Сломленная

– Просыпайся, мы приехали, – чувствую лёгкое касание к локтю и не сразу понимаю, где нахожусь.

Оказавшись в относительной безопасности, даже не заметила, как отключилась на заднем сиденье авто. С трудом прихожу в себя и встречаюсь с добрым взглядом женщины за рулём.

– Ты здесь живёшь?

Смотрю в окно на шестнадцатиэтажное здание и киваю.

– Спасибо большое, что помогли мне выбраться оттуда, – пытаюсь улыбнуться, но тут же морщусь от боли из-за разбитых губ.

– Я не смогла бы спокойно жить, зная, что проехала мимо и не помогла девушке, оказавшейся посреди ночи в лесу.

– Спасибо. У меня нет с собой денег, но Вы можете подняться со мной, и я заплачу̀.

Женщина добродушно улыбается и глушит двигатель. Выходим из машины, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы не закричать от боли. Стискиваю зубы и направляюсь к подъезду. Внезапно женщина касается моего локтя и, придерживая, помогает подняться по ступенькам.

Не верится, что я дома и через несколько минут окажусь в окружении семьи. С большим трудом дохожу до дверей квартиры, нажимаю на кнопку звонка и прижимаюсь спиной к стене, чтобы хоть как-то устоять на ногах. Женщина всё ещё продолжает придерживать меня за локоть, и я ощущаю исходящую от неё заботу. Она словно мой Ангел-хранитель, сошедший на Землю. Только... почему так поздно? Зачем нужно было меня мучить?!

Слышу щелчок замка, и через секунду дверь открывает Лада.

– Боже мой! Эмма! – кидается ко мне.

Перед глазами всё плывёт, и я вот-вот потеряю сознание. Вокруг поднимается шум. Тело покидают остатки сил, мои ноги подкашиваются – и я падаю в руки сестры и женщины, которая меня привезла. Последнее, что я вижу, прежде чем отключиться, – маму, выбегающую из гостиной.

***

Постепенно прихожу в себя и не сразу понимаю, где нахожусь. Сердцебиение вмиг учащается, а дыхание сбивается. Мне страшно открыть глаза и увидеть, что я снова в комнате, в которой меня насиловали. Чувствую лёгкое касание к моей руке и буквально вскакиваю с постели. В страхе прижимаюсь спиной к стене и натягиваю до подбородка одеяло.

– Милая, всё хорошо. Это я – твоя мама.

Ко мне, наконец, приходит осознание, что этот тихий и ласковый голос на самом деле принадлежит моей маме. К горлу подкатывает ком, и я больше не сдерживаю слёз.

– Мам, – всхлипываю и протягиваю руки к самому близкому человеку.

Она тут же оказывается рядом и крепко сжимает меня в своих объятиях. Я чувствую себя в безопасности, и это ещё больше выворачивает мою душу. Наружу рвётся вся боль, которую так долго хранила в себе: трудное детство, разочарование в парне, потеря жилья, предательство подруги, а теперь ещё и изнасилование. Сколько ещё жизнь будет издеваться надо мной и подкидывать всё новые и новые испытания? Не знаю, смогу ли я спокойно жить после всего, что случилось. Почему за белой полосой в жизни обязательно наступает чёрная? Кажется, будто жизнь начинает налаживаться, но кто-то решает распорядиться твоей судьбой иначе.

– Всё хорошо, – шепчет мама и с нежность гладит меня по волосам.

– Где папа?

– Спит в другой комнате. Они с Эдиком, Лёней и друзьями Лады искали тебя всё это время. Мы так переживали... – голос надламывается, и я слышу тихий плач.

Не нахожу, что ответить маме, и только сильнее прижимаюсь к ней. Конечно, я ждала, когда меня найдут и спасут, но это было бы чудом. А я никогда не верила в чудеса.

Не представляю, сколько проходит времени, прежде чем окончательно успокаиваюсь и ложусь обратно в постель. Мама устраивается рядом и не выпускает из рук мою ладонь. Я знаю: она не находила себе места, пока меня не было. Никто и никогда не будет переживать больше, чем родная мать. Наверное, ужасно ощутить подобное: теряться в догадках, где же находится твой ребёнок. Самое страшное, что может случиться в жизни любого родителя – потеря. Не хочу даже думать о том, как бы мама с папой перенесли мою гибель.

Из-за нервного истощения я долго не могла прийти в себя и в итоге проспала до обеда. Поднявшись с кровати, обнаружила, что меня переодели в приятную на ощупь ночную рубашку нежно-фиолетового цвета. Моё тело оказалось чистым, не было ни грязи, ни крови, только сине-зелёные синяки и большие царапины. Не помню, чтобы принимала ванну или хотя бы умывалась. С того момента, как меня привезли домой, – пустота. Никаких воспоминаний. Провал в памяти.

Переодеваюсь в повседневную одежду – джинсовые шорты и футболку – и выхожу из комнаты. Слышу голоса родителей и направляюсь туда, откуда они доносятся. На удивление, боль во всём теле уже не такая сильная, как была ночью, поэтому до кухни дохожу практически без напряга. Увидев меня, папа сразу же встаёт из-за стола и в два шага преодолевает расстояние между нами. Оказавшись в его крепких объятиях, впервые за долгое время я снова чувствую себя маленькой девочкой, у которой нет никаких забот и проблем.

– Моё солнышко, – прижимается губами к моей макушке.

Какие-либо слова сейчас лишние, поэтому мы просто молчим, стоя в объятиях друг друга. Взглянув на маму, вижу, как она плачет, и это снова пробуждает в душе ненависть. Изнутри сжигает ярость и желание смерти тем уродам, которые использовали меня как дешёвую куклу. Хочу, чтобы все они поплатились за каждую слезу, пролитую мной и мамой; чтобы умоляли о пощаде так же, как это делала я; чтобы до конца своей никчёмной жизни сожалели о содеянном.

– Постарайся покушать и собирайся, – говорит папа, отпуская меня, – заедем в отделение полиции, а потом – домой.

У меня уходит несколько секунд на то, чтобы осознать сказанное. Домой? Нет. Ни за что!

– Я не хочу домой, – смотрю по очереди на родителей.

– Эмма, после того, что с тобой случилось, ты здесь не останешься.

– Но у меня скоро экзамен! Я поступлю в университет!

– Мы не хотим, чтобы ты оставалась в городе, – твёрдо произносит папа. – Эти уроды могут найти тебя и снова похитить. И что тогда? Мы с мамой места себе не находили. Милая, нам очень не хочется тебя потерять.

– Думаете, для меня будет лучше снова вернуться в ту дыру? Мне теперь вечно прятаться и убегать от проблем?

– Дорогая, то, что произошло, – это не просто проблема... – пытается убедить мама.

– Я не маленькая девочка! Мой дом здесь! Я не поеду в то Богом забытое место!

Не хочу больше ничего слушать и дожидаться, пока меня снова силой увезут отсюда. Разворачиваюсь и как можно быстрее бегу к входной двери.

– Эмма, остановись! – кричит папа, но я не обращаю внимания.

Выбегаю из квартиры и возле лифта сталкиваюсь с Ладой.

– Что случилось? – смотрит с беспокойством.

– Они хотят снова увезти меня из города, – захожу в лифт, – я туда больше не вернусь.

Сестра успевает заскочить в кабину прежде, чем я нажимаю на кнопку.

– Родители переживают за тебя, их можно понять. Куда ты сейчас собралась?

– Всё равно. Куда-нибудь.

Лифт останавливается на первом этаже, и мы с Ладой направляемся к выходу. Замечаю, как она что-то печатает на своём телефоне и убирает его в карман джинсов.

– Я написала твоей маме, что мы вместе, – отвечает на мой вопросительный взгляд, – чтобы они не переживали.

– Ладно.

Только выйдя на улицу, я осознала, что совершенно не готова оказаться на открытом пространстве. Все внутренности сжимает от напряжения. Даже не заметила, как до боли впилась ногтями в ладони. Ноги словно окаменели, и я застыла на месте. Было бы намного лучше сидеть в квартире и чувствовать себя в безопасности. Неуверенно спускаюсь по ступенькам, то и дело посматривая по сторонам. Неосознанно я жду, что в любую минуту может подъехать машина – и меня снова похитят. Но на этот раз мне уже не удастся сбежать. Наверное, я окончательно свихнулась, если решила убежать из дома и выйти на улицу. Но жалость родителей и их желание что-то для меня сделать ещё больше усугубляют моё состояние. Хочу побыть одна и никого рядом с собой не видеть. Вот только от Лады вряд ли получится избавиться.

Мы идём по улице в молчании, и я благодарна за это сестре. Сейчас совершенно нет желания с кем-либо говорить, а тем более обсуждать случившееся со мной. Просто не готова снова пережить этот ужас.

Тишину нарушает звонок мобильного телефона Лады. Взглянув на экран, она сразу же отвечает. Разговор длится не дольше минуты.

– Позвонили с работы, попросили выйти на пару часов. Можешь пойти со мной, если хочешь, или, как вариант, посидеть у Ильи.

– Я даже не знаю... – Мне совсем не хочется в общественное место. – А он не будет против?

– Он на работе до вечера. Пойдём.

Касается моей руки, и я неосознанно вздрагиваю. Наверное, страх ещё не скоро меня покинет. Как бы не убеждала себя в том, что никто из окружающих людей не представляет опасности, всё равно боюсь.

– Извини.

И снова жалость. Сочувствие. Это последнее, что я хотела бы видеть в глазах родных. Так они только напоминают о двух самых ужасных ночах в моей жизни. Заставляют ощутить себя жертвой, слабой и беззащитной девочкой. А я не хочу быть такой.

Пройдя квартал, сворачиваем во двор многоэтажного дома. Следую за сестрой к подъезду, даже не оглядываясь по сторонам. Мне стал безразличен окружающий мир. Все яркие краски словно смыли, и я вижу только мрачный серый цвет. Поднявшись на пятый этаж, останавливаемся рядом с чёрной брони-дверью.

– Сейчас... – Лада начинает искать ключи в своей большой тряпичной сумке. – Нашла.

Не успевает вставить ключ в замочную скважину, как дверь открывается, и на пороге оказывается Вова. Встречаюсь с ним взглядом и застываю на месте, не в силах ни пошевелиться, ни что-либо сказать, ни даже моргнуть. Сердцебиение учащается, руки начинают дрожать, а низ живота стягивает в тугой узел.

– Я думала, ты уже на работе, – говорит ему Лада.

– Взял выходной. – У меня срабатывает странная реакция на его голос, и я готова вот-вот расплакаться.

– Ладно... – задумывается. – Ты не против, если Эмма посидит пару часов у вас?

Снова переводит на меня взгляд и делает шаг в сторону, освобождая проход.

– Заходи.

Попрощавшись с сестрой, захожу в квартиру и осматриваюсь по сторонам. Двери одной из комнат открыты, и я сразу же замечаю, какой там бардак: вещи разбросаны, на компьютерном столе несколько пивных банок, пачка от чипсов и ещё какой-то мелкий мусор. На стенах висят плакаты с изображениями машин и знаменитых рок-групп. Типичная холостяцкая берлога.

– Это комната Ильи, – говорит Вова, увидев, куда я смотрю. – Здесь моя.

Открывает передо мной дверь, и я вижу практически то же самое, что и в предыдущем помещении: плакат с группой Nirvana, кучу футболок в кресле, двуспальную кровать и... ударную установку.

– Ты играешь на барабанах? – перевожу на него удивлённый взгляд.

Кивает и загадочно улыбается уголками губ. Взяв деревянные палочки, садится на невысокий стул перед установкой. Собравшись с мыслями, начинает отбивать ритм. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы понять, что это песня «Smells Like Teen Spirit», группы Nirvana. Самая первая песня, которую я исполнила в баре. Это просто совпадение, или он специально выбрал её?

Наблюдаю за движениями его рук и не могу оторвать взгляда. Внутри меня происходит что-то странное, на душе становится необычно спокойно и тепло. Понимаю, что именно этого так сильно не хватало. С Вовой я чувствую себя не такой поломанной, будто всё хорошо и ничего не произошло. Его глаза не выражают тех эмоций, которые вижу у моих близких. Глядя на него, не создаётся впечатление, что он сейчас расплачется. И мне это нравится.

Закончив играть, откладывает в сторону палочки и смотрит на меня тем самым взглядом, как тогда возле бара. Будто изучает. Его пронзительные серые глаза словно заглядывают мне в душу.

– Прости, что я не успел, – наконец произносит парень.

Его слова искрение и полны сожаления. Они, подобно игле, кольнули моё и без того израненное сердце. Больше Вова ничего не говорит, а я вынуждена опустить взгляд, чтобы не расплакаться. Знаю, что глаза блестят от застывших в них слёз, но натягиваю улыбку и снова смотрю на парня. Всё могло сложиться иначе, но теперь ничего не исправить.

– Их было трое, – говорю Вове, пытаясь казаться спокойной, – преимущество было на их стороне.

Опускает взгляд и нервно проводит рукой по волосам. На несколько минут в комнате повисает тишина. Вова понимает, что не нужно продолжать этот разговор, и я благодарна ему за это. Просто не смогла бы сдержать слёзы, если бы начала рассказывать о случившемся.

– Хочешь что-нибудь?

Качаю головой. Несмотря на то, что я не ела несколько дней, мне совершенно не хочется ни есть, ни пить.

– Можем тогда посмотреть что-нибудь, или, если хочешь, оставлю тебя одну и не буду напрягать.

– Ты не напрягаешь, – улыбаюсь, – вообще-то ты единственный... с кем я сейчас хочу быть.

Тут же жалею о сказанном. Фраза прозвучала двусмысленно, и боюсь, чтобы Вова не воспринял её не так, как надо. Но в ответ он только улыбается и включает ноутбук.

Почему-то рядом с этим парнем я забываю абсолютно обо всём. Проблемы и переживания уходят на второй план, когда он просто улыбается. Думала, что после случившегося не смогу больше никому доверять и никогда не подпущу к себе мужчину, но, глядя на Вову, понимаю, как ошибалась. Он не такой. Ему я доверяю. И уверена: он никогда не сделает мне больно.

c]��65�