Ударился затылком об стол
Акт I. Утро в комнате
Эпилог:
Мне десять. Комната — мой маленький мир, скромный и тихий. Но этот день ломается с самого утра.
Я лежу в кровати. Тёмно-синяя махровая пижама — теплая, мягкая, пахнет свежестью. Солнце режет глаза — ярко, резко, будто лезвие. Встаю, тру руками глаза, пальцы дрожат.
— Сегодня солнечно! — восклицаю, подбегая к окну. Тяну малиновые шторы — тяжёлые, с вышивкой, скрипят, будто протестуют.
Прикрываю лицо рукой.
— Апчхи! — чихаю — громко, как выстрел, эхо звенит по комнате, заставляя сердце подпрыгнуть.
Стены розовые. Ковёр мягко шуршит под ногами — звук, будто шепот.
На стене — большой жёлто-оранжевый ковер, словно солнце, что не гаснет и не даёт покоя.
Сажусь на металлический стул. Он скрипит под весом, дергается, будто жалуется.
Локти опираются на стол — потёртый, с вмятинами и царапинами. С улицы доносится лай трёх собак — резкий, но знакомый.
Берусь за альбом — обложка с тигром пахнет бумагой, слегка шуршит, как дыхание.
Открываю.
Фламестеры в руках. Рисую: двухэтажный дом, трёх собак, маму и папу — линии неровные, но мои.
Комната — тесная, скромная, но моя.
Случайно задеваю локтем фламастер. Он падает под стол — звонкий стук, резкий.
— Упал, — шепчу тихо, сердце ёкает.
Наклоняюсь, хватаю его.
Встаю. Но…
Бац!
Затылок врезается в край стола — резкая, внезапная боль, словно взрыв внутри головы.
Мышцы сжимаются, холод прокатывает по спине. Сердце застыло. В груди — ледяной страх.
— Бо… больно… — шепчу с усилием, губы дрожат.
Встаю. В ушах — звон. В глазах темнеет. Шагаю шатко, мир кружит и падает.
«Боль пришла внезапно. Страх схватил меня. Даже стоя — он не отпускает.»
---
Акт II. Прибежали родители
Эпилог:
Звук удара прорезал тишину. Тревога ворвалась в комнату — без тепла.
---
Быстрые шаги — тяжелые, нетерпеливые. Ступеньки гулко отбивают ритм. Двое.
— Что случилось? — мама в жёлтом свитере, голос сдавлен, дрожит от тревоги.
— Опять… — вздыхает папа, тяжело, будто груз.
Шаги приближаются. Дверь резко распахивается с треском.
— Тимофей! Ты в порядке? — мама прижимает меня, помогает сесть на кровать. Свитер колет лицо. Руки сжимают крепко, почти больно. Запах духов резкий, дыхание — частое, прерывистое.
Она растирает больное место, пытается успокоить.
— Я волнуюсь за тебя! Надо было раньше прийти.
Шаги папы — громкие, уверенные. Коренастый, хмурый, пахнет машинным маслом. Подходит.
Глубоко вздыхает:
— Ты снова не досмотрела… — качает головой. — Зачем завела ребёнка, если не знала, как воспитывать? Ты хотела — разбирайся сама! — рычит, словно лев, горло сдавлено.
«Мама — мягкая, заботливая. Папа — обвиняющий, громкий. Пол уходит из-под ног. Хочется бежать. Забыть, как дышать.»
Я прячу лицо в мамин волосах. Руки дрожат, будто листья на ветру. Сердце бьётся громко, стучит в висках.
«Почему так? Он меня бросил? Я виноват?»
Слёзы текут сами, горячие и солёные. Кулаки сжаты, ногти впиваются в ладони. Дрожь не уходит.
Это привычно — крики, вина, боль. Я дома. Но скучаю по тишине.
---
Акт III. Защита мамы и побег
Эпилог:
Когда мама пытается защитить меня — это новая битва. Слова режут, как ножи. Всё бесполезно.
---
Мама взрывается:
— НЕ СМЕЙ ТАК СО МНОЙ ГОВОРИТЬ! — голос срывается, уши звенят, грудь дергается.
Она встаёт — напряжена, готова к бою, руки сжаты в кулаки.
Папа хватает скотч, разворачивает с громким шуршанием.
Быстро и жестко — на мамин рот, приматывает к стулу.
Она бьётся, отчаянно, руки сдавливают воздух, пытаясь вырваться.
Я стою пустой, рот приоткрыт — бессилен. Сердце стучит без ритма.
«Мама… почему так с тобой?»
Я выбегаю из дома — на свободу.
Три собаки бегут следом: Каштанка — пухлый щенок с белой мордочкой, Димон — стройный овчаркообразный пёс, Алюша — бежевая ши-тцу с длинной шерстью и усами, словно у деда.
Сажусь на траву. Лёгкое дыхание, ладони гладят шерсть.
Бросаю палочку в озеро. Смотрю, как они плывут обратно — вода бьётся волнами.
Возвращаюсь домой.
Мама замечает:
— Где ты был?
— Гулял, — тихо отвечаю, глядя в пол.
— НЕ УБЕГАЙ БОЛЬШЕ! — вскрикивает, ногой бьёт по полу.
Я шепчу, глядя вниз:
— Я не хочу видеть, как вы дерётесь...
Она ходит взад-вперёд, кулаки сжаты, челюсть стиснута.
— Оставайся и смотри!
— Я… я не могу, — шепчу, голос ломается.
— Ах, не можешь? Бросаешь мать так просто. Кто ты тогда? Если бы не ты, папа бы меня любил, дарил любовь, — она царапает кожу до крови.
— После переезда папа говорит, что разведётся. Я знаю, он меня не любит. Но мне не к кому идти, — шепчет, вытирает слёзы.
Я смотрю на маму, чувствую её боль, как свою. Колени подкашиваются. Слёзы на глазах.
— Я хочу умереть… устала от жизни… Я жила только ради тебя! — подходит ближе, я вздрагиваю.
— А если ты уйдёшь и страдаешь, мне не зачем жить… — уходит к двери.
— Ма… мама… не уходи! — кричу. Слёзы — солёный поток.
Она не слышит. Хватаю её за ногу.
Взгляд — не сына, а бремя, наказание, любовь, вышедшая из-под контроля.
«Мне надо было молчать, слушаться, верить. Но моя жизнь — страх и любовь одновременно.»
— Отцепись! — резко отряхивает меня.
Падаю на лестницу. Спина горит, будто огнём.
Поднимаюсь медленно. Лицо мокро от слёз, под глазами синяки.
— Ааа!!! — реву.
Дверь грохочет.
«Я снова один. Никто не скажет, что я не заслужил. Никто не объяснит.»
Финальный монолог
Мне десять.
Боль — стала частью меня.
Страх — живёт под кожей,
Пустота — глухо эхом в сердце.
Я учусь молчать,
Когда слова режут сильнее ножа.
Я учусь бояться,
Чтобы не разбиться вдребезги.
Но я жив.
Я остался.
И в этом — мой урок.
Травма — не конец,
Она — тяжёлый груз,
Что учит меня быть сильнее,
Когда кажется, что сил уже нет.
Я здесь.
Я жив.
И я буду бороться.