Непокорённые

Быть в том месте, в котором когда-то прошло твоё детство, но не чувствовать чего-то тёплого — это больно. Я жила в этом городе до одиннадцати лет, а потом мы с мамой уехали отсюда. Да, здесь есть памятные места, но даже сейчас, идя по тому парку, в котором мы когда-то гуляли с папой, я лишь тяжело вздыхаю. Ведь то, что приносит многим счастье, для меня — это лишь горечь воспоминаний. Возможно, если бы он был жив и мы могли бы пройтись здесь ещё раз, я бы смогла проникнуться.

Да, есть что-то хорошее здесь, но это уже не моё.

Холодный ветер бьёт в лицо, отчего пряди коротких волос падают на лицо. Каждый год здесь такой пасмурный август. Я уже привыкла к этому с детства, но всё же хочется тепла и солнца в эти последние дни лета. И оно, кстати, у меня последнее, в смысле детства. После выпускного и того, как пришли все результаты экзаменов, я сразу же подала документы в единственный вуз, в котором и хотела учиться. А потом мы с мамой и Витей, моим старшим братом, поехали в Алтай.

Красота гор так завораживает. А река Катунь настолько чистая, что мы видели её дно. Наверное, это единственное место, где я была и почувствовала себя по-настоящему живой за последние несколько месяцев.

Но потом нам пришлось вернуться, ведь у Вити работа, а мне нужно было собираться для переезда. Мама не хотела отпускать меня сюда, зная, что я буду тут одна.

Знала бы, с кем я тут буду.

Ладно, Кира нормальная, в отличие от её брата.

Я пытаюсь не думать о Диме. Уже прошло три дня после того случая в клубе. Всё это время он избегал меня или я его.

В тот вечер я оттолкнула его и убежала наверх, чтобы отыскать Киру. Когда она узнала, что её братец тоже в клубе, ей пришлось схватить меня за руку и скрыться оттуда. Но Дима вернулся за полночь и всё же позвал свою сестру на разговор. Я не спала и слышала всё, что он ей говорил. Парень не кричал, не упрекал, а лишь спрашивал, зачем она это сделала. И я заполнила одну фразу:

— Я и так делаю всё, чтобы её никто здесь не увидел, а ты тянешь её в клуб.

И всю ночь я думала о том, что значат его слова. Но пришла к выводу, что это всего лишь пьяный бред. Но и на этом не закончилось — был ещё поцелуй и не один. Мои губы ещё долго помнили его прикосновения.

Та Мира, которая влюбилась в Уварова, была бы счастлива и кричала бы во всё горло о том, что он её поцеловал. Но это было много лет назад. Сейчас же всё изменилось. Я выросла, пережила те чувства, и на смену им пришли более яркие и сильные — это ненависть.

Возможно, я ответила на тот поцелуй только потому, что была в ступоре и не осознавала всего происходящего. Дальше копаться в этом я не хочу. Этого больше не повторится, я не допущу.

— Мираааа! — зовёт кто-то меня, вырывая из мыслей.

Оборачиваюсь на голос и улыбаюсь. Илья, мой лучший друг, бежит ко мне, сверкая своими голубыми глазами. Парень подхватывает меня на руки, кружит. Я кладу ладони на его плечи, заливаясь смехом:

— Илья, отпусти... Дурак.

Он отпускает меня на землю, но вновь жмёт к себе. Я отвечаю на объятия, расслабляюсь.

— Я так скучал, — признаётся друг, когда отступает от меня.

— И я. Тебя не хватало там.

Мы пошли по дорожке в глубь парка. Дождик мелко моросил, поэтому пришлось вновь накинуть капюшон худи на голову. А то от моей укладки не останется и следа. В подтверждение моих слов добавил Илья:

— Чего это ты? Пусть намокнут, и я опять буду тебя называть кудрик.

— Обойдёшься, — показываю ему язык.

Так получилось, что с рождения у меня немного волнистые волосы. Весь подростковый возраст я их стеснялась и только год назад начала выпрямлять, чтобы они были чуть длиннее. Но даже так они доходят чуть ниже плеч.

— Как ты тут? — спрашивает парень.

— Да нормально, живу у друга Витьки, — отвечаю я. — Витя сам приедет только в начале сентября, поэтому решил, что я буду у Уварова до этого момента.

Вновь упоминание Димы заставляет моё сердце стучать громче. Я повторяю себе, что это всё из-за ненависти.

— Может, лучше к нам переедешь? Мама будет рада, — предлагает Илья, беря меня за руку.

Он переплетает наши пальцы, крепко сжимая их. Тепло пронизывает каждую клеточку моего тела, и мне становится спокойнее.

— Я бы с радостью, но не хочу Витю расстраивать. Он...

— Он мне не доверяет, — заканчивает он за меня.

Я решаюсь остановиться. Мы стоим друг против друга, разглядывая друг друга.

— Илюш, не надо так. Витя знает, что ты всегда меня защитишь, но он решил так, — делаю паузу. — Ему будет спокойнее, если я буду жить у Димы. Тут дело не в доверии, а в удобстве.

— В удобстве?

— Да, он и Уваров общаются же. Дима докладывает всё брату, а тот наставления ему выдаёт. Вот так.

Светлые волосы парня собраны в хвостик, так как они у него очень сильно отрасли. Видели бы вы моё лицо, когда я впервые увидела его таким. А сейчас он проводит по ним рукой, отпуская мою.

— Просто не понимаю, почему тётя Наташа согласилась на то, чтобы ты жила у того парня. Она не боится, а вдруг он что-то сделает...

— Нет, он так не поступит, — отрезаю я.

— Откуда ты это знаешь? Почему так уверена в этом? — не успокаивается он.

Я делаю глубокий вдох и вновь беру руки парня в свои, успокаивая:

— Потому что я знаю Уварова уже много лет. Он занимался у отца в группе. Для него я как младшая сестра... и к тому же у него самого есть сестра, и она живёт там же.

— А, тогда это меняет дело.

На этом мы закрываем эту тему и просто идём гулять. С Ильёй мы дружим с самого детства. Мне было шесть, а ему девять, когда на площадке я подошла к светловолосому мальчику и предложила познакомиться. Для меня общение с ним всегда было спасением. В школе его начали травить из-за роста, ведь он чуть выше меня. А парни в наше время все выше 170 сантиметров.

Я поддерживала его, говорила, что это всё ерунда. И он поверил мне, став игнорировать нападки.

Только когда мне пришлось уехать из этого города, мы потеряли связь на несколько месяцев. Было сложно и непривычно от этого. Он мне как брат — только не родной по крови, но родной по душе.

— Я тебя провожу и поеду к маме, а то она уже заждалась.

— Да, конечно.

Наверное, единственное, что я не чувствую к нему — это любовь как к парню. Люблю его как брата и друга, но не как... парня. А вот он надеется на это.

***

Уже в квартире Уварова, я торопливо переодеваюсь в свою черную пижаму. Комната Димы, на удивление, обставлена со вкусом. Большие, светлые окна немного смягчают мрачную атмосферу. Я даже не чувствую дискомфорта – моя комната оформлена в похожей гамме.
 
Надо же, у него хоть где-то есть вкус, – думаю я.
 
Сажусь на кровать, и тут звонит мама.

– Да, алло, мамуль.

– Мирочка, как ты? Всё ли хорошо?
 
– Всё в порядке. Только душ приняла. А ты как? Пьёшь таблетки?
 
– Я переживаю за тебя, доченька.

– Мам, я в безопасности, Уваров как наседка. Не беспокойся.
 
– Ладно, хорошо… И да, я пью таблетки.

– Умничка.

Разговор прерывает появление Киры. Она заходит в комнату в спортивном костюме.

– Мам, перезвоню.
 
Откладываю телефон и смотрю на девушку.
 
– Не знала, что у тебя кудрявые волосы, – говорит она, глядя на мои влажные пряди. – Тебе идёт.

– Спасибо, – смущаюсь я.

– Мир, извини за тот случай в клубе. Не надо было тебя оставлять…

– Кира, брось. Я не в обиде, забудь.
 
– Просто Дима сказал, чтобы ты больше не появлялась в таких местах…
 
Точно, он решил, что будет моей нянькой.

– Да, конечно. Я и сама не собираюсь ходить по клубам… Да и мне нет восемнадцати, это тебя пропустили… Кстати, а тебе сколько?
 
– Двадцать, – спокойно отвечает она, садясь на край кровати.

– Ого.
 
Она улыбается и поглядывает на смарт-часы на запястье, а я проверяю время на телефоне. Семь вечера.
 
– Я сейчас ухожу к парню. Дима, скорее всего, даже не приедет. Останется у своей девушки. Ты не боишься одна?
 
У него девушка? Серьезно?
 
– Нет, нет… Всё нормально. Иди.
 
Она улыбается на прощание и выходит из комнаты.

***
 
Засыпала, и в голове – снова Дима.

Почему так? Не хочу, а думаю. Избегаю – он как тень, преследует, даже когда его нет рядом. Его имя, его слова…

Всё пропитано им.

Около одиннадцати вечера я резко проснулась от грохота в прихожей. Сердце замерло от страха.

Кира вернулась? Но почему так шумно?

Встав с кровати, я осторожно вышла из комнаты и увидела Диму. Он стоял перед зеркалом и шептал, словно проклинал:

– Ненавижу.
 
– Дима? – позвала я, и голос дрогнул.

Он резко обернулся, и в глазах – что-то недоброе. Его шатало, когда он двинулся ко мне, а я инстинктивно отступала. Знаю, что он не тронет меня, но страх сдавил горло.

– Мирослава, – выдавил он, подходя вплотную и прижимая меня спиной к стене. Холодная штукатурка коснулась кожи.

Ему пришлось наклониться, чтобы говорить прямо в лицо. От него пахло алкоголем и сигаретами – как в тот вечер в клубе.

– Ты пьян? – прошептала я, чувствуя, как внутри все сжимается.

Он закрыл глаза, словно от боли. Я осмотрела его лицо, замечая ссадины на челюсти, разбитую бровь. Он что, подрался? За что?

– Выпил немного, – глухо ответил он. – Тебе лучше пойти в комнату…

Он оборвался на полуслове, распахнул глаза и смотрел на меня в упор, словно видел насквозь. Свет от коридорного светильника выхватывал его эмоции, его самого – сломленного, злого, уязвимого.

Я прикусила нижнюю губу, чтобы не сказать глупость. Вопросы, обвинения, невысказанные чувства – всё смешалось в голове.

Дима сбросил кожанку на пол и снова оказался вплотную, заперев меня руками у стены.

– Дим… – мой протест прозвучал жалко.

– Молчи, прошу… – в его голосе сквозила мольба.

– Опять поцелуешь? – сорвалось с моих губ, и я тут же пожалела об этом.
 
Дура.

– Нет, нет, блять… Прошу, прости меня… Это нужно было… – говорил он, как в бреду. – Забудь, этого больше не будет… Не говорим об этом.

Согласна. Иначе я не смогу жить дальше, не смогу разобраться в себе.

Чтобы сменить тему, я предложила:
 
– Давай я обработаю тебе раны, ты примешь душ и ляжешь спать?

Но он поступил иначе – вдруг обхватил меня руками и прижал к себе. Моя щека коснулась его груди, и я почувствовала, как быстро бьется его сердце.

– Обними меня, прошу… Недолго… Потом мы это забудем…

Я не понимала его. Но почему-то не смогла оттолкнуть. Положила руки на его широкую спину, ощущая напряжение мышц. Дима опустил нос в мои волосы и жадно вдохнул. Эта близость ошеломляла, пугала, притягивала. Мокрая одежда холодила, но его тело обжигало теплом – дикий контраст.

– Дим, ты чего… – прошептала я, когда он прижался губами к моей шее. Его дыхание опалило кожу.

Объятия казались такими родными, словно мы самые близкие люди, утешаем друг друга. Но это же не так. Я должна ненавидеть его, презирать. Почему я поддаюсь? Почему позволяю ему так близко подходить?

Он сжал меня крепче, словно боялся, что я исчезну:

– Я должен тебя защитить… Не отдам им… Ты будешь в порядке…

Что он несет? Кто "они"? Почему он так говорит?

– От кого? – спросила я, отстраняясь и глядя ему в глаза.

Он не отпустил, только прижал меня ближе.
 
– Не важно… Прошу, обними еще раз… Мне это необходимо…

Несколько минут мы стояли так, пока он, наконец, не отпустил меня. Он смотрел в пол, словно стыдился. А я обняла себя руками, дрожа от холода и непонятных чувств. Хотела уйти, но он остановил:
 
– Ты же хотела обработать мне раны.

– Да… Пошли в ванну.

Он пошел за мной, что-то бормоча себе под нос. Я старалась не думать о том, что снова буду так близко к нему, но оставить его в таком состоянии не могла.

Уже в ванной он показал на шкафчик с аптечкой. Достав всё необходимое, я спросила:

– Тебе лучше сесть или…?

Не успела договорить, как он вдруг подхватил меня на руки и посадил на стиральную машину, а сам встал между моих разведенных ног. Мое сердце бешено заколотилось.

– Так пойдет? – уточнил он, положив руки по обе стороны от меня. – Чтобы ты не упала.

Я смочила ватку перекисью водорода и поднесла к его брови, чувствуя, как дрожат руки. Боялась прикоснуться, но он жестом показал, что можно. Его зеленые глаза смотрели на меня не отрываясь, и я чувствовала, как щеки заливаются краской.

Закончив с бровью, я принялась обрабатывать кожу на щеке. Она такая гладкая, теплая…

Что со мной творится? Я теряю контроль.

– Всё, – тихо сказала я, стараясь не смотреть ему в глаза.

Дима покачал головой и вдруг прижался поцелуем к моей щеке. Спасибо.

– А теперь иди спать, Мирослава, – попросил он, снова беря меня за талию и осторожно опуская на пол. – Забудь всё, что сейчас произошло.

На дрожащих ногах я побежала в комнату и захлопнула за собой дверь.

Что это было? Что он хотел? Что чувствую я?

Если бы можно было стереть память… Я не должна помнить этот вечер. Не смогу жить дальше, зная, что обнимала его, помогала ему…

Пусть всё это провалится в тартарары.

Словно услышав мои мысли, он крикнул, проходя мимо комнаты:

– Только с тобой.

И я замерла, прижавшись к двери, не зная, что чувствовать. Растерянность, страх, отвращение, странное притяжение – всё смешалось в один клубок. Что он имел в виду?