В память о жизни

Глава 1.
Это случилось сегодня в полдень. Вернее, этому помогли случиться.

Я чванливо жевал тишину цитрусовых деревьев, пальм, и тонких трещин, впивавшихся в белый камень.

Близилась зима. Хотя зимой такое многие не назовут. Скорее – стихия, сдирающая крыши, как коросты, вертящая автомобили и железные контейнеры, подобно игрушкам, и рассеивающая серые облака черной плесенью по углам небольших квартир. Ледяная вода залезает в обувь, морозный вой проникает в душу, только и всего. Никакой вам метели, никаких сосульих оскалов.

Что-то билось у меня в груди. Точнее не в груди, а в грудь. И сложно было определить - билось внутрь или наружу.

Иногда люди ссорятся, иногда часто.

Я и Софи в это «часто» не попадали, но «иногда», все же, случалось. И когда случалось - каждый раз одинаково билось, стучалось внутри.

Ветер уже начинал поддувать редкими холодными порывами, обдавать студеным солнцем. Внутри было больно, но не настолько, чтобы прочие чувства атрофировались, и, достигнув неспособности игнорировать дрожь, я стал собираться домой.

Внезапно меня окрикнули, вернее одернули собственным именем. Это был Генри, мой первый знакомый здесь. За недолгое время наших отношений, он был номинирован на позицию хорошего друга и надежного товарища, и почтенно награжден моим уважением и доверием.

Генри был здесь не местный, как, впрочем, и я. Это нас немало единило. Как и объединяло какое-то общее гипертрофированное критическое мышление, не имевшее границ критики ни в размерах, ни в зоне применения.

Щебень трещал(хрустел) под его ногами, с каждым шагом все более жадно вгрызаясь в драгоценную тишину. Хр-Хр-ХР-ХР. Стоп.

-«Как сам?» - было видно, что вопрос этот он задавал скорее себе, чем мне. Какая-то сильная мысль заставляла его взгляд то и дело застревать в случайных предметах.

Я рассказал ему про свою спонтанную любовную драму, и он понимающе покивал. Хоть слушал он меня едва ли, но я почему-то знал, что понимал.

-«Ты помнишь свой номер телефона?» - внезапно спросил он.

Мои брови двинулись навстречу друг другу.

-«Просто назови свой номер телефона.»

Брови остановились.

-«Я не помню.»

-«И я не помню. Хотя довольно давно выучил наизусть. Сколько лет твоему отцу?» - продолжал он свой бессмысленный алогичный допрос и с каждым вопросом все глубже утопал взглядом то в фонарном столбе, то в волнистых морщинах моего горла.

-«Около шестидесяти. Вроде.»

-«Давно ты перестал помнить такие вещи?»

-«Да не знаю. С тех пор как мы стали меньше общаться.»

-«Когда последний раз плавал в море? Когда пил виски в последний раз?»

И тут я понял на какой вопрос он искал ответ.

Глава 2.

Прежде чем я успел выразить свое понимание физически, он сунул мне серый рюкзак с черными металлическим застежками. Застежки ухнули и навстречу мне, пугливо, как осиротевшие собаки, выглянули пачки и пачки наличных денег.

-«Смотри.» - он достал телефон и мне стало неловко от неясности куда девать свой взгляд. То ли в сумку, то ли в телефон, то ли на него.

Он набрал какой-то номер и поставил на громкую связь.

-«Генри, приветствую, что-то случилось? Почему ты звонишь мне в нерабочее время?»

-«Добрый день. Мне очень неловко Вас беспокоить, но Вы обещали мне вчера выдать аванс, но не выдали. А мне нужно оплачивать квартиру. Очень неловко, но...»

-«Да? Разве я?.. Некрасиво получилось. Заезжай ко мне, если удобно, я все тебе передам.»

-«Спасибо Вам огромное, спасибо. Напомните, пожалуйста, адрес.»

Мое лицо устало подбирать эмоции под ситуацию и уставилось в лицо Генри, ожидая примера.

-«Так происходит уже неделю. Каждый день я звоню, каждый раз говорю одно и то же или что-то похожее, приезжаю к нему домой, пью порцию скотча или чашку чая и забираю аванс наличными. Сегодня я звонил трижды. Он категорически ни черта не помнит. Никто здесь ничего не помнит.»

Я объявил пальцем паузу и достал свой телефон.

Глава 3.
Исполинская ладонь собственного азарта плавно несла меня над извилистыми улицами, над гравием и песком, по незримым каналам ветра. Сам себе я был удивителен - как легко переменил настроение, как просто принял новую странную горизонталь мысли и, буквально, сорвался за пределы логики и здравого смысла. Я был уверен - сыр выпал из мышеловки.

В киностудии(*не киностудия это была вовсе, а обычное видеопроизводство) все работали механически. Это было и прежде, это было всегда.

Люди попеременно машинно входили в кадр, гримасничали и выходили.

Операторы будто крестили камерой вошедших. Вверх-вниз, вправо-влево. Хлопушка щелкала абсолютно без всякого смысла.

Я пробрался через скопище человеческих болванок, прежде скрипевших мозгами, а теперь, отчего-то сделавшихся совершенно бесшумными и пустыми. На секунду остановившись у такой же как все, но имевшей чуточку больше сакральности двери, я надавил ручку.

-«Слушаю, чем могу помочь?» - небывало сухо и безучастно кинул мне директор финансов.

Не сказать, что мы были с ним побратимы. Мы виделись два раза в месяц - при расчете, но в этот раз он рявкнул так, как случИлось у нас впервые(при первой встрече).

-«Я пришел за авансом, Вы обещали сегодня выплатить, вот я и...»

Вот я и нервничал как скотина, омывая кривой позвоночник потом, ибо аванс получил еще пять дней назад.

-«Одну минутку.» - он полез в ближнюю к себе полку стола и меня нелетально тряхнуло.

-«Как Ваша фамилия?»

Как глупа была эта оплошность. Не допустить, не пропустить на азартную руку и подобия мысли о самой процедуре получения денег... Пот выкачивал воду с плеч, с шеи, с затылка. В особенности с того места в затылке, где скукоживалось все тепло с моего лица и ушей.

-«Нестеров.» - про себя, обеими ладонями закрывая себе рот, сказал я чужую фамилию.

Как это пронзительно было глупо и отчаянно. Я чувствовал, как кожа неспешно отмирает с моих висков и сыпется на пол.

Директор машинно водил пальцем по альбомного вида журналу.

-«Нестеров.» - остановив палец на этой фамилии он повел его дальше вправо. - «Распишитесь тут.»

Палец остановился в ячейке четыре на два сантиметра. В ней, ровным красивым почерком танцевала подпись Сергея Нестерова, законного ее обладателя.

Ступор намертво сковал мое тело и только Исполинская рука сохраняла подвижность. Она медленно подняла в воздух ручку и макнув кончик пера в ячейку, стала старательно выводить дубликат расположенной в ней подписи. Когда дело было кончено, ладонь положила ручку, ловко подобрала под себя пальцы и исчезла в моей груди. Где-то там, где все также стучало, но теперь не совсем как прежде - из желудка в горло, из горла в желудок.

Директор машинально поправил ручку, закрыл журнал и неспешно начал двигать ящички в своем столе. Их была уйма, не меньше дюжины. Он шипел ими и стучал, пока наконец не нашел в одном из них пластиковый контейнер с бумажными конвертами. Конверты был датированы и проименованы. Мне снова стало за себя непростительно стыдно.

-«Странно, Вашего конверта почему-то нет.» - искренне удивился директор.

Соленые реки вновь хлынули по начавшей было пересыхать коже. Лицо пыталось исказиться недоумением, но по неясной причине не могло вспомнить как.

-«Видимо, какая-то ошибка...» - пожимая плечами сказал только что заготовленную мною фразу директор. - «Одну минуту, обращусь к Казне(истинная фамилия генерального киностудии).»

Он встал и вразвалку вышел из кабинета оставив меня наедине с собственной влагой.

Глава 4.

Секундная стрелка тикала в такт с уголком правого глаза, минутная - с уголком рта. На элегантном комоде стояли какие-то награды, фотографии и фигурки забытых киногероев. «Забытые» - неслучайное слово, теперь оно приобретало новый характер. От вещей этих, прежде овеянных чем-то далеким, теперь несло чем-то бессмысленным. Когда я вошел сюда впервые, о них никто не вспоминал. Теперь же, совершенно точно, о них никто ничего и не помнил. Я взглянул на одну из фотографий. На ней, по всей видимости, был запечатлен директор со своей семьей в лице жены, дочки-младшеклассницы и веселого черного пуделя. Помнит ли он их? Возможно ли забыть собственную семью? Два этих вопроса съедали меня любопытством и какой-то томительной надеждой.

Дверь отворилась.

-«Прошу прощения за ожидание... Извините, напомните Вашу фамилию?»

-«Нестеров.» - уверенно сказал я и почувствовал, как рука азарта издевательски вскинулась к правому виску.

-«Да, точно. Пожалуйста, Ваш аванс. Еще чем-нибудь могу Вам помочь?»

-«Да, был бы очень признателен. Дело в том, что я собираюсь завести собаку и помню, как Вы рассказывали про приют, в котором своего... Напомните, как зовут Вашего пса?» - Исполинская рука, одержимая экстазом издевательски дергала моего собеседника.

Директор секунду поводил глазами и с привычной мягкой деликатностью ответил:

-«Это было так давно. Навряд ли я смогу дать Вам полезную информацию. Погуглите, сейчас все необходимое можно найти в интернете.»

-«А какой породы Ваш пес? Какой у него характер? Тяжело было налаживать с ним контакт после приюта?» - руке, как, впрочем, и мне хотелось кончить. Мне хотелось, чтобы что-то в его забвении вдруг сломалось, чтобы тяжесть сознания вдруг всем своим весом придавила его к полу.

-«Послушайте, разве это так важно? Посмотрите пару лекций кинологов, побеседуйте с сотрудниками приюта. Это будет намного более для Вас полезно.»

-«Но все же, как выглядит Ваша собака?» - с одержимостью фетишиста и нездоровым безумным взглядом наступал я на него.

-«Вы задаете странные и неуместные вопросы.» - с осторожностью пятился его взгляд, разыскивая ответ на причину возникшей ситуации в поле своего зрения.

Не найдя ничего подходящего, а вернее, даже не зная как это подходящее выглядит, он остановился, и лицо его вдруг затвердело.

-«Вы спрашиваете меня о странных вещах. Зачем мне держать в голове, как выглядит моя собака, если вечером я приду домой и увижу ее?»

Я немного опешил и тоже остановился. Какая-то неразрывная непроницаемая плоскость очутилась вдруг между нами. Между мной и целым миром, прежде несущим меня в себе по течению жизни, а теперь резко выплюнувшим в нестерпимо ледяную воду совершенно голым.

-«Прошу прощения, что-то на меня нашло... Спасибо за деньги. Еще раз прошу прощения. Хорошего дня.»

Пока я барахтался по длинному коридору, пустые болванки медленно покачивались вокруг. Перед самым выходом я остановился и еще раз посмотрел на свою «команду».

Выйдя из здания, я понял, что без Софи происходящее не вывезу и направился к ней.

Становилось страшно - режиссер постепенно сходил с ума.

Глава 5.

Я приехал сюда полгода назад, когда в моей стране началась война. Иронично то, что люди постоянно вспоминали друг другу прошлое, зачастую никогда не существовавшее, и тем самым лишь подливали масла в огонь. Мне же было на это плевать. Я хотел создавать настоящее и грезил о будущем. Я только окончил киноакадемию и начал стремительную карьеру в коммерческой съемке. Реклама, музыкальные клипы и видеожурналистика находились в художественном упадке - их целью было убедить человека в том, что информация на его экране незыблема и необходима. Я же видел потенциал в искренности. Мне же хотелось заработать денег на собственный продакшен и перевернуть индустрию.

Удивительным образом, то ли в силу таланта, то ли волей случая, «заработать денег» у меня  получалось неплохо. Люди сами хотели прикоснуться к тому, что вызывало у них эстетический восторг и заставляло думать, и охотно покупали все, что обыгрывалось в моем контенте.

Дела шли, поступали предложения от разных компаний. В том числе и от Mind Production - единственной среди них зарубежной.

Учитывая тот факт, что политическая обстановка обострялась, а меня безумно тянуло вперед, в мир, долго я не раздумывал и уже через месяц после предложения очутился тут.

Место было чудесное. Много солнца, зелени, бесконечные горы вокруг и невероятно легкие, на контрасте с моими земляками, люди. Многие же из этих земляков пугали меня прошлым - кровопролитной войной, имевшей место между двумя нашими государствами три десятилетия назад. Меня громко стращали сохранившейся враждебностью местного народа по отношению «к нашему брату», однако ничем подобным здесь и не пахло. Будто бы слова «наш» и «ваш» были здесь грамматически несовместимы с понятием «брат».

В общем, довольно быстро я забыл все те ужасы, которыми пугали меня на родине и с ликованием начал знакомиться с прелестями новой чудесной жизни. Так я встретил Софи.

Глава 6.

Мы познакомились с ней через месяц после моего переезда, на какой-то дурацкой экспатской тусовке. Она жила здесь прежде, но уезжала домой в силу внезапного глубокого творческого кризиса.

Софи ставила танцы. Не танцы даже, а глубокие треплющие душу танцевальные пьесы. И писала стихи, что были не стихами вовсе, а одой всему человеческому и бесчеловечному в этом мире.

Довольно быстро между нами нашелся общий язык.

Я часто встречал ее с репетиций и мы гуляли, обо всем говорили и слушали ее потрясающие стихи. Говорю «слушали», потому что и сама она трепетала от собственной манеры, которая, в свою очередь, была чем-то ни на что не похожим.

«Люблю» ударило мне в голову сразу за «влюблен» в один из таких дней. Был знойный летний вечер, вместо воздуха висела теплая влага. Позже, когда я буду рассказывать об этом вечере матери, она назовут его приторно сладким .

Софи была девочкой с Севера и холод свой страстно любила, поэтому часто описывала родные места, и мы воображали, как гуляем среди блестящего бархата снега и зеленых наконечников пихт.

Весь вечер мы пили пиво и обсуждали музыку, периодически кидаясь камнями то ли в воду, то ли в темноту, то ли в самую суть пустоты, которая стремительно заполнялась по ходу вечера.

По пути домой мы устроили «привал» на залитой фонарным светом площадке у кромки воды. Вокруг не было ни души. В какой-то момент диалог перешел на язык действий и Софи включила музыку. Ее вкус был чистым, лишенным любых усилителей. Песни, которые она включала много значили для нас обоих, и мы всей душой им подпевали.

Вопреки моим ожиданиям, петь она не умела, как и я, ровным счетом. Но не на слух, так на веру примите факт того, что дуэт наш был безупречен.

В какой-то момент вечера заиграла та песня, что про любовь. Не про какую-то там любовь, а про ту самую твою собственную - самую настоящую и трогательную. Наши взгляды неловко ударились, попробовали разойтись, но не вышло. Вдруг Софи взяла меня за руку и повела в танце.

Мы долго кружились(=я топтался), подпевая своим непонятным, как будто бы птичьим голосом, а потом замолчали, потому что губы наши больше не могли издавать звуков.

Вокруг падал неосязаемый снег и беззвучно хрустели ветки.

Глава 7.

На пороге дома Софи меня кольнуло неизвестное мне прежде сомнение.

Я постучал в дверь. Было неясно - то ли за ней шевелились, то ли нет. Я постучал снова.

Спустя две минуты дверь была открыта. Софи стояла и смотрела на меня.

-«Привет.» - сказал я.

Софи стояла и смотрела на меня так, будто я пришел впаривать ей какое-то кидалово.

-«Ты не разговариваешь со мной?» - путаясь в эмоциях спросил я.

Софи смотрела на меня так, будто я пришел  впаривать ей какое-то кидалово не в первый раз.

-«Мы знакомы?» - с обреченной неискренностью спросила она.

Выглядела она как человек в глубокой депрессии.

Собственно, в ней она и была, причем довольно клинически. Пару месяцев назад у нее снова начался кризис - сначала творческий, а затем и экзистенциальный. Я уговорил ее пойти в терапию, но регрессия продолжалась.

Меня снова кольнуло.

Софи постепенно забывала бытовые привычки - перестала выходить на улицу, перестала обращать внимание на порядок, порой на еду, а порой и на меня.

Мы меняли специалистов, соблюдали медикаментозную терапию и рекомендации, но ничего.

Единственное, в чем она соблюдала регулярность, это чтение. Все свободное время Софи раз за разом перечитывала любимую книгу детства.

Не зная чем ей помочь, я безмолвно радовался тому, что к чему-то у нее остается интерес, пускай и немного странный.

Два дня назад она попросила меня съехать. Она сказала об этом так тихо, но так твердо, что у меня не нашлось ничего в ответ, и я съехал.

Тем временем, все нутро мое разрывали импульсы - из ее глаз в мои, из моих в ту самую часть груди, где стучало.

-«Софи, прием, ты чего, не узнаешь меня?»

-«Нет.» - безучастно ответила она.

-«Мы познакомились пару дней назад, я доставлял тебе продукты. Извини за вмешательство в личное пространство, это некрасиво, но мне очень хотелось увидеть тебя снова.»

...впаривать ей какое-то кидалово.

Софи молчала.

-«Да, извини, я пойду. Это было довольно нагло. Может тебе нужно что-нибудь из продуктов? Ты же знаешь, я в этом вопросе мастер.» - я глупо ухмыльнулся, будто разыгрываю неумелый подкат, хотя и умелый у меня выглядел похоже.

Софи тупо стояла и смотрела на меня без каких либо эмоций, как будто ждала, когда это событие просто закончится.

Я развернулся и осунувшись ушел.

Глава 8.

Оставался единственный человек, который понимал. Который мог понять. Я позвонил Генри и договорился о встрече.

По пути в наш любимый бар у причала я заново сшивал в голове факты, но в отличном от прежнего порядке.

В киностудии(*), если верить слухам некоторых новичков, была постоянная текучка режиссеров и сценаристов. Говорят, они все выгорали и скатывались в клише. Это было совсем не на руку компании и их просто увольняли, находя новых.

Я верил в себя и не придавал этому значения.

Остальную команду эта учесть обходила и большинство стаффа работало там с самого открытия. Вероятно это было потому, что остальные процессы были четко поставлены на поток нейросетью.

Нейросеть отбирала тренды, паттерны, определяла подходящий под кадр свет, генерировала звуковые эффекты и музыку. Все что требовалось, это по-человечески непредсказуемо увязать это все в историю и также непрорицаемо снять. Для остального нужно было лишь встать в определенное место или определенным образом повернуться и сделать конкретное действие.

Я верил в себя и не придавал этому значения, а недавно и сам стал ловить себя на том, что все меньше могу предложить нового. Все меньше интересных образов и приемов вспоминаются(=приходят на ум).

Софи прежде тоже рассказывала о чем-то таком. В ее первый кризис здесь, в какой-то момент, все ей стало становиться одинаково. Разница исчезала, исчезали контрасты, пропадали и эмоции в ее танцах.

Не сказать, что она страдала. С ее слов, в какой-то момент ее всковырнули воспоминания о доме и она поняла, что ностальгия эта - единственное весомое осязаемое чувство.

Софи вернулась домой и не прогадала - через месяц эмоции полились рекой, да с такой силой, что танцев стало недостаточно для их выражения и Софи начала писать стихи.

Пол года она пожила, а потом заскучала. Вспоминала тепло, солнце, лозы винограда, плющ и сдалась обратно(=вернулась).

Меня снова кольнуло. Нужно везти Софи домой и самому, возможно, ехать тоже(непонятно только куда).

Глава 9.

Усевшись за столом, долго мы не любезничали и сразу перешли к делу. Я рассказал Генри о своих наблюдениях, он о своих.

Пока я зарывался в рассыпчатом легком ужасе, Генри наслаждался сбоями матрицы.

Он трижды проиграл в казино и трижды был выгнан оттуда за дебош. Столько же раз он звонил своему боссу. Приводил двух разных женщин на одну и ту же яхту и каждый раз уговаривал капитана на оплату после, ни разу не заплатив. В общем, День сурка пока был для Генри лучшим днем на Земле.

За соседним столом сидели четверо мужчин в возрасте. Они курили сигары, пили местную водку, кофе и постоянно смеялись.

Вот что было странно. Я давно не слышал, чтоб люди смеялись.

«Иностранцы...» - донеслось до меня старое, по новому выученное слово.

Я вернулся к более близкому языку моего собеседника.

-«Мы можем все, братэ. Можем использовать систему так, как нам этого захочется.» - надрывался Генри.

«Не насытились/не пропитались/не наполнились еще нашим воздухом» - перебирал я в памяти долетавшие до меня малознакомые слова.

Опять смех.

Весь вечер Генри пытался переубедить меня в том, что теперешняя реальность пугает. Он беспрестанно выкладывал передо мной сюжеты, которые мы в любой момент могли обменять на приключения.

В какой-то момент натиск его фантазии задавил меня, и я, уворачиваясь от нее, стал вслушиваться в диалог оживленных мужчин.

Они без устали говорили и постоянно вспоминали истории то из юности, то из зрелости, то из прошлого четверга или субботы что тоже для меня показалось странным. Также они строили планы на будущее. Понимал я их  плохо, но по регулярным взлетам интонации было ясно, что планы глобальные, вряд ли понятные рядовому обывателю.

Внезапно, прямо рядом с баром, срывая ветром хилую вывеску и разгоняя пыль, сел вертолет. Мужчины затушили сигары, выпили по одной, встали из-за стола, сели в вертолет и стремительно скрылись над брезентовым тентом террасы.

Никто не придал произошедшему никакого значения. Только бармен пошел подбирать улетевшую вывеску, а Генри с восторгом сказал:

-«Во! И мы можем также!»

Глава 10.

Отделавшись от своего товарища случайным предлогом  я окончательно впал в отчаяние. Нужно было крепко все обдумать, начать как-то действовать и, возможно, выпить. Но сначала мне хотелось выдернуть Софи из этого плена. Я набрал ее матери - она не отвечала, прозвонил отца - он тоже не отвечал.

Понимая, что остается только ждать, когда связь наладится, я отправился домой.

Проходя по знакомой аллее с проросшей сквозь брусчатку травой и огромными суккулентами вдоль, я обратил внимание на мальчишку игравшего с кошкой.

Я хорошо знал эту кошку. Черная с белыми «усами» и «глазами», она регулярно встречалась мне по всему городу. Она вечно сладко спала и лишь раз мне посчастливилось увидеть ее бодрствующей. 

Мальчишка с увлечением вертел кошку, самым невероятным образом превращая ее то в самолет, то в танк, то в лохматое чучело, бессильно висевшее у него на руках.

Осознание было коротким и быстрым. Когда я с ужасом в висках и болью в  голосовых связках подбежал к нему, без памяти вырывая из рук маленькое животное, парень лишь вопросительно посмотрел на меня взглядом Софи.

-«Ты что... Нельзя мучить животных! Что... Что вообще..?» - мой мозг не мог подобрать слов к ситуации, он был не способен даже дать ей ту или иную уверенную оценку.

-«Почему? «- с удивлением спросил мальчик.

-«Это же живое существо! Такое же, как мы с тобой...» - ощущая, что говорю в воздух ответил я.

-«Разве?»

В лихорадочном шоке я бросился прочь. Домой. Побыстрей. Подальше. Укрыться. Прочь, прочь от всего этого. Какая чушь! Какой сюр. Какой страшный ошеломительный сюр!

Дома я снова прослушал гудки и дождавшись, когда последний сорвется в тишину - налил себе выпить. Дернув стакан, я не думая обновил его, разлив пол порции на старинный древесный стол. Захотелось курить, а вернее просто ощутимей дышать.

Я открыл окно, сел на подоконник и впустил в себя воздух с дымом, уставившись в шкаф. Весь сегодняшний день зациклился в его отражении. За ним стопкой стояли тетради.

Будучи человеком старой формации, все раскадровки, заметки и правки в сценарии я всегда делал от руки. Благо компания не требовала чрезмерной расторопности и я мог себе это позволить.

Цикл дня стремительно ускорялся, а события множились перед моими глазами. Как бы хотел я все это забыть... Но забывать было нельзя, нельзя! Не дай бог забыть это все и раствориться в безумии, в этой садистской шутке.

Я рванулся к шкафу и достал одну из тетрадей. Она оказалась пуста.

Нужно было срочно записать все, что я помню!

Захваченный потоком мысли я начал:

«Это случилось сегодня в полдень. Точнее, этому помогли случиться...». Изредка, с трясущейся в сжатых зубах сигареты на бумагу сыпался пепел.

Глава 11.

Перечитав еще раз сценарий, я вытряхнул пепел из тетради и убрал ее в сумку. Рядом стоял бокал виски. По всей видимости стоял давно, ибо в бокале неподвижно  плавала муха.

Вылив содержимое бокала, я достал из холодильника баночный латте, пару бананов и яблок и тоже сложил в сумку.

Было шесть часов вечера. Оставалось два часа до закрытия студии. Я не снимал почти неделю и мне не терпелось явить ребятам новый проект. Свой проект от и до - с собственным сценарием, своим светом и своей музыкой. Это будет фурор!

Когда я обувался, зазвонил телефон. Я принял звонок.

-«Чего названиваешь, что-то случилось?» - на ломаном английском возмущенно спросил звонивший. Этот мужик никогда меня не любил.

-«Да вроде нет. Ошибся наверное.»

-«Четыре пропущенных у меня и у матери столько же. Ошибся?»

-«Система заглючила может или в кармане набрал. Прошу прощения за беспокойство.»

-«Ладно, ничего. Как там София? Давно не выходит на связь.»

-«Да вроде нормально. Не выходит, значит все в порядке.»

-«Ладно. Ну давай. На связи.»

-«На связи!»

Глава 12.

В воздухе как всегда пахло сыростью, растениями и чем-то знакомым, но по неясной причине неизвестным. Щебень хрустел под моими ногами. Хрусь-хрусь, хрусь-хрусь. На соседней аллее мальчик играл с кошкой. Впереди, на детской площадке садился вкртолет. Из него вышло трое мужчин и один приветственно поднял передо мной шляпу. Я помахал в ответ и пошел дальше.

«Иностранцы...» - донеслось до меня старое, по новому выученное слово.