Любовь с привкусом драки

Сентябрь пах яблоками, сухими листьями и новой тетрадной бумагой.

Утро было прохладным, и воздух казался строже, чем летом — будто сам сентябрь напоминал: всё, игра закончена. Я шла к остановке в старом сером худи, с волосами, собранными в небрежный хвост, и чувствовала, как всё внутри сопротивляется возвращению.

Рафаэль уже стоял у остановки, как будто так и надо — спина прямая, рюкзак через плечо, лицо, как всегда, немного закрытое. Ярослав был рядом со мной, шаг в шаг. Он не спрашивал, как я себя чувствую. Просто был. С ним было так — никаких слов, и этого хватало.

— Привет, — сказал Рафаэль.

— Привет, — ответила я, чуть тише, чем хотела.

Ярослав протянул руку, приветствуя, и Рафаэль ответил крепким рукопожатием.

В автобусе я села у окна, Ярослав — рядом, а Рафаэль — чуть дальше, через проход. Между мной и Ярославом — папка с бумагами. За окном — улицы, знакомые до боли. Мы ехали молча, каждый в своих мыслях.

— Ты что выберешь? Общество или биологию? — спросил Рафаэль, через сиденье, глядя на меня.

— Общество. Биология — не моё. Устала от всего живого, — ответила я. Ярослав едва заметно усмехнулся, но не вмешался.

— А ты? — спросила я, хотя знала ответ.

— Физику. И информатику, — пожал плечами он.

— Конечно. Гений, — сказала я без интонации, и сразу почувствовала, как воздух между нами стал плотнее.

Автобус резко затормозил. Папка соскользнула, и из неё выпала фотография. Я замерла. Рафаэль поднял снимок — я видела, как в его глазах что-то щёлкнуло. Фото было из весны, два года назад — мы вчетвером: я, он, Аделия и Ярослав. Мы смеёмся. Его рука — на моём плече.

Ярослав мельком глянул на снимок, потом — на меня. Я почувствовала, как его ладонь легла мне на колено, поддерживающе. Рафаэль протянул фотографию.

— Старьё, — бросила я, забирая фото, не глядя. Спрятала обратно.

— Но было, — тихо сказал он.

Я не ответила. Только уставилась в окно, потому что не знала, куда ещё.

***
Школа встретила нас привычным запахом полироля, мела и осенней тревоги. Списки, учителя, первоклашки. Вроде бы всё по-прежнему. Но как будто в декорациях что-то сдвинули. Или в нас.

Аделия подошла к нам у входа, яркая, с новой стрижкой и кофе.

— Опять в одном классе? Боже, вселенная издевается, — вздохнула она. — Хотела хотя бы от одного из вас отдохнуть.

— Сама рада, признайся, — пробормотал Ярослав. Он всегда говорил спокойно, но его слова обычно били в цель.

Аделия скривилась, но не спорила.

— После уроков — у меня. Без "не могу". Новый балкон, чай, печеньки, всё как у взрослых. Или как у сломанных взрослых — смотря, кто как выживает.

— А ремонт? — уточнила я.

— Закончился. Ну, почти. Неважно. Главное — вы приходите.

Мы переглянулись: я, Рафаэль, Ярослав. Все трое — кивнули. Почти одновременно. Может, это и значило, что "мы" ещё не совсем исчезли. Когда-то мы вчетвером дружили, но потом Ярослав и Аделия начали ссориться, потом и вовсе не общались друг с другом, а следом за ними и мы с Рафаэлем.

После линейки в коридоре между химией и литературой, Рафаэль догнал меня, когда Ярослав ненадолго отошёл к автомату с водой.

— Мирослава, — начал он. Голос был тише обычного. — Может, вечером поговорим?

Я обернулась. Не резко. Но и не мягко.

— Там будут Аделия и Слава — сказала я.

— Я не про это. Просто поговорить. Без остальных. Без... — он замялся.

— Про то, чего "не было" или про то что было раньше ? — перебила я.

Он не ответил сразу. Только кивнул.

Я смотрела на него долго. И вдруг стало страшно. Не за нас. За то, что, возможно, придётся быть честной.

— Хорошо, — сказала я. — Но не обещаю, что скажу то, что ты хочешь услышать.

Ярослав вернулся. Почти сразу уловил напряжение. Встал рядом с Рафаэлем.

Рафаэль посмотрел на него, потом снова на меня.

— Я и не прошу, — сказал. — Только правду.

А правда — как осень. Наступает даже тогда, когда ты ещё цепляешься за лето.

***
На балконе пахло мятой, плиткой шоколада и чем-то ещё — как будто вечер пытался притвориться уютным. На столе — кружки, коробка с печеньем, термос с чаем. Внутри квартиры Аделия что-то громко обсуждала с мамой, а мы втроём остались снаружи — под пледом неба и сдержанности.

Я сидела в углу, колени прижаты к груди, в ладонях тёплая чашка. Ярослав устроился рядом. Рафаэль стоял, облокотившись о перила, как будто не мог найти, куда деть себя. Я заметила как Слава многозначительно на него посмотрел и ухмыльнулся, а потом и вовсе встал и вышел.

Молчание. Минута. Две. Потом Рафаэль заговорил.

— Я не хотел, чтобы всё так вышло.

Я подняла взгляд. В его голосе не было драматизма. Только усталость. И, может быть, что-то похожее на сожаление.

— Но вышло, — сказала я. Не обвиняя. Просто констатируя.

— Да, но мы же... по-прежнему друзья ? — сказал Рафаэль.

— Мы и небыли друзьями, но да, всё как раньше.

Рафаэль опустил голову. Пальцы сжали край перил.

Тишина.

Рафаэль снова посмотрел на меня.

— Мне жаль, Мир. Правда. Я не хотел тебя ранить тогда.

—  Знаю, — сказала я. — Но это не отменяет, что ты всё равно ранил.

Опять тишина. Но уже другая. Чище. Как после ливня.

Рафаэль присел рядом. Немного поодаль.

— Колючка, — позвал он тихо, будто боялся, что кто-то услышит.

— Не называй меня так, — поморщилась я.

— Прости, — сказал он с сожалением.

— Да иди ты. Всё равно ничего не изменится, — выдохнула я и стукнула его по плечу.

***
В квартире стало тише — мама Аделии ушла по делам, Рафаэль с Мирославой всё ещё были на балконе, а Ярослав стоял у кухонного стола, медленно перелистывая какой-то рекламный журнал. Просто чтобы занять руки.

Аделия поставила чашки в раковину с чуть громким звуком. Слишком точным, чтобы быть случайным.

— Ты всегда такой спокойный, — бросила она через плечо. — Как будто тебе всё равно.

— А ты всегда такая резкая, — ответил Ярослав, не поднимая глаз. — Как будто мир обязан тебя чувствовать каждую секунду.

Она обернулась, прищурилась.

— Прости, что не умею быть каменной стеной. Некоторым, вон, это отлично удаётся.

— Лучше быть стеной, чем бурей, которая всё сносит, — спокойно ответил он.

Аделия подошла ближе, опёрлась на край стола.

— Ты правда думаешь, что я не замечаю? Как ты смотришь на меня, будто пытаешься что-то сказать но не говоришь, ты даже себе в этом не признаешься.

Он медленно поднял глаза. В них не было злости. Только усталость.

— Замечаешь — и всё равно добиваешь. Зачем?

Аделия вдруг отступила, нервно провела рукой по волосам.

— Потому что ты бесишь. Потому что ты молчишь, когда надо говорить. Потому что я... я устала делать вид, что не вижу.

Слова повисли в воздухе, будто соскочили слишком рано. Она выдохнула. Губы дрогнули. И прежде чем она успел что-либо добавить, Ярослав шагнул ближе и поцеловал её в губы.

Это было прикосновение, в котором не было поспешности, только честность. Он длился всего пару секунд, но в них было всё: накопленное молчание, многозначительные взгляды, страхи, обиды и что-то, что всё это пережило.

Когда он отстранился, Аделия не сразу открыла глаза. Как будто хотела задержаться в этой секунде чуть дольше.

А потом просто выдохнула. И впервые — без укола, без маски — тихо сказала:

— Вот теперь ты бесишь по-настоящему, — сказала она, но голос был тихим, без злости. Скорее — сбитый с толку.

Ярослав чуть усмехнулся. Не победно, не самодовольно — просто тепло. Как будто тоже выдохнул после чего-то долгого.

— Долго копилось, — сказал он просто.

Аделия покачала головой, сделала шаг назад, будто пытаясь вернуть себе привычную дистанцию. Но не вышло. В груди всё ещё вибрировало — как от первого грома весной.

— И что теперь? — спросила она. Уже не язвительно. Просто — честно.

Ярослав посмотрел на неё. Взгляд был прямой, спокойный, как у человека, который больше не собирается прятаться.

— Я больше не собираюсь молчать. — Не буду гнать. Но и делать вид, что ничего не было — тоже не буду.

Она молчала. Потом кивнула.
И вместо ответа взяла его за рукав — коротко, почти неуловимо. Но достаточно, чтобы он понял: услышала.

А потом из балкона донёсся голос Мирославы — будто случайно, будто во время:

— Всё в порядке?

Ярослав отвёл взгляд, Аделия сделала шаг назад.

— Да, — ответили они одновременно.

И каждый услышал в голосе другого что-то новое. Или забытое.

Ярослав отозвался и сново обратился к Аделе.

— Знаешь... губы были классными. Намного лучше чем поцелуй в щёчку.

Аделия театрально закатила глаза, как всегда.
Но улыбка не сходила с её лица ещё долго. Даже когда она уже спорила с Рафаэлем, что мятный чай — это не чай, а настой для грустных ведьм.