептично, но весь состав отделения, зная Вебера почти три года, отчетливо понимал, что он, как никто другой, подходит на эту должность. В нём сочеталось всё — молодость, великолепный талант следователя, мудрая и быстрая координация самого себя и подчиненных, преданность работе и прогрессивность убеждений. Его современный взгляд на уклад рабочего процесса, навыки передовых систем управления внутренними делами, новое восприятие реальности и представление, как управлять чем угодно. В отделении ему беспрекословно доверяли, поскольку Марк давал наконец понять, что полиция отвечает за свои действия, а потому должна быть полностью вовлечена в общественную жизнь. Не так, как раньше, что полиция существует в своем маленьком мирке и иногда высовывается, чтобы нахлобучить парочку негодяев. Полиция должна действовать молниеносно, иногда на опережение, чтобы у преступности даже не было шанса противостоять. Полиция, по мнению Вебера, должна представлять собой надежное ответвление власти, открытое к народу. Когда однажды ему лично удалось достичь отметки в пятнадцать раскрытых дел в месяц, отделение начало понимать, что им пора что-то менять. Конечно, мало что Марку удалось бы в одиночку, если бы рядом не было коллег и конкретно Александра Зайцева.

Александра, после своего вступления в должность, Марк назначил своим заместителем и по совместительству начальником отдела документации. Вебер занялся перераспределением кадров и переустройством работы отделения. Оно весьма устарело по своей системе и требовало существенной переработки. В первую очередь, Марк назначил в каждом отделе начальника, расширил отдел коммуникации, поручил разделить город по кварталам для удобства ориентирования, увеличил штат до восьмидесяти человек, восемь из новых были профессиональными следователями, выпускниками юридических факультетов, оттуда они уже распределились по мере своей специализации в отделы. Сам Марк по решению большинства помимо должности начальника отделения встал во главу отдела сыска.

В жизни семьи Марк был вовлечен не меньше, хотя там всё было по большей части спокойно. Владимиру уже шестнадцать лет, и он учится на втором курсе Естественной Академии, прослыв там с самого поступления перспективным и не разочаровывая педагогов и сокурсников по сей день. На младшего Вебера косились профессора академии наук и зарубежные гости с выставок и конференций, организуемых университетом. Всё же, Владимир учился в свое удовольствие, наконец почувствовав свободу, живя дома со старшим братом и учась в самом центре города в главном корпусе Академии на Вознесенском проспекте. Владимир повзрослел, обрёл более острые черты лица, вырос, дотянул до ста семидесяти пяти сантиметров ростом — широкоплечий брюнет, не лишенный внимания девушек, как и брат, но оба были к этим вопросам весьма хладнокровны. Владимир, вероятно, из-за слишком юного возраста, а Марк из-за занятости на работе.

В доме ничего не изменилось, кроме покраски стен второго этажа в небесно-голубой. В коридоре стало гораздо светлее и просторнее, Марк, как хозяин, одобрял идеи по обновлению интерьера, чтобы он становился новее и красивее, но не терял своей исторической изысканности и сохранял память. Старший Вебер своей прогрессивностью и в хозяйстве проявлял крайнюю изобретательность. Егор Феликсович понимал, что, когда он говорил, что Бог на их стороне, раз Марк вернулся домой, к имению, был абсолютно прав. Число слуг сократилось до десяти человек и большая их часть имела месячное содержание. Полина встала во главе служек, занимающихся работой горничных и кухней. Вебер оставался ей признателен и даже снисходителен, в хорошем смысле. Помимо своих обязанностей она успевала воспитывать дочку, а ведь Полине было всего восемнадцать лет. Братья не доставляли слугам больших хлопот, ведь сами были приучены к чистоте и порядку, не гнушались сами, например, гладить свои вещи или заниматься мелкой уборкой по мере возможности. Главным приоритетом для работы слуг у Веберов было кормить их, потому что оба с готовкой были не то, что на «Вы» — на «извините, пожалуйста».

Впрочем, все в городе и стране шло своим чередом. Веберы жили свою обычную жизнь, взрослую или приближающуюся к таковой. Казалось, все наконец устаканилось после череды несчастий четырехлетней давности. Два года назад, в психиатрической больнице на набережной реки Мойки от сердечного приступа скончалась Анастасия Вебер, это стало, последним гвоздем, ведь Марк вытащить её так и не смог — условия сильно изменили Анастасию и сделали её возвращение к нормальной жизни невозможным. С тех пор в семье Веберов осталось два человека — два сына, старающихся всё проживать вместе.

***

Седьмого апреля в отделение поступил запрос на проведение операции по захвату серийных зачинщиков стычек среди горожан молодого возраста. Четвертое отделение попросило предоставить операцию им. Выдвинувшись без пяти три дня, во главе с Марком, опергруппа была разделена и направлена осматривать периметр, где преступников видели в последние часы. Только час назад прогремела новость о еще одной стычке, в которой имела место поножовщина, поэтому сотрудникам была дана команда быть предельно осторожными. Сам Вебер со своим отрядом остался у места новой схватки, закончившейся десять минут назад. Круглый двор на Галерной освещал всё под прямым углом. Марк сверил часы на руке и те, что висели на стене дома над аркой, что была верхушкой наполовину закрыта лесами — настенные спешили примерно на пять минут. Пришедший в себя раненный участник драки пояснил, что работает в этом доме маляром и красит квартиру дочки врача главной городской больницы. Напавший на него парень не был похож на жителя здешних мест, в рабочем костюме, но прежде потерпевший его никогда не видел. В половине двенадцатого маляр пришел на рабочее место и, по уставу и команде бригадира, в два ушел на перерыв. Вернувшись без двадцати три, он натолкнулся на напавшего в арке, где всё произошло.

Марк, имея положенную по профессии наглость, спросил, где маляр пробыл эти сорок минут. Юноша смущенно ответил, что ходил к своей девушке, живущей неподалеку на стыке Галерной улицы и Благовещенской площади. На вопрос встречался ли он с кем-то по пути, маляр вспомнил только мужчину в пальто и шляпе, который спросил в какой стороне находится площадь.

Осмотрев место происшествия, Марк заметил лоскут ткани, валяющийся у самых ворот. На нём следователь заметил кровь, словно об него вытерли нож или кинжал. Марк склонялся к последнему варианту, но вернулся к маляру и попросил показать его ранение. Рана не могла быть произведена режущим предметом, а чем-то неровным, но это была просто царапина, неглубокая. Следы на тряпке выглядели, будто лезвие было в крови минимум по середину. Вебер, напряженно вздохнув, спросил был ли кто-то ещё во дворе. Маляр отрешенно мотал головой.

Через двадцать минут во двор влетел сотрудник полиции и обратился: — Марк Константинович, стычка на углу набережной и Благовещенской площади, у одного нож. Мы попытались купировать схватку, но зачинщик перевел всё в угрозу для потерпевшего. — Оставив маляра на попечении двух подчиненных, Вебер быстро отдал указание информатору следить за ситуацией, не давав опасности перекинуться на людей вокруг, и сам пошел за ним.

Преодолев расстояние за пять минут, Марк вступил на набережную и увидел, что нападавший стоит, удерживая жертву на глазах собравшейся толпы, которую всеми силами ограничивал местный патруль. Одно неосторожное движение, и дебошир просто-напросто прирежет мужчину в шляпе и пальто — всё, как описывал маляр, разве что шляпа из-за активных движений лежала на земле. Сам зачинщик выглядел точно по описанию, как простой рабочий, действительно не похожий на жильца приличного дома. Марк присмотрелся к нему, как он держит свое орудие, и вдруг следователь смутился. Пока подчиненные отгоняли свидетелей от эпицентра, Марк громко окликнул нападавшего, стоя на расстоянии десяти метров. Отпугнуть преступника тем, что он полицейский, Марк не мог — ведь он был в штатском.

— Парень! — Крикнул Вебер, — Ты на новоголландской верфи работаешь?

Зачинщик оскалился злобно, но ответил вопросом на вопрос исчерпывающе: — Как узнал?

— Ну, не у вас ли сокращения последние полгода? Вы корабль на воду не спустили в срок, целые цеха под сокращения, а жить-то на что-то надо. Подрабатывать вы, конечно, не гнушаетесь. — Незаметно подойдя ещё ближе, Марк видел парня целиком, и в том числе руку — одна из них была с закоптившейся, ещё кровоточащей глубокой раной, и она была сделана именно лезвием. Присмотревшись ещё, Вебер усмехнулся.

— Чего, весело? — дрожащим от негодования голосом сказал рабочий, — Сейчас прирежу его, не смешно будет.

— Чем? Напильником? — сотрудники полиции, пока Марк отвлек нерадивого преступника, настигли его со спины, выбив орудие резким отдергиванием руки, согнутой в локте, вызволив потерпевшего. Тот опрометью ринулся в сторону площади, но офицер быстро поймал его. Глянув на землю, Вебер позволил убедиться всем, что из руки нападавшего действительно выпал напильник. Им же и была нанесена рана маляру. Обыскав «потерпевшего», полиция нашла в его кармане окровавленный, наспех вытертый нож. Строго осмотрев обоих, Марк приказал доставить их в отделение.

Вернувшись, Вебер отправил обоих в камеру, а сам направился в кабинет, где его уже ждал Зайцев, оставшийся в отделении для разбора последних дел и прочих бумаг. Скинув пальто, Марк сел на кресло, прикрыв глаза и глубоко выдыхая. Не от усталости, а от негодования.

— Как дела? — спросил Александр, опершись на стол вытянутыми руками.

— Вот я больше, чем уверен, что ввиду моего представления ситуации, они мне нового ничего не скажут. — Парировал спокойно Марк, — Тот, в шляпе — серийный зачинщик, которого мы ищем, его приметами как раз отмечали такой наряд. Работник, трудящийся в том же дворе, что и пострадавший маляр, стал его жертвой, был ранен кинжалом в руку. Хотел отомстить. Судя по состоянию раны, ей не более часа. В два маляр ушел из двора и встретился с этим шляпником. Этот рабочий с лесов увидел, посчитал их сообщниками, дождался когда маляр вернется, напал на него на всякий случай, а потом за вторым пошел, так как шляпник у маляра проход к площади спрашивал, рабочий знал путь, только прогадал по времени, что оказался не в закутке, куда шляпник мог отправляться, а прям при всём честном народе на набережной напал, что стало для него роковой ошибкой. А всё потому, что часы во дворе торопятся, и рабочий поспешил, думая, что не успеет. Идти-то там пять минут.

Закрыв дело в несколько нехитрых математических действий, Марк заслужил уже привычную восхищенную улыбку лучшего друга, на что посчитал нужным встать и подойти к столу. Александр, налегая на стол всем телом, интригующе заговорил: — Вот мы с тобой работаем хорошо, стараемся. Мне кажется, уже вся наша жизнь — это только вояки и пьяные ругани. Надо хоть раз для себя пожить, я уверен, тебе понравится.

Вебер недоуменно выгнул бровь, на что Зайцев засмеялся, опуская голову вниз. Марк с улыбкой двинулся вслед ему, словно издеваясь, но Александр тут же выпрямился и хитро спросил: — Давай кое-куда съездим на три дня? Я год уже об этом думаю, а тут вроде и конец квартала, можно немного отдохнуть начальству лучшего отделения в городе!

Марк, по природе относящийся к отпускам и выходным скептически, всё-таки осознавал необходимость иногда перевести дух и расслабиться, иначе работа может съесть с головой. Видя сильное рвение друга, Вебер спросил: — Куда?

— Это авантюра, но мы такое любим, — кокетничал Зайцев, но тут же вернул повседневную речь, — десятого числа из порта Саутгемптона в Англии отплывает пароход Титаник. Ты слышал, мы с тобой даже обсуждали. Как насчет того, чтобы посмотреть на его отплытие?

В подтверждение Александр достал старый журнал, где и рассказывалось в максимально доступных российским журналистам подробностях о Титанике. Второй «Олимпик», построенный на верфях в Белфасте. Восемнадцать с половиной метров от ватерлинии до шлюпочной палубы высотой. Поражающая воображение громадина на воде, планируемая как еженедельный рейс от Англии в Нью-Йорк. Не увидеть такой шедевр человеческой мысли своими глазами было бы преступлением.

— Вечером одиннадцатого числа мы уже вернемся, я смотрел следование поездов между Лиллем и Петербургом, а из Франции два часа на пароме. Саутгемптон на юге, совсем недалеко от порта. — Продолжал завлекать Зайцев, подпихивая друга в плечо, — И погода хорошая…

Не выдерживая напора уговоров, Марк согласился, не лишенный духа авантюризма. Зайцев засветился от счастья, заботливо приобняв лучшего друга и, утыкаясь лбом ему в плечо, сказал: — Мне нужно было тебя уговорить, потому что билеты уже у меня на руках. — Вебер мгновенно отскочил, глядя на друга с осуждением, на что Александр снова рассмеялся. Их бессловесные прения прервал постучавшийся офицер, позвавший Марка. На фоне послышался приглушенный возглас из камеры. Офицер спросил будет ли начальник разговаривать с арестантами — опознанного Андрея Трефолева и неизвестного в шляпе, на что Вебер кивнул, провел рукой по плечу Зайцева, оставляя его.

— Вы мне их там не поубивайте! Звуки такие... — Прикрикнул Марк вдогонку, внезапно обернулся к Александру и сказал: — Завтра мероприятие с награждением в Михайловском замке, министр будет. Нам обоим нужно там быть. — Заместитель беспрекословно согласился, и Вебер ушел в комнату допроса. Как он и думал, арестанты ничего сверхъестественного ему не сказали и дело было подбито уже к концу дня.

***

Никто не знал почему для проведения высочайшего награждения министерства был выбран именно Михайловский замок — здание инженерной академии. Это могли объяснить наличием просторного зала в отличие от штаба или других министерских корпусов, или для собственного спокойствия, чтобы не подставлять сотрудников. Мероприятие должно было начаться в одиннадцать утра в центральном зале на втором этаже. Легендарные стены были огорожены в этот день от взглядов кадетов, их отправили на выходной. Притягательность и красота замка была неумолима, поэтому посетители, всматриваясь издалека, теряли дар речи.

По манере, младший офицерский состав, то есть полицейский департамент, как бы это не было пренебрежительно, заходил в замок «нижним входом», со стороны Замковой улицы, а все остальные с «высшего» — с Садовой. Однако, ничего не портило общего впечатления.

Зал напоминал проход Императорских дворцов — расписной потолок с золотыми оборками, высокие окна в два ряда, на уровне трех метров окружной балкон, обрамленный перегородкой с балюстрадой. Две золотые люстры в обоих концах зала, начищенный до блеска паркет и мраморные стены с темными вставками меж окон, из которых лился яркий солнечный свет вопреки привычке жителей города к мрачной весне. Стену напротив окон украшали три камина из белого камня, два зеркала в золотых рамах и купол с полуколоннами, создающие углубление для высокого трюмо. Двери в обоих концах зала были распахнуты, между них сновали организаторы, кланяясь уже пришедшим участникам мероприятия.

Начальство Четвертого отделения пришло не первыми, но рано. Поприветствовав коллег из офицерского корпуса и отделение военных медиков, Марк выглянул в окно. Внутренний двор казался, как никогда оживленным, и, как назло, среди прочих был замечен человек в охранной форме, прорывающийся сквозь толпу от одного входа к другому. Вебер перевел внимание к Зайцеву, который безучастно стоял недалеко, осматривая зал и гостей. Щелкнув языком, Марк прошел к нему и спросил отвлеченно: — Как думаешь, почему награждение не в главном здании министерства?

Зайцев загадочно улыбнулся, заведя глаза к потолку. Он сказал: — Так ясно почему. — Вебер вторил ему от нетерпения, — Марк, я же делопроизводитель, для меня эта система понятна, как то, что трава зеленая и сегодня суббота.

— Саш, давай ближе к делу. — просил с улыбкой Марк, засунув руки в карманы брюк.

— Мы им шлём отчеты каждые две недели уже тридцать пять лет, департамент полиции у нас номинальный, поэтому министерство занимается всем. А оптимизировать так, чтобы сдавать лишь годовой отчёт, никто не хочет. И назначать людей, которые будут заниматься конкретно полицейскими делами тоже некому. — Зайцев негромко подвел итог, — Негде, всё бумажками завалено.

Вебер поднял одну бровь, на что Александр мимикой показал, что ответил полно. Они, без преувеличения, могли общаться без слов, потому что понимали друг друга невербально.

— У нас в полиции всё по рациональности строится, это не объяснить тем, кто занимается в министерстве всем сразу, мы просто не того уровня, вот и бесимся. — Сказал Зайцев серьёзно, — Их там не миллиард человек работает, а на твои программы модернизации наверху никто не смотрит. Ты их только мне и озвучиваешь. — Вебер усмехнулся. Александр хотел продолжить рассуждения, но речь его была прервана громким мужским голосом сбоку. Обернувшись, следователи увидели Ивана Сергеевича Калинина, с улыбкой подошедшего к ним.

— Золотые слова, молодой человек. — провозгласил он, — Министерские сотрудники не резиновые, всему свое время.

Зайцев с неподдельным удивлением поклонился, глянув на лучшего друга, и дождался, пока дипломат протянет ему руку для приветствия. Марк терпеть не мог представлять людей, и темпераменты Калинина и Зайцева избавили его от этого.

— Безумно рад, что в нашей полиции наконец много молодых людей у руля. — отозвался признательно Калинин, — Когда я узнал, Марк, что тебя назначили начальником Четвертого отделения, я сначала не поверил. Такую потрясающую карьеру сколотить всего за три года. Ну, оно и неудивительно с твоими данными.

Вебер склонил голову с улыбкой и сказал: — Во всяком случае, где бы я был сейчас, если бы Вы меня тогда не уговорили? — Иван Сергеевич посетовал, что на то и нужен крестный в классическом понимании — наставлять ребенка и указывать правильный путь. Зайцев недоуменно посмотрел на Марка, чего Калинин не мог не заметить. Дипломат, по-доброму усмехнувшись, добавил, что, будучи лучшим другом их с Владимиром отца, стал крёстным обоих детей.

Вдруг Калинин обратился к своим часам и спросил риторически: — Уже пять минут двенадцатого, где же Его высокопревосходительство? Александр Александрович человек своенравный, но пунктуальный, насколько мне знать. Неужели опять улицы перегородили в центре? Я схожу до организаторского зала, спрошу в чем проблема. — На предложения помощи молодых людей Иван Сергеевич отказался и пошел сам. На выходе из зала он еле как успел увернуться от офицера охраны, стремящегося со всех ног. Недовольно окликнув его и не получив ответа, Калинин ушел, а офицер пробежал через весь зал, в центре споткнувшись, будучи и так на виду у присутствующих. Марк, проследив за его движением по мере возможности, подметил, что в той стороне находится пункт охраны. Такое ненормальное поведение охраны могло бы ввергнуть посетителей в некое замешательство.

Министр внутренних дел проезжал на карете и по правилам должен был въехать через главные ворота замка. Когда в окнах стала видна министерская повозка, охрана не могла не зашевелиться и начала мобилизовать силы на прием министра. Начальник охраны, строгий и исполнительный служащий, ведал ключами, целой их связкой. Штат офицеров охраны собрался в штабе для получения указаний, но начальство не могло сосредоточиться — в общей связке не было ключей от ворот. Начальник быстро прошелся по подчиненным, каждой репликой обвиняя их в нерасторопности и потере важного ключа, и офицеры под напором стали верить, что ключ был утерян кем-то из младшего состава, ведь начальство не ошибается — за несколько часов беготни по дворцу в поисках пропажи среди охраны закрепился феномен «капитанства». Тем временем, кортеж министра приближался к Михайловскому замку.

— Нет, я не верю, что можно работать в охране и быть такими растяпами. — ругался начальник охраны, дернул ворвавшегося, тяжело дышащего сотрудника и крикнул: — Ничего не можете сделать по-человечески! Именно в день награждения! Кто последний закрывал ворота?

Выступил один офицер: — Я, но ключ точно после этого отдавал Вам. — Начальник задал ему, пригрозив рукой.

— Хотите сказать, это я потерял ключ? Все без греха здесь, святые? — восклицал начальник, — Хорошо, тогда кто-то его украл.

Офицеры опасливо осмотрели друг друга, не веря в это всеми фибрами души. Им проще было зарезаться, чем выкрасть что-то из казённого имущества. Истерия была неимоверная, как кстати, раздался колокол с поста охраны въезда, начальник и подчиненные замерли не понимая, что им делать дальше.

— Ищите дубликат, — шепотом сказал начальник и перешел снова на крик, — а то головы полетят без предупреждения! — Офицеры рассыпались кто куда.

Из окон зала можно было увидеть ворота, а за ними министерский кортеж. Марк подозрительно смотрел на то, как мелькает делегация меж чугунных витых прутов. В зале собрались все, никто не смел сесть на выставленные в восемь рядов стулья, не хватало только министра. Калинин вернулся, не получив толком ответа, и решил заняться разговором, чтобы скоротать время.

— Недавно ездили с дипломатической встречей в Париж, на конференцию. — Начал Иван Сергеевич, — Я не раз был во Франции, но последний раз, наверное, еще до манифеста. Там так положительно сказалось всё-таки становление Третьей республики. Как обычно, всё дает плоды спустя долгие годы. Жаль, мы бойкотировали Всемирную выставку в восемьдесят девятом. Говорят, это было феерично. Зато в тысяча девятисотом я там был, сопровождая также представителей на Олимпийских играх. Видел твой университет, Марк, он же прям напротив моста Сольферино через Сену?

— Да, и дальше сад Тюильри. — ответил Вебер, точно вдаваясь в приятные воспоминания о жизни и учебе там, — Мы с одногруппниками в свободное время ходили туда, но нас всё время одергивали местные, якобы мы службе в соборе мешаем… В любое время дня и ночи.

— Вы бегали туда ночью? — логично уточнил Александр, на что Марк отвел глаза смущенно, а Калинин рассмеялся.

— Оно и не мудрено почему. — Сказал Иван Сергеевич, — Там же на самый конец сада выходят окна женского училища.

К Марку обратились заинтересованные взгляды, и он кивнул, дополнив: — Парни реально ходили. Я редко, и то только потому, что… — Вебер коснулся кончиком большого пальца переносицы, — парни заводили с ними разговор через окна, упоминали меня, и девчонкам хотелось на меня посмотреть.

Вновь раздался смех, на который Марк отреагировал сдержанно. К своим годам вспоминать что-то из юношества было приятно и практически не стыдно. Детские воспоминания — вот что странно. Создается впечатление, что это все совершал другой человек и ты просто загрузил это себе в память. В подростковом возрасте всё еще создается впечатление, что за тебя что-то решали, но во взрослом, когда ты переступаешь порог осознанной жизни, где ты сам должен принимать решения, всё прошлое воспринимается как должное. Для Марка университетские годы были самыми динамичными, кроме последнего. Четвертый курс он прожил, словно в тумане, озабоченный всем и сразу. Кажется, именно тогда Марк окончательно стал взрослым, пусть и долгие годы до он проявлял себя весьма самостоятельным.

— Я очень долго думал, ещё эта поездка, всё одно к одному. — Вдруг заговорил Калинин, — Мне до пенсии по выслуге лет пять осталось, максимум десять, а там может… во Францию махнуть жить?

Марк удивленно посмотрел на крёстного, самого ярого патриота России, какого Вебер только встречал в жизни, и не был уверен шутка это или нет. Калинин добавил, что всё было бы хорошо, не хотелось бы оставлять крестников, ведь они так юны. Марк поспешил его успокоить, напомнив сколько лет будет ему и брату через эти пять-десять лет, сам этому поразился и посоветовал думать в первую очередь о себе. Зайцев, чтобы поддержать тему разговора, тоже подхватил:

— А мы с Марком думали, ну, как думали? Решили на пару дней взять отгул, впервые за черт знает сколько лет. Из порта Саутгемптона десятого числа отплывает Титаник, и было бы нечестно пропустить такое событие. — Калинин похвалил решение молодых людей, разве что посоветовав взять зонт — в Англии частые дожди.

Среди собравшихся поднялась какая-то беззвучно ощутимая суматоха, служащие стеклись к окнам, на что повелся и Зайцев, выглянул к воротам и, странно осмотревшись, резюмировал: — Карета из ворот пропала. — Все, кто мог это услышать, стесненно покосились к полу. Время было почти половина двенадцатого, мероприятие задерживалось на полчаса, посетители не понимали начнется ли всё или нет. По городу много работы, особенно Марк волновался на этот счёт. Тотчас с силой порыва ветра отворилась дверь в главный зал, и министр с охраной появился перед подчиненными, весь запыхавшийся и злой. Служащие мгновенно вытянулись по струнке на местах, где они стояли. Министр, осмотрев всех, выдохнул и успокоился. Калинин пожал ему руку, представившись первым заместителем министра иностранных дел, поскольку тот сам присутствовать здесь не смог. Ещё относительно недавно вошедший в должность министр внутренних дел предложил всем сесть, сам встал за подготовленную трибуну и начал свою речь.

— Я хочу извиниться за эту задержку, возникли недопонимания с местной охраной. — Сказал министр и, свирепо глянув на стоящего рядом на подмоге гвардейца, медленно отвел взгляд, — Я не знаю, что происходит у нас с охранными кадрами, но заречься придется — чистки, чистки и ещё раз чистки. Нам нужны толковые люди в охране, чтобы не происходило таких ситуаций, с какой я столкнулся только что. Юноши в охране метались в поисках, думая, что их не видно. На разговор пришлось выйти, а капитан охраны при мне обнаружил якобы потерянный ключ у себя в кармане. Я не верю, что, будучи начальником охраны, можно быть таким безалаберным. Каково подчиненным, которые уже начинали винить во всём себя. — Министр понурил голову к трибуне, развернул листок с текстом, но решил завершить, — Такое патологическое капитанство нужно искоренять. Во всех проявлениях. Любой ошибается, кто ошибся тот и отвечает, а не скидывает вину на подчиненных. Ответственность, с вами ли нам об этом надо говорить? Я уверен, что те, кто оказались здесь сегодня прекрасно и без меня понимают суть моей речи. Поэтому нам, как руководителям военно-гражданской, всеобъемлющей ветви власти, необходимо принимать меры. Держать марку, время сложное. Искоренять бесчинство, распутство и дурачество, не глядеть на других, а давать пример. Так было и так будет впредь. — Завершил он и приступил к теме встречи.

Проведя церемонию награждения, министр вновь вдался в рассуждения. Награждали сегодня министерских работников, глав департамента, впрочем, стандартное ежегодное мероприятие. Так вот, министр сказал: — В завершение, я думаю, было бы неправильно не сказать о том, что в последнее время несомненно радует. — Министр повеселел к концу собрания, точно и не ругался час назад, — Наша полиция. Глядя на статистику по преступности в городе, радуется сердце. Показатели раскрываемости за последний год выросли на почти сто пятьдесят процентов, и я уверен, что это, в частности, благодаря тому, что во главе появляется всё больше молодых людей, с современным взглядом на мир. Преступность ведь тоже молодеет, нам всё сложнее понимать её. На последнем докладе мой секретарь акцентировал внимание на Четвертом отделении. Ещё три года назад оно было на грани сокращения, но теперь, я считаю, что именно с него стоит брать пример. Его начальство здесь?

Марк, в сердце которого готовилась ударить молния, с надеждой посмотрел на Александра. Зайцев подбодрил лучшего друга и начальника и агитировал встать легким ударом по плечу. Министр с улыбкой посмотрел на Марка и начал: — Марк Константинович Вебер, — он вдохнул, — мне очень приятно осознавать, что в нашей полиции остались талантливые люди. Я уверен, что Ваш быстрый карьерный рост оправдан и это — не потолок Ваших амбиций.

Для Марка эти слова были хорошим движком, что всё, что он делает, заслуживает поддержки и одобрения. Искренне счастливый и не менее талантливый заместитель рядом создавал ещё больше уверенности, что то, что происходит сейчас, далеко не предел.