По следам обречённых душ

Штаб сопротивления,

комната Сэлда

Погода заметно разгулялась. Солнце ослепительно улыбалось, раздавая всему Зазавесью тепло и заливистые лучи. На старенькое здание с грязно бежевыми стенами прыгали лучики света, пробившиеся сквозь кроны возвышающихся над ним деревьев.

Сам по себе штаб не представляет чудо архитектуры, как тот же орден или академия, но потрясает благородностью, которое то излучает. Однако кое-что в нём таки есть особенное: небольшие окна, точно расколотые на десятки осколков, задорно переливаются яркими оттенками под настроение погоды и отбрасывают в коридоры завораживающие световые тени, подобно перламутровому камню. Все, кто видит эту красоту впервые, снаружи, думают, что это чудо похоже на снизошедшие с небес большие звёзды, одарившие простых смертных визитом. Остальные же окна представляют собой полуарки, которые могут лишь отчасти переливаться и то только в солнечную погоду. Само здание имеет форму слегка вытянутого квадрата, отчего походит на большого пушистого кота, прячущегося среди густых кустов и готового в любой момент атаковать.

Через распахнутые окна залетал приятный ветерок, точно навестить старого друга; он трепал волосы второго сопротивленца и гнал прочь застоявшийся воздух из комнаты. Только очнувшийся пострадавший, сидел в своей постели и пытался прийти в себя.

Бешено бегающие глаза Сэлда невероятно пугали Эпкальма, особенно его цепкая хватка. Друг словно впал в состояние транса на какое-то время. Поймав зрительный контакт, командир удерживал его, чтобы прочувствовать, как можно больше эмоций Рафспита. Боль. Паника. Ужас. Отчаяние. Они сменяли друг друга так быстро, что уловить эти резкие перемены было трудно, однако у Аноильтенса хорошо выходило, благодаря долгим тренировкам в прошлом.

— Глорас... он тоже должен знать... и капитаны, им нужно услышать обо всём. — Он выглядел, как завербованный. Большие, почти стеклянные, болотные глаза, метались до одури быстро. — Тенадасеры... они хотят свитки... и уничтожить...

— Сэлд, дыши! — Эпкальм подскочил к нему и положил руку ему на плечо, пока второй, которую Рафспит по-прежнему сжимал, перехватил в «братское рукопожатие»¹.

Потянувшись к миниатюрному воксиксу, лидер не переставал наблюдать за товарищем, который прижимал ладонь к груди.

— Глорас, Сэлд очнулся, он хочет, чтобы ты и капитаны услышали что-то! — Снова окинул взглядом друга. — Нужна медитрия! Глорас, ты слышишь?

На том конце оказалось тихо, никто не отвечал, поэтому Аноильтенс повторил ещё несколько раз.

— Мы уже идём, — отозвался, наконец, глава Вэдпрум, явно мчащийся по коридору.

Эпкальм просидел с Сэлдом ещё какое-то время, пока дверь в комнату не распахнулась и не влетела медитрия в сопровождении Глораса и трёх капитанов.

На вид самым неприятным всегда казался старичок со сморщенным от старости лицом и складками на лбу, что походили на гармошку — Эдма́нфер Консэ́дий. Аноильтенс и Рафспит, будучи гораздо младше, любили посмеяться втихушку со сварливого и неуклюжего, как медведь, мужчины, которому удалось прожить столько лет. Глядя на него каждый раз, в голове лидера возникал образ гриба с большим пузом, а маленькие выцветшие серо-голубые глазки, утопающие под густыми и лохматыми бровями, сверкали точно маленькие жучки, расположившиеся на шляпке. Что выглядело ещё забавнее, так это его привычка проводить по залысине с таким видом, будто у него роскошная шевелюра, прямо как у одного из капитанов. Раньше он мог смачно причмокнуть, делая подобный жест, но после частых смешков, он то ли смутился, то ли обиделся и перестал так делать. О своём злопамятстве мужчина говорил так: «Я просто долго помню».

— Сэлд! — взволнованно воскликнула Скафия, подбегая к сопротивленцу. Тучная женщина, посмотрела на подопечного, охваченного панической атакой, что-то быстро вколола ему. — Подними голову и дыши вместе со мной, давай, всё хорошо.

Проделывая это упражнение несколько минут, Рафспит таки сумел унять приступ и качнул головой, бросив взгляд на вошедших. По его лицу шустро стекали капли пота, опадающие на тонкое одеяло.

— Навёл же ты паники, негодник! — голос капитана На́рция, уже по обыкновению, издавал некое благоухание и нотки пафоса. — Позвал всех нас, чтобы мы увидели момент твоего пробуждения?

Глорас недовольно выдохнул, бросив взгляд на коллегу, который как обычно вёл себя через чур напыщенно и театрально.

— Кровь от мозга отлила из-за всех приблуд для ухода за жопой? — высказался третий капитан — Бо́нстек Па́вас. Едко усмехнувшись, он скрестил руки. — То-то она своей краснотой портки твои подсвечивает.

— Тебе бы вообще не помешало мыться, уверен мой зад чище, чем ты весь, — огрызнулся в ответ На́рций, который порой уж слишком щепетильно подходил к уходу за собой.

Эпкальм посмотрел в сторону вновь ссорящихся капитанов.

Уж кто-кто, а эта парочка ругалась при любом удобном случае, точно кошка с собакой. Хотя оно и неудивительно, ведь эти двое разительно отличались друг от друга. Вечно ухоженный На́рций Рела́спарбас, точно издавал благовония всеми клеточками тела и грубый, а-ля настоящий, брутальный мужик — Бо́нстек, с короткой бородой и совершенно противоположными «ароматами», частенько устраивали перебранки о внешнем виде друг друга.

Если Паваса раздражали самолюбие и чрезмерная ухоженность Нарция, то второго вводили в бешенство неряшливость и грубость товарища. Ещё одним их различием являлись волосы. Если «сияющий» капитан имел завидную светлую шевелюру, переливающуюся на свету, то у вечно противоположного «грубияна» — волосы коротко острижены, как говорил сам капитан: «Мужчинам изящества ни к чему».

Что делало Нарция мужественным, хотя бы от части, так это его слегка горбатый нос, продолговатые несколько шрамов на шее, оставленные тебрарумом и некоторая мускулистость, которая, однако, не шла ни в какие сравнения с вечным соперником. Чем он мог похвастаться, помимо волос, так это кожей и выразительными, цвета спелого зелёного яблока, глазами.

«Лишь бы глотки драть друг на друга», — с отвращением подумал Эпкальм, продолжая стискивать руку друга в своей.

— Прекратите этот балаган! — проскрежетал Глорас убийственно тихо, пока медитрия смотрела на капитанов с молчаливым осуждением.

Бонстек принял суровую позу, скрещивая руки, исполосанные множеством шрамов и расслабил лицо, отчего ещё один шрам, рассекающий бровь, стал гораздо чётче виден на лице с грубыми чертами. Сверкнув недобро тёмно-карими глазами на Нарция, он замолчал, после чего обратил взгляд к Сэлду.

— Закончили, наконец? — строго заговорила медитрия, не отводя взгляда от сопротивленца, чьё дыхание начало постепенно выравниваться. — Нашли, где сцепляться. Ещё хоть раз оскалитесь друг на друга в этой комнате, и моя рука с сильнодействующими слабительными дрогнет над вашими тарелками или кружками. И уж тогда из туалетов несколько дней не вылезете!

Капитаны напряглись, могло даже показаться, что они вжали головы в плечи, но таки окончательно затихли, не осмелившись больше даже посмотреть в сторону друг друга.

— Сэлд, как ты себя чувствуешь? — смягчился Глорас и сделал шаг вперёд.

В глазах главы читалось беспокойство. Что Эпкальм не терпел в характере Вэдпрума, так это некой смиренности; ведь когда он к чему-то привыкал, то переставал бороться с проблемой. Это касалось в основном небольших размолвок, на которые время он старался не тратить, так произошло и с двумя конфликтными капитанами, которых обычно разнимал либо Эдма́нфер, либо Гловиль или на худой конец Скафия.

Сэлд упёр руку в лоб, после уставился в одеяло всё тем же безумным и измученным взглядом, при этом не выпуская руки Эпкальма, наоборот, продолжал цепляться за неё всё крепче.

— Сейчас не об этом, — заговорил сопротивленец. — Я узнал планы тенадасеров.

После его слов все в комнате напряглись и насторожились сильнее прежнего. Казалось, что даже залетающий в открытое окно ветер замер, перестав качать занавеску. Сам Рафспит едва подрагивал, потирая ладонью лоб.

— Они собирают свитки Кэтсий, чтобы с их помощью дать тебрарумам невероятную и разрушающую силу. Насколько я понял, у них уже есть три свитка. Они начали их собирать больше двадцати лет назад. — Дрожь закрадывалась в его голос, но Эпкальм хорошо видел, как тот боролся со слабостью, как старался оставаться сильным.

В этот миг он увидел в нём самого себя в те дни, когда думал, что по его вине погиб товарищ. Увереннее обхватив руку Сэлда, он постарался жестом дать ему твердости и поддержки. И это сработало.

— Матерь Девы, — вымолвил Эдманфер, широко распахнув маленькие водянистые глазки и вскинув лохматые брови.

— Так, они пытались выкрасть свиток Кэтсии из академии, — заключил Глорас, засверлив глазами пространство внизу.

— Но для чего тогда тебрарумам нужна разрушительная мощь такой силы? — вопросил Бонстек и глянул на Сэлда, точно на нём вот-вот должен появиться ответ на вопрос.

— Разве не очевидно? Мы все в курсе, что Итенедонимус надеется вернуть тёмные времена, чтобы властвовать не только над людьми, но и всеми землями. Он хочет уничтожения всех устоев, разве не это его цель? — Нарций перевёл взгляд на Бонстека, который так же погряз в раздумьях.

— Эту сказку распространяют все, кому не лень. Никто точно не знает, чего на самом деле добивается Итенедонимус, — фыркнул Бонстек. — Власть, наверняка, не единственное, чего он желает.

— Это ещё не всё, — поторопился добавить Рафспит, под глазами которого отражались тёмные круги. Все тотчас замерли в напряжённом ожидании. Чудилось, что напряглись даже стены. — Я не понял точно, как и откуда они собираются брать силу Кэтсий и вживлять тебрарумам, но ясно, что тенадасеры нацелены на завесу мертвецов. Инриста́й ве́лум² — вот их цель.

Нарций прочистил горло, вскинул голову и повернулся к Глорасу.

— Глава, мы же все понимаем, что это какой-то бред, — начал он цинично, не лишая свои движения театральности. — Кэтсии энемы? Абсурд! Их не существует, они лишь легенда. С тем же успехом, Тёмный Властитель может пойти искать кастоса³, — фыркнул мужчина.

— Какой же ты всё-таки тупоголовый осёл, — злостно цыкнул капитан Бонстек. — Если свитки есть, и они уже их находят, подумай, о каких легендах тогда может идти речь?

— Это и правда звучит как выдумка, — вступил в разговор Эдманфер. — Ну какие Кэтсии? Их никто не видел уже почти три миллисана⁴.

— Тогда какие по-вашему свитки ищет Итенедонимус? — угрожающе злостный голос Глораса прогремел в комнате. — Если мы чего-то не видели, не значит, что этого не существует. Легенды тоже не берутся на пустом месте, особенно в Зазавесье.

Эпкальму стало противно слушать капитанов. Как они могли сомневаться в словах Сэлда, который чуть жизнь не положил, чтобы добыть эти сведения? Как эти старики вообще смели подвергать сомнению слова главы сопротивления? Что за упрямцы! И тут Эпкальма осенило. Не страх ли говорил за них всех?

Долгие столетия, люди поговаривали о могущественных существах, которые появились в мире, создали завесу и боролись с тиранией Итенедонимуса, но по какой-то причине бесследно исчезли. Все слухи, что когда-либо доходили до Эпкальма говорили о том, что Кэтсия стала союзником Итенедонимуса. Никто наверняка не знал точной истории, ведь люди по сей день путались в количестве этих душ: кто говорил, что Кэтсия энема всего одна, просто она имела возможность менять окрас, пока другие уверены, что их было пять. Те, кто уверены, что существовало их пятеро, — а кувелов, кто вообще помнил о Кэтсиях единицы, — твердили о красной, фиолетовой, жёлтой, синей и оранжевой, представляющих собой души огромных кошек, которые в своё время могли вселяться в людей, подчинять себе их волю и вместе с тем награждать невероятной силой.

А что касается кастоса, то о нём ходит много легенд, однако известно о нём только то, что он является хранителем завесы мертвецов. Тем не менее, кувелы уже давно стали считать и тех, и других за вымысел и пережитки прошлого.

Аноильтенс посмотрел на друга и никак не мог понять, откуда же Итенедонимус собирался брать могущественную силу давно утерянных душ, пока его снова не осенило.

— Вообще-то это правда. — Не отрывая взгляда от Сэлда, заговорил Эпкальм. — На последнем задании мы видели, как тварь с фиолетовым отростком разгромила камень в нерушимых долинах. И все вы должны помнить, что тенадасеры напали на академию и пытались вынести свиток, пусть он и оказался не тем. Так что не смейте говорить о том, что Сэлд лжец!

— Хватит, — заговорил Глорас. — Все дальнейшие обсуждения мы продолжим в комнате собраний вместе с капитанами.

— Постойте! — вдруг выкрикнул Сэлд, от чего нахмурившиеся мужчины, уже собравшиеся выходить, остановились. — Вы должны знать и о том, что приближенный капитан к Итенедонимусу вовсе не крепкий мужчина, а девушка с происхождением этвахаума.

Капитаны снова затеяли ярые дискуссии, заполнив громкими пререканиями и бурными обсуждениями комнату. Эпкальм переживал за друга, чьё эмоциональное и психологическое состояние, как ему казалось, оставляло желать лучшего. Но не одного его раздражали распри и балаган, который учинили четверо мужчин. Не выдержавшая Скафия, выставила всех за дверь и грозно приказала держаться со своими криками подальше от комнаты ещё не окрепшего Сэлда.

Эпкальм только и успел, что попрощаться с Рафспитом, прежде, чем его выставили следом. Капитаны ушли в комнату совещаний, по пути громко переговариваясь, даже когда Глорас пытался их утихомирить. Решая обдумать слова Сэлда, лидер направился к излюбленному месту — к реке. Идти за капитанами он хотел меньше всего, поскольку их наставлений и нравоучений хватало и без того. Складывалось впечатление, что каждый считал его за собственного послушника, оттого ему из раза в раз прилетали выговоры, ведь все они желали видеть его будущим сопротивления, а временами казалось, что соревновались кто отчитал его больше раз. Однако сам Эпкальм предпочёл бы не нести такую ответственность, поскольку уже и не помнил, когда в последний раз слышал от них что-то кроме брани. Из-за чрезмерно высоких требований, лидеру приходилось лезть выше и выше, чтобы не оплошать. Однако старания его оценивались очередными нотация того, что он делал не так. К другим сопротивленцам они относились куда терпимее, мягче, а с некоторыми и вовсе могли посмеяться и поговорить по душам. Жаль Аноильтенса такой привилегии лишили напрочь. Если бы не Бонстек, который наравне с Глорасом отчаянно сражался за воспитанника, он бы давно сошёл с ума вместе с главой.

В голове то и дело всплывали куски воспоминаний и мелькали ниточки, соединяющие эти обрывки. На холсте постепенно вырисовывалась полноценная картина.

«Если они правда собирают свитки, то проникновение в академию легко объясняется, равно как и тебрарум с сияющим отростком на голове в нерушимых долинах», — обдумывая детали, Эпкальм всё лучше понимал, что свиток, не доставшийся тенадасерам в тот день, наверняка, всё ещё находился где-то в академии, а это несомненно можно использовать против Итенедонимуса. Ведь тёмные выродки, наверняка, и не догадываются, что свиток, который они выкрали оказался пустышкой, а значит сопротивление, впервые за долгое время, оказалось на шаг впереди. Однако, принимать решение лидер не торопился, ведь понимал, что проникнуть на территорию академии ещё какое-то время будет невозможно, да и где ему искать сам свиток...

На выходе из штаба, Аноильтенс столкнулся в дверях с Ингет, которая отпрянула от него, как ошпаренная кипятком. Кинув безразличный взгляд сопротивленке, он выскользнул наружу и зашагал в сторону леса, продолжая думать над злосчастными тенадасерами, академцами и вещице, которая находилась где-то там, ожидая своего часа.

— Эпкальм. — Едва заслышав смятённый голос, наполненный дрожью, он обернулся и встретился с взглядом голубо-серых глаз с ярким медовым ободом вокруг зрачка. Она замешкалась, сжала кулаки, но таки выпрямилась. — Спасибо за тот раз в нерушимых долинах. Сама я бы и правда не справилась. — Ноты раздражения отплясывали не только в словах, но и сжимаемых в кулаки ладонях.

Задумчиво оглядев Ингет, Аноильтенс кивнул и уже было развернулся, чтобы уйти, как Хактес продолжила:

— Только не думай, что я сдалась! Я всё ещё хочу на твоё место и своим лидером не признаю!

— Ага, слышал. — Эпкальм равнодушно повернулся, понимая, что сказать ему нечего.

***

«Братское рукопожатие»¹ — рукопожатие, распространённое среди мужчин, так же известное, как «дать краба».

Инристай велум² (или же сдерживающая завеса) — вторая завеса, цель которой сдерживать души усопших. В основном туда попадают те, кто не закончил какое-либо дело или провинился в последней жизни, учинив много боли и страданий.

Кастос³ — по легендам, это страж, который охраняет инристай велум и не допускает, чтобы мертвецы прорвались в мир живых. О нём известно очень немного и все легенды гласят, что он давним-давно перестал показываться людям.

Ми́ллисан⁴ — время в Зазавесье исчисляется несколько иначе; указание даты строится следующим образом: число; месяц; миллисан — тысячелетие; сент — столетие; пост а́нса/а́нте анса — год после разделения мира завесой/до разделения мира завесой.

Пример: 16 стабирая третьего миллисана первого сента третьего пост анса — 16 стабирая третьего тысячелетия первого столетия третьего года после разделения завесой.