Глава четвертая
в которой главные герои подходят к тому, что же делать дальше.
1411 год. Смерть Збинека Заяца .
1412 год. Король Вацлав вознаграждает вернувшихся с прибалтийского театра военных действий наемников из Хоругви Святого Георгия.
1416 год. Смерть Рацек Кобылы.
В июле 1410 года архиепископ Збинек Заяц прямым текстом назвал мейстера Яна Гуса еретиком и отлучил его от церкви, чем бросил тень на весь Пражский Университет, ректором которого являлся. Обвинение архиепископ подкрепил действием, приказав изъять и сжечь во дворе своего замка все труды Уиклифа из всех уголков страны, признав их также еретическими. Книги горели, а студенты сочиняли глумливые песенки про архиепископа, не умевшего читать.
Профессорская среда университета раскололась. Даже перед лицом угрозы следствия и костра Ян Гус стоял на своих позициях, рискуя забрать с собой тех, кто не высказался бы против него. Однако в ситуацию вмешался лично король Вацлав - он поддержал Гуса в университете и потребовал от архиепископа отозвать обвинение, а также заменить уничтоженные книги новыми. Однако Заяц не стал делать ни того, ни другого. Тогда король начал проводить конфискацию церковных сокровищ.
Тут же, на звон монет, в Чехию, прямо с прибалтийского театра военных действий, прибывает король Венгрии Сигизмунд и мирит Вацлава со Збинеком. В результате примирения Вацлав изгоняет Збинека из страны, и Заяц бежит в Венгрию к Сигизмунду, объясняя это тем, что не чувствует себя больше в безопасности на территории Чехии.
По дороге Заяц чем-то заболевает и умирает*.
В это время в Праге освобождают шибеницу на Жижковом холме, хороня всех повешенных на кладбище у костела Святого Стефана.
Таким образом сбывается проклятие, кинутое Николасом Цулем перед казнью, и его тело закапывают в землю тогда же, когда и тело Збинека Заяца.
* Предположительно, Заяц умер от того же, от чего и Ян Зжоржлецкий - от немилости короля (то есть его отравили).
*** *** ***
-- Когда Збинек умер - я это почувствовал, - склонив голову просвистел, как огонь в камине, призрак. - Когда он умер... я как-будто потерял свою тень... - призрак повернул голову в сторону Черного Петра. - Странно, но я простил его. Он не мог поступить иначе. Он считал то, что делает, правильным. И у него не было ненависти ко мне. Он даже похоронил меня с почестями, как героя. Он взял грех на свою душу, чтобы спасти от меня божественный уклад. Его вера была столь же сильной и искренней, как и вера Гуса, - призрак перевел взгляд на руки собеседницы. - Он ушел из этого мира. А я все ещё здесь...
"Глупый христианин..."
*** *** ***
Утром 28 августа 1412 года по одной из палат Королевского Дворца в Праге разносился запах перегара и мелодичный, хоть и подохрипший, голос, вещавший следующее:
-- Имел я в жопу эту куропатку,
Что дрочит яростно в Радзине,
Пускай, для общего порядка,
Потонет в собственной рутине.
С такими словами Вацлав, король чешский и... уже только чешский... и император римлян, плеснул вина в изящно выполненный кубок из богемского хрусталя, поднял его и, прищурившись, посмотрел на писаря сквозь гранатовую линзу алкоголя.
-- И в говне, естественно, - добавил король.
-- Ваше Величество, позвольте уточнить, вы сейчас о деле Сокола или Жижки? - спросил Ян из Бамберка, задумчиво перебирая бубенчики, свисающие с цепи на его плечах.
-- О нем, хуеглотателе, о ком же еще, - расплывчато пояснил Вацлав и с размаху упал на стул.
Король приподнял согнутую ногу на носке, с довольным видом созерцая свою плотно обтяную шоссом изящную икру.
-- Черкани этой птичке, что хоть он и выбрал себе место на Ягайловом вертеле - здесь ему все так же будут рады. Рады, как прыщу подзалупному*.
Поняв таки, о ком конкретно идет речь, Ян заскрипел пером и черной текстурой вывел:
"Мы, Вацлав из благодати Божей, возвеличенный чешский король и король римлян, этим письмом хотим сообщить, что не держим мы на тебя в своей милости, слугу нашего верного Яна Сокола, зла, из-за отказа от нами любезно предоставленного дара и уверяем, что в Чехии, несмотря на все тобою здесь содеяное, в нашей милости и благодати за твою верную службу тебе все равно будет безграничный почет.
Через епископа Збинека из Олесницы**, Ян из Бамберка".
С каждым глотком крепкого вина лицо Вацлава становилось расслабленнее и добрее. Осушив бокал до дна король соизволил перейти к следующему делу:
-- Уж только встрепенулся Жижка из говна,
Что за сестренкой бегал, как щенок.
Ох беспросветна тяжела судьба лоха,
Который и наследства вымучить не смог***.
Вот что с ним делать, Хонзик? Проебет же все своей семейке, - вздохнул Вацлав.
-- Хм... - протянул Ян. - Позволю предложить Вашему Величеству вознаградить его сундуком серебра, позволив ему распорядиться им таким образом, как Бог на душу положит.
-- Душеспасительно! - воскликнул Вацлав. - И право - коли спустит их на судебные тяжбы****, то Бог ему судья.
Король пригубил второй кубок вина и начал игриво царапать указательным пальцем вышивку на внутренней стороне бедра своего шосса. Писарь не замечал этих фривольных телодвижений короля, так как в это время задумчиво жамкал сатиновую ткань упилянда***** на своей груди, как будто проверяя, не привиделось ли ему сие шикарное одеяние. Уже больше 10 лет он был писарем при Вацлаве, но впервые за это время позволил себе поддаться уговорам его величества и одеться, как подобает королевскому чиновнику, а не клирику.
Вацлав прервал возлияние и задумчиво уставился на молодого человека, затем достал второй кубок.
-- Что-то ты какой-то мрачный, - промурлыкал король, наполняя кубки вином. - Давай расслабимся и выпьем на брудершафт, а?
-- Не обессудьте, Ваше Величество, но вынужден пока отказаться, ибо надо ещё решить дело достопочтенной Борутки.
-- А в чем проблема? - поднял бровь король. - Назначай её в Остродек, он ей как раз по размеру.
-- Ваше Величество, кажется, ты упускаешь тот факт, что она - женщина...
-- Ах, да... Что ж... Кхм, - король встал и подошел к окну, приняв картинную позу.
-- Нам Борутку надо наградить
За подвиги и усердную работу.
На елдак здоровый усадить,
Чтоб в пору был тот ей и проявлял заботу.
-- Ты предлагаешь оформить ей брак с чехом?
-- Какой ты у меня догадливый, - король развернулся от окна и, подойдя к молодому человеку, наклонился и глумливо потрепал его за щеку.
-- А может мы "найдем" ей давно потерянного брата-чеха? - задумчиво протянул Ян.
-- И право. А то ещё муж полезет на нее без спроса брак консумировать, так она ж не Либуше******, она на месте сожрет, - подперев подбородок кулаком вымолвил Вацлав. На его лице читался экзистенциальный ужас, как будто он ярко представил сцену поедания чеха пожилой татаркой в процессе консумации брака.
Ян достал кипу земских досок и начал их перебирать.
-- ... так, у нас есть место в Мельнике, освободившееся после того, как ты... ну... Заяца... того... - деловито выдал писарь, - можно через него оформить брата ей.
-- Вот и замечательно... - Вацлав почесал затылок, - все сходится.
Король резко встал, заложил руки за спину и сделав несколько кругов широкими шагами открыл рот для очередной вирсы. Ян внемлел.
Церковники давно уж офигели:
Гоняют в шею поселенца, а сами только жрут и срут.
Дам им не земли, что так они хотели,
А дам я им ещё один свой королевский прут.
Борутка пусть энергию свою
Не тратит на расточки помоложе.
Пускай язычница попов накрутит на шлею,
Напоминая им, что воровать у короля негоже.
Выпиши ей назначение сборщиком церковного налога, - довольно хлопнул в ладоши Вацлав.
Король отхлебнул ещё вина и схватил писаря за руки.
-- Fidelis dilecti*******! Идем танцевать!
-- Вынужден отказаться, ибо есть ещё незаконченные дела.
-- Да в пердельник эти дела, чтоб их гусь лягнул!
-- Ваше Неприличество, осталось рассмотреть последнее дело - бургграфа Вышеградского, а там можно и зажарить гуся.
Беззаботная улыбка на румяном лице Вацлава сменилось неловкой задумчивостью. Король наполнил кубок и выпил его залпом.
-- Крутил я этому Рацеку жопу в трдельник! - воскликнул тот и, схватив свой стул, пустился с ним в пляс. - Нет чтоб в Вышеграде оставаться, так он решил чужих детей усыновить и наследство их себе присвоить! Я похож на шлюху? Нет? Тогда чего он решил меня поиметь!? Я его сам поимею!******** - король исполнил пьяный бранль со стулом. - Будет жить у меня на одно жалование!
Покружившись ещё какое-то время, запыхавшийся Вацлав присел и, порицающе оттопырив перст, начал диктовать:
-- Пиши, значит... Я, король чешский Вацлав, Богом, а не хреном собачьим помазанный, сообщаю тебе, государственной подстилке, что я, твой король и господин, разрешаю тебе отстроить замок на Веселе, или Коморни-Градек, или гнись конем Кобыла как ты там его назовешь... Да подойди к поручению добросовестно, как будто по утру мне залупу лижешь. Из камня возведи стены, укрепления... Чтобы стояли твердо, как твой хер, когда я потрусь своим елдаком меж твоих булок, пидор обосраный... Чтобы стены были облицованы и белее моей жопы, а то я сам приеду и тобой их облицую. Да, и чтоб вообще твоя харя меня перед шляхтой не позорила. И чтобы подход был удобным к городу, как к твоему раздолбанному пердаку. Да чтоб не брал ты с горожан налоги, а то я установлю тебе такой непропорциональный налог на твой член, что у тебя жопа треснет. А коли тебя, подстилку, кто обидит - свистни, и я их на глазах их жен трахну во все щели.
Вацлав резко встал и в порыве чувств артистично откинул стул ногой. Недавний партнер по танцу влетел в стену и с хрустом разделился на несколько частей. Король в недоумении посмотрел на останки предмета мебели, видимо, не ожидав от себя такой удали.
Немного охолонув, Вацлав изящно подошел к писарю и, оперевшись рукой на стол, внимательно прочитал письмо.
-- И право, хватит с него, - кивнул король. - Подписывай, да печати ставь.
Лицо Яна из Бамберка было невозмутимо, и только дрожащее в руке перо выдавало его эмоции.
"Мы, Вацлав, из благодати Божьей император Рима и навеки возвышенный король чешский сообщаем всем этим письмом, что за преданную, мирную, полезную и неутомимую службу, которую славный Рацек из Дворца, бургграф нашего Вышеградского замка и наш дорогой и верный слуга Нашей Милости демонстрирует с энтузиазмом и в будущем будет с ещё большим энтузиазмом доказывать, что не по ошибке или глупости, но после тщательного рассмотрения мы взяли его, а также его наследников по благодати, и благодаря этой силе короля Богемии и его твердой совести мы продолжаем благоволить в благодати, и из нашей особой благодати мы разрешаем замок Веселе (Коморни-Градек), который стоит над рекой, называемой Сазава в целом, снова отстроить из камня, возвести и встроить, огородить и укрепить, чтобы лучше было подходить к нему, и все, кто принадлежит к нему, могли в дружбе и мире владеть им, при этом все их налоги были сняты. Поэтому мы твердо и бесповоротно надеемся на всех урожденных панов, рыцарей, земанов, администраторов, бурграфов, гетманов, бургамистров, присяжных и совет муниципалитетов, городов, поселков и деревень, а также других верных подданных чешского королевства, как настоящих, так и будущих, что вышеупомянутый Рацек и его наследники в строительстве, возведении и отделке, ограждении и укреплении вышеупомянутого замка Веселе и всего, что входит в его состав, не будут мешать, а напротив, позволят им жить в тишине и покое в их окружении, если они хотят чтобы мы избежали нашего горького негодования.
Через пана Конрада, епископа Оломутского, Ян из Бамберка."
* Судя по тону документов, которые по делу Сокола вел еще до Грюнвальда Ян Бамберг, на родине к Соколу, на самом деле, отношение было смешанное - его даже ни разу от имени короля не назвали "любимым".
** Герой битвы под Грюнвальдом из войска Ягайлы, после войны предпочел монастырь шляхетству, был назначен епископом. Согласно Длугошу проявил под Грюнвальдом слабоумие и отвагу, а до этого валялся на ветках клена под кустом ежевики вместе с Ягайлой.
*** Ян Жижка несколько раз судился из-за наследства со своей сестрой. В том числе покинуть Радзин его побудило известие о смерти очередного мужа сестры и желание в очередной раз отсудить вымученное имущество. В очередной раз безрезультатно.
**** В результате Ян Жижка купил на часть денег доходный дом в Праге.
***** Верхнее одеяние, похожее на балахон с широкими рукавами. Стоило очень дорого из-за огромного количества ткани, уходящего на его пошив, и обильной богатой отделки. Являлось одним из статусных элементов одежды богатых людей.
****** Лебуша - полумифический персонаж чешской истории; с сюжета о её принуждении мужем к сексу начинается эпос "Война Женщин".
******* "Верный мой возлюбленный!" (лат.) - специфическая средневековая юридическая форма обращения, которой Ян Бамберг злоупотреблял в составляемых им документах.
******** Оммаж в сторону Квентина Тарантино, часто использовавшего нелинейную структуру повествования в своих фильмах.
*** *** ***
-- Мои дети и вдова, благодаря тебе и Рацеку, оказались в безопасности, - в свете луны яркие очертания призрака резали глаз, выделяясь из окружения черной ночи.
-- Рацека больше нет... - сдавленно вымолвила Борутка, - ты, наверно, сам знаешь...
-- Знаю, - призрак меланхолично отвел глаза, как собака, которая делает вид, что хозяин ругается не на нее, - это я его забрал.
Борутка впервые вытаращилась на призрака с ужасом.
-- Я был там с вами - меня принес твой меренок в копыте, вместе с осколком черного камня...
-- Это ты держал дверь? - скорее утвердила, чем спросила Борутка.
-- Я ...
*** *** ***
1380 год, осень. Эпидемия чумы. Колодец в Бланике переполнился*.
"Дагмара знала, что близок час", - так Николас Цуль обычно начинал свой рассказ о том, как Йоханнис появился на свет. Не уточняя, час чего.
"Ян Очко из Влашима**, отец ребенка, был убит вскоре после того, как Дагмара забеременела, по этому она боялась за свою жизнь. И вот страх и отчаяние подсказывают Дагмаре выход - отправиться к дальнему родственнику - то есть мне, - чтобы спастись", - неизменно надменным тоном произносил Николас.
"Никто же не будет искать её у паршивой овцы, правда?" - иногда добавлял он наигранно и злобно посмеиваясь.
"Я принял беременную родственницу с распростертыми объятиями и отвел её в небольшое укрепление, построенное на языческом капище, где она и родила", - этот момент повествования обычно вызывал у слушателей изумление добротой Николаса. Йоханнис же по возвращению из монастыря тщательно исследовал капище и никакого укрепления или его следов не нашел. Он вообще не нашел ни одного предмета или следа, который мог остаться от Дагмары в Остродеке. Ему даже иногда казалось, что её никогда там и не было, и её самой - не было. Говорить об этом с отцом желания у него тоже не было.
"Вскоре после родов Дагмара бежала в Шкворец, оставя младенца на мое попечение", - заканчивал историю Николас гордо; и не приведи господь кому то спросить, как тот смог выкормить новорожденного - скандал с истерикой и ломанием вещей в таком случае был бы неизбежен, со спрашивающим ли на месте, или с Йоханнисом после.
* Легенда о Бланике гласит, что когда в Чехии все будет очень плохо, дубы на холме вырастут огромными, ручьи наполнятся водой, как никогда, а колодец у самого большого дуба переполнится и из холма выйдут волшебные рыцари и спасут Чехию.
** Пражский архиепископ, реально умер в январе 1380 года.
*** *** ***
-- ... а я все ещё здесь, - призрак закинул голову, провожая взглядом луну, - мне некому больше мстить, мне не нужно больше кого-то защищать, мне некому больше возвращать долги, но я все ещё здесь. И я, кажется, знаю, что меня здесь держит, - призрак обхватил свои колени, как-будто замерзнув. - Зачастую в лабиринте выход там же, где и вход. Мне нужно узнать, как я пришел в этот мир.
-- И как это тебе сможет помошь? - с искренним любопытством вылупила глаза Борутка, насупившись, как голубь на ветру.
-- Она предала меня, оставив отцу. Отец предал меня, отдав Ванеку в качестве заложника. Ванек предал меня, пытаясь отправить на плаху... я не могу перестать думать об этих и других предательствах, - призрак почти незаметно кинул взгляд на пожилую женщину из под приспущенных век. - Я понимаю мотивы всех, кто меня предавал и использовал. Всех, но не матери. Я должен знать.
"Ты должен забыть, глупый христианин...- устало подумала Борутка. - Но и вправду, как можно забыть то, чего не знаешь?"
-- Exodus*, - кивнула Борутка. - Это может сработать.
* Ветхозаветная "Книга Исход" была настольной для правителей средневековья, так как содержит в себе пример Моисея, как эффективного антикризисного менеджера. Также она целостно содержит в себе метафизическую идею человека, который был собой, потом перестал быть собой, забыл, кем он был, а потом вспомнил и, приложив усилия, снова стал собой.
*** *** ***
От Остродека до Шквореца было всего пара часов конным переходом, однако эта пара часов растянулась, по ощущениям Борутки, на целый день. Дорога к замку лежала исключительно через горы. Что может быть хуже, чем поехать по горному серпантину и попасть на полпути под ливень? Много чего, конечно, но все равно - это было крайне неприятно.
Неудобство усиливала женская европейская одежда, которую Борутка была вынуждена носить, дабы внешне соответствовать своему статусу в обществе. Поверх льняной небесно-голубой срачницы на ней было надето суконное платье цвета череды, с карманами, отороченными брюшками белок, и сменные пришивные рукава из шелка, окрашенного мареной. Волосы и шею женщины прикрывал хитро уложенный вимпл из трех белых, сияющих, как снег в горах, шелковых платков, благоухающих лавандой. Однако все это великолепие Борутка прятала в дороге под простым коричневым шахтерским оверкотом с узкими рукавами и плотно прилегающим к голове капюшоном.
Отдельное неудобство доставляло то, что личные вещи приходилось держать в шелковом омоньере, изящно приколотом на фибулу к платью на уровне ниже талии, а не в удобной кожаной сумке на поясе, в просвете которой можно держать кинжал. По этой же причине сабля Борутки была пристегнута к седлу, а "милый друг", поселившийся в осколке черного камня, был вшит в один из карманов платья.
Маленький замок, притопленный в нише между дорогами, встретил пожилую женщину неправдоподобно белыми стенами и черепицей неземного вишневого оттенка. Словно кусок видения горячечно бредящего человека эти крыши будто специально, но безуспешно, пытались слиться с пасмурным, грязно-синим небом.
Камень в кармане задрожал. Дагмара была где-то рядом.
*** *** ***
Борутка присела за стол напротив матери Йоханниса. Дагмара была всего лет на десять моложе татарки, однако её поведение заставляло заподозрить в ней совсем уж юную особу. Аристократка отвела глаза от бывшей бандитки, надменно скривив губы, и пересела за секретер, в неудобной позе развернувшись на высоком стуле вполоборота к собеседнице.
-- Меня, вообще-то, преследовали, - процедила Дагмара. - Не тебе меня осуждать.
Борутка в очередной раз скрипнула зубами, раздражаясь на манеру собеседницы приписывать другим мысли, чувства и эмоции, и делать из приписанного далеко идущие выводы.
"Надо было эту кутляк* сразу на место поставить, как башхед какого..." - с досадой подумала Борутка, - "а теперь уже поздно как-то..."
-- Кто тебя преследовал и пошему? - произнесла старшая женщина вслух.
-- Они! - безумно сверкнув глазами безапелляционно выдала Дагмара.
Борутка уронила голову на руки и потерла лоб, сдерживая тяжелый вздох.
-- Им нужна была ты или твой ребенок? - попыталась направить тему в рациональное русло пожилая женщина.
-- Они убили его отца - архиепископа Яна Очко из Влашима! - надменно произнесла Дагмара. Как же в этот момент она была похожа на Николаса.
Борутку передернуло от отвращения. Отвращения к этой схожести Дагмары с Николасом и ещё большей, чем у Николаса, неспособности женщины вступить в конструктивный диалог.
-- Хорошо... - вымолвила Борутка, уставившись в стол перед собой, - пошему ты не вернулась за ребенком?
-- Да ты вообще не знаешь, что он со мной делал! - начала, захлебываясь, визжать Дагмара. - Если я вспомню все, что он мне сделал - я умру!
-- Кто? - апатично произнесла Борутка, уставившись в стену.
-- Он! - ожидаемо ответила Дагмара.
* По смыслу - сука (тат.мат.)
*** *** ***
В Остродек Борутка вернулась затемно. Даже дорога в дождливых сумерках через горный серпантин не могла её остановить от того, чтобы уехать из Шквореца как можно скорее, пренебрегнув навязчивым показным гостеприимством Дагмары, предложившей ей переночевать в одной комнате. По дороге татарку мучили воспоминания о том, как когда-то она уже приняла подобное предложение от Николаса, что повлекло за собой крайне плачевные последствия, спастись от которых она смогла только попав в тюрьму в Таборе.
В очередной раз перемалывая в душе отвращение к себе, Николасу и Дагмаре, Борутка вошла в свою комнату. Ту комнату, которую когда-то занимал юный Йоханнис.
Неловко освободившись от одежды, пожилая женщина залезла в кровать, укуталась в одеяло из шкур и заснула, колотясь в ознобе.