Я оплачу собой

      Нон быстро идёт по улице, держась за бок, и старается ускориться, старается побежать, унести ноги как можно дальше от того места, в котором он был на волоске от смерти, в котором ему было страшно даже просыпаться по утрам, и в котором ему по десять раз за день обещали, что пустят на органы, если он не будет нормально работать. А он не мог работать, не мог выносить сальные взгляды некоторых клиентов, не мог терпеть побои и унижения, преследующие его изо дня в день, и даже покончить с собой не смог, выпуская из ослабевших рук осколок стекла, только слабо чиркнув по запястью. Он ничтожество, подстилка и тряпка, Пхи правильно возненавидел его, правильно оттолкнул и пожелал смерти, но несмотря на всё: на ту боль, которую он пережил, на те воспоминания, которые кишели в его голове, Нон не смог даже убить себя. Слабая никчёмная крыса, способная только бежать и спасаться, слыша вдалеке голоса, и ронять крупные слёзы, размазывающие грязь по впалым щекам.

      Нон спотыкается, цепляясь ослабевшими ногами за выступающие камни, старается быстрее встать, но силы покидают его из-за голода и недосыпа, и он ползёт на четвереньках, прячется за мусорным баком, чтобы перевести дух. Тело дрожит от страха, боли и ощущения безысходности, из-за чувства, что ему никак не выбраться из этого места, а то, что он сейчас оказался здесь – это просто возможность последний раз глотнуть спёртого воздуха свободы перед тем как от него избавятся навсегда.

      Нон слышит голоса, топот нескольких пар ног, различает шум, доносящийся с соседней улицы, и сначала прижимает колени к груди, сворачиваясь в комок, но осознаёт, что его найдут здесь слишком легко, найдут и оттащат обратно, больше не давая ни малейшего шанса сбежать. Поэтому Тханакорн поднимается с земли, цепляясь за воняющий мусорный бак, выпрямляется на дрожащих ногах и снова быстро-быстро идёт в другую сторону от шума, оглядывается назад каждую секунду как умалишённый и врезается в кого-то, от силы столкновения приземляясь на задницу. Он жмурится до белых мушек, мелькающих под веками, скулит, словно щенок, которого собирается бить хозяин, но его не хватают, на него не кричат, да и мир, по ощущениям, вообще замирает, и Тханакорн думает, что он просто умер. Что его застрели, и поэтому больше ничего не происходит – его мёртвое тело распласталось по грязному асфальту проулка, а безжизненные глаза смотрели в ночное небо, пока из уголков глаз катились слёзы. Но реальность настигает его быстрее, вырывая из лап страха и шока, приходя с болью в копчике, жжением в ладонях, которые он поранил об осколки стекла, и очередными криками, слышащимися так преступно близко. Его сейчас найдут и убьют. Или вернут назад, позволят с ним сначала поразвлечься, а потом продадут на органы как отработанный материал. Ему нужно бежать. Бежать-бежать-бежать. И прятаться. Но страх снова парализует и мешает нормально думать, поэтому Тханакорн может только открыть глаза и обнаружить, что тот, в кого он врезался, всё ещё стоит здесь, смотрит холодно, равнодушно и бесстрастно, скользит тёмным взглядом по лицу и телу, не выглядя ни капли обеспокоенным. А Нон пялится в ответ, разглядывает красивого мужчину в тёмно-синем костюме-тройке, смотрит на обнажённую грудь, выглядывающую из-под жилета, на длинную шею и тонкие ключицы, постепенно поднимается взглядом к лицу, к его острым чертам, высоким скулам, волосам, будто покрытым пеплом, и совершенно пустым глазам. Эти глаза не выражают ничего, кроме скуки, словно в мужчину сейчас врезалась никчёмная букашка, которая упала на спину и теперь барахталась, не в силах перевернуться, а он смотрел на неё, забавляясь и думая: помочь перевернуться или раздавить, чтобы не мучилась? И мужчина, кажется, находит ответ на свой вопрос, медленно разворачивается на каблуках и делает несколько шагов прочь, засунув руки в карманы.

      А Нон чувствует накатывающую волну паники, потому что его сейчас точно найдут и уведут, искалечат, убьют, и если есть хотя бы один мизерный шанс, хотя бы крошечная возможность, он хочет ею воспользоваться.

      – Помогите мне, – просьба едва слышная хриплая и надломленная разносится по проулку. И мальчишке кажется, что его не услышали, поэтому он пробует ещё раз, – помогите мне, пожа...

      – И чем же ты мне заплатишь за помощь? – мужчина останавливается, находясь всё в такой же расслабленной позе, оборачивается к Тханакорну, ожидая ответа и уже зная его наперёд. Пацан выглядит как тот, кому нечем платить. Пацан выглядит так, что единственное, что он может предложить – это свою душу, кроме неё у него больше ничего нет. И Саншайну это должно быть неинтересно. Он киллер, убийца и мафиози, а не благотворительный фонд для сбежавших из плена мальчишек. И тем не менее, он всё ещё стоит, смотрит на пацана и ждёт его ответа, потому что в нём есть что-то цепляющее: глаза, полные боли и ненависти к миру, сделавшему это с ним. Поистине красивые глаза.

      Нон судорожно думает, перебирает варианты, но... но этих вариантов просто нет. Ему нечего продать, нечего заложить, нечем пожертвовать, чтобы расплатиться с мужчиной, у него нет ничего, кроме... кроме него самого.

      – Я оплачу собой.

      Эти слова горчат на языке хуже яда, потому что однажды он уже расплатился собой и своим телом, предал человека, которого, наверное, любил, опозорил родителей и простился с частью себя, но если выбирать между этим и надвигающейся смертью, между неизбежным концом, он выберет мужчину с пустыми глазами и дрогнувшей в уголке губ улыбкой.

      – С чего ты взял, что мне это интересно? – Саншайн неспешно возвращается, присаживается на корточки перед мальчишкой и смотрит ему в измазанное грязью и покрытое ссадинами лицо.

      – Потому что мне больше нечего предложить. Но я очень хочу жить.

      – Я могу спокойно тебя убить, не моргнув и глазом.

      – Тогда убей, – Тханакорн дрожит, придвигается ближе к лицу мужчины и шепчет, смаргивая набегающие слёзы, – или спаси меня, взяв плату.

      А Саншайн ещё раз окидывает взглядом пацана, будто выбирает товар на рынке, опускает руку вниз и сжимает упругое бедро через ткань джинсов, покрытых пятнами и пылью.

      – По рукам. Теперь ты мой.

      Нон вздрагивает от этих слов, сдерживает плач отчаяния и первобытного страха, заталкивая его как можно глубже, но этот человек всё равно кажется не таким страшным как те ублюдки в том проклятом месте. Он опять выбирает быть вещью, быть использованным и выброшенным на помойку за ненадобностью. Но таким образом он продлит себе жизнь: свою никчёмную, бесполезную, пустую жизнь, с которой блядской сердце не хочет расставаться.

      – Вставай или тебя найдут раньше, чем я смогу помочь, – мужчина подаёт Нону руку и помогает подняться, ловя за пояс, потому что парень едва может держаться в вертикальном положении. Его тело будто достигает точки, позволяющей оставаться в сознании, и мозг решает, что для него хватит, потому что в глазах темнеет, а голоса и крики преследователей мгновенно утихают, растворяясь в гробовой тишине.

      Саншайн держит в руках потерявшего сознание мальчишку, чувствует под пальцами тёплую влагу и ощущает странный укол в груди. Его сердце и душа давно закаменели, покрылись толстым слоем пыли и были спрятаны глубоко-глубоко в огромном ящике с навесным замком. Мафия не прощает чувств и эмоций, не прощает привязанности и зависимостей, стирая за такие слабости в порошок. И ему бы оставить здесь бессознательное тело, развернуться и уйти, забывая навсегда об этой встрече, но в памяти всплывает взгляд: затравленный, злой, полный отчаяния, мольбы и... надежды. Чтобы выжить, этот мальчишка готов на всё, даже не зная, что Саншайн с ним сделает, как будет обращаться с его телом и что сотворит с душой.

      Мужчина подхватывает удивительно лёгкое тело, поворачивает за угол к своей машине и укладывает мальчишку на заднее сидение, выезжая на дорогу. В любом случае, выбор был сделан, а Саншайну... Саншайну просто скучно, поэтому он собирается немного поразвлечься.

~~~

      Нон приходит в себя и чувствует, как гудит голова, желудок урчит от голода, а слабость накрывает тяжёлой вуалью, мешая даже шевелиться. Но он помнит всё: помнит тёмные с проседью волосы, тонкую, но даже на вид опасную фигуру, скучающее выражение на красивом лице и абсолютно пустые глаза.

      Он садится на диване, который застелен каким-то покрывалом, трёт лицо нервными движениями и вздрагивает, когда замечает, что кресло перед ним всё это время не пустовало. Мужчина смотрит на него немного иначе, чем в проулке, разглядывает так, словно видит диковинку, и покачивает ногой, перекинутой через ногу, в такт музыке, очевидно звучащей только в его голове.

      Тханакорн боится что-то сказать, боится даже пошевелиться, но у него нет другого выхода: или выжить, пусть и таким способом, или сдохнуть в этом грёбаном казино.

      Нон вспоминает, какую оплату ждёт этот мужчина, пытается стащить с себя грязную футболку и болезненно шипит, когда присохшая к ране ткань отдирается вместе с образовавшейся корочкой, принося боль.

      – Ты правда думаешь, что я буду трахаться с еле держащимся в сознании и избитым пацаном? – Саншайна забавляет эта мнимая храбрость, когда он видит, насколько сильно дрожат тонкие руки, покрытые синяками, а лисьи глаза наполняются солёной влагой из-за боли. Но его взгляд всё равно невольно проходится по голому животу, на котором отчётливо видно грязный отпечаток подошвы ботинка, по синякам и ссадинам разного цвета и срока давности, цепляется за царапины и порезы, нанесённые так, чтобы они были болезненными, но не смертельными. Мужчину всегда удивляла бессмысленная и бесцельная человеческая жестокость. В мире мафии всё равно были правила и законы, была верность семье и какое-то подобие чести, а пыткам и вот такому обращению подвергались те, из кого нужно было вытащить информацию, выпытать сведения или хотя бы отомстить.

      Нону некомфортно под этим сканирующим взглядом, но он не знает, что делать дальше, потому что лечь под этого человека было самым простым, это требовало меньше всего работы мозга и решения моральных дилемм.

      – Оплата будет после выполнения работы. А сейчас ты мне расскажешь, чем заслужил такую красоту, – Саншайн опирается локтями на подлокотники и укладывает подбородок на переплетённые пальцы, невольно продолжая замечать всё новые и новые раны и отметины, украшающие кожу, на которой и так не было живого места.

      Нон задумывается на несколько секунд, анализирует прошлые события и без толики сомнений вываливает всё на совершенно незнакомого мужчину. Рассказывает о разбитой камере, подставе, махинациях и том, как попал в казино. Тханакорн совершенно не контролирует, что говорит, с каждой секундой наполняясь всё большей ненавистью к каждому, кто причинил ему боль. Его бывший парень, друзья, учитель и те уроды в казино:

      – Я хочу, чтобы они все сдохли. Делай потом со мной, что хочешь. Я хочу, чтобы они мучились, чтобы им было больно и страшно, а рядом не было никого, чтобы помочь.

      И чем больше Нон говорит, тем более интересным становится для Саншайна. Его первым впечатлением было: потерянный мальчишка, которому хватит тёплого душа и новой одежды, чтобы чувствовать себя спасённым. Но сейчас он видит перед собой... себя, готового сжечь весь мир, если потребуется, уничтожить каждого из своих обидчиков, разрезая их на маленькие кусочки. Пацану нужно возмездие, нужна тьма, заполонившая сердце, и нужно ощущение свободы, которое придёт только тогда, когда месть свершится.

      – Как тебя зовут? – мужчина встаёт, смотрит сверху вниз на парня и ожидает его ответа.

      – Нон, – он поднимает голову вверх, дрожа от переполняющей тело ненависти, и вздрагивает, когда стоящий перед ним человек медленно протягивает руку и представляется:

      – Саншайн, наёмный убийца и лидер мафиозного клана.

      Нон вкладывает свою руку в ладонь мужчины и охает, когда его рывком ставят на ноги, до боли вжимая в себя, и шепчут на ухо:

      – Я принимаю твой заказ, Нон. С кого начнём?

      А парень даже не задумывается, выдыхает имя того, из-за кого его мир рухнул и разлетелся на осколки:

      – Ти.

      Саншайн хмыкает, замечая ожог от сигареты на плече мальчишки, и думает о том, что это будет легко. И не в его правилах убивать школьников, но такие не заслужили шанса на жизнь, не заработали эту возможность и теперь должны были заплатить собственной кровью и жизнью.

      Нон вдыхает терпковатый запах духов Саншайна, замирает в руках этого человека, но почему-то не испытывает больше никакого страха, словно в нём выключили эту эмоции, клацнув тумблером.

      – Было бы неплохо тебе принять душ, от тебя несёт как от помойки, – мужчина не выпускает парня из своих странных объятий, идёт вместе с ним к ванной комнате и останавливается посередине, разжимая руки и отходя к тумбе у стены. Нон ощущает на себе этот пытливый взгляд, осознаёт, что Саншайн не собирается никуда выходить, руководствуясь, возможно, недоверием и тем, вдруг он что-то прячет под одеждой (будто такой человек не ощупал бы каждый дюйм его тела, прежде чем притащить незнакомца в свой дом), и поэтому Тханакорн снимает с себя остатки вещей, забыв о стеснении, бросает на пол трусы и носки, с вызовом смотря на Саншайна.

      А мужчина продолжает разглядывать его, скользит взглядом по каждому сантиметру кожи, покрытому повреждениями, замечает порезы на бёдрах, синяки на животе и даже паху, осознавая, что мальчишку били чем попало и куда попало, упиваясь его криками, слезами и отчаянием, осознавая, что они могут сделать с ним всё, что угодно, а он не в состоянии дать им сдачи. Саншайн ощущает клокочущее внутри нечто, подозрительно похожее на злость, кивает в сторону душевой, безмолвно показывая, что нужно делать. Со спины пацан выглядит не лучше. Фиолетовые, синие и жёлтые пятна наплывают друг на друга, создавая какую-то невероятную палитру красок на коже, а ягодицы кажутся чёрными от того, насколько густо их покрывают гематомы. Рана сбоку на пояснице выглядит неглубокой, но неприятной, она продолжает кровить и из неё вниз тонкими струйками стекала алая жидкость.

      Пока Нон моется, двигаясь аккуратно и медленно, не обращая внимания на тёмный взгляд, Саншайн думает о том, что пацана избивали ради удовольствия, сделали из него человеческую пиньяту, из которой сыпалось не конфетти, а крики, плач и мольбы остановиться. И, похоже, Нон в какой-то момент начал привыкать к тем пыткам, которым подвергался, к той боли и ударам, наносимым по его телу, что они пошли дальше, вели себя ещё более жестоко и бесчеловечно, становясь стадом гиен. И тем не менее, первыми в списке жертв становятся не они, а всего лишь блядский школьник. Школьник, который через обман убедил открыть счета, подставил, кинул, издевался, а потом и вовсе отвёз в лапы этих зверей. Умереть первым для него будет слишком просто. Киллер принимает решение двигаться по своему собственному списку смертников, ведь в конце они все будут мертвы, ни у кого из них нет шанса выжить, если на них нацелился сам Саншайн.

      Тханакорн смывает с себя недельную грязь, боясь двигаться слишком резко, ощущает себя подопытной мышью, за которой наблюдает исследовать, и осознаёт, что ему похуй. Он набоялся, настрадался и наплакался на десятки лет вперёд, пытаясь выжить там, где люди в принципе не выживают, поэтому Саншайн кажется ему даже островком спокойствия, который даёт шанс укрыться от всего мира. Мышцы гудят под струями горячей воды, а каждая клеточка тела и даже, кажется, волосы начинают болеть. Стоять становится внезапно труднее, поэтому он закрывает кран и выбирается из душа, оставляя за собой лужи воды.

      – Вытрись, – бросает мужчина, всовывая ему в руки полотенце, а сам открывает шкафчик за зеркалом и достаёт оттуда бинты, мази и антисептики. Его пиджак давно покоится в другой комнате, а сильные руки теперь не были скрыты под плотной тканью. – Иди сюда.

      И Нон идёт, будто не может отказаться, будто принял какой-то обед послушания, и только ойкает, когда его легко, словно он ничего не весит, усаживают на тумбу. Ягодицы отзываются тупой болью, а ушибленные мышцы простреливает электрическим током. Мальчишка кусает губу до крови, чтобы заглушить всё, что он чувствует, и выставляет руки вперёд ладонями вверх, повинуясь безмолвной просьбе странного мужчины. Убийцы. Киллера. Мафиози. Спасителя.

      Саншайн обрабатывает повреждённые руки, усыпанные мелкими ранами, вытаскивает из некоторых осколки стекла, бросая их в раковину, и больше не думает о том, зачем ему это нужно. Потому что ответа нет ни в чём, кроме взгляда Нона, который мафиози не смог бы забыть даже спустя месяцы и даже годы. Слепое желание мстить за того, кого ты знаешь несколько часов? Но ему этого достаточно, чтобы нарисовать в своей голове то, что произойдёт со всеми этими людьми и насколько мучительно они будут умирать.

      Тханакорн наблюдает, как мужчина бинтует его ладони, как мажет мазью все его синяки, как обрабатывает ссадины и порезы, как заставляет поднять руки, чтобы можно было добраться к ране на боку, и осознаёт: он никогда так сильно не хотел жить, как сейчас. Ведь не так уж давно он готов был покончить с собой, готов был закончить своё существование, а сейчас, будто из глубины его сознания пришла мысль: «Умереть я всегда смогу».

      – Ты убьёшь их? – Саншайн поднимает глаза на парня, разглядывает лицо, покрытое гематомами, смотрит на круги под глазами, царапины на щеках и прокушенные губы, и просто кивает, зная, что этого будет достаточно для ответа.

      Первым умирает учитель. Хотя, если вспомнить рассказы и обрывочные воспоминания Нона, Кенга убили ещё в том казино. Но Саншайн не склонен верить на слово, и с лёгкостью находит доказательства тому, что учитель, оказывается, выкатил очень круглую сумму, чтобы остаться в живых. Сам откупился, но спасти мальчишку даже не попытался. Вот только зря потратился, отсрочив свою неизбежную кончину.

      И Саншайн ни разу не моралист и не приверженец «секса исключительно по любви», но Кенг воспользовался пацаном, практически изнасиловал, не оставил выбора, сначала предложив помощь, а потом показав, чего эта помощь будет стоить. И, казалось бы, сам мафиози получит оплату в такой же «валюте», но разница была в том, что цена была оговорена изначально, и каждый из них знал, на что идёт и на что соглашается, хоть Саншайн так до конца и не понял, почему принял предложение, но было что-то такое в этом Ноне, что заставило задержать взгляд и сосредоточить внимание на нём. Что-то цепляющее и тёмное, что-то до одури знакомое.

      Мужчина без труда достаёт документы о покупке недвижимости, выслеживает Кенга, который теперь живёт в Чиангмайе, пробирается в его дом и перерезает глотку спящего ублюдка ножом, меланхолично думая, что это было настолько просто, что даже скучно. Саншайн вытирает свой любимый кинжал о пижамную рубашку бывшего учителя, делает фото на телефон и покидает дом, не оставив ни одного следа, словно призрак. «Призрак» – иногда враги называли его так за неуловимость и хладнокровие, с которым он выполнял задания.

      Под утро он приезжает в свою квартиру, ни капли не удивляясь, что Нон не спит, сидит на диване, уставившись в стену и подобрав под себя ноги, поэтому Саншайн просто разблокирует телефон и отдаёт его мальчишке, с интересом наблюдая за реакцией. И нормальный человек поморщился бы от вида окровавленного трупа или хотя бы быстрее закрыл фото, но Тханакорн увеличивает изображение, рассматривает ровный порез, кровавые разводы на коже и безжизненное лицо со стеклянным взглядом. А следующие, что он делает: встаёт со своего насиженного места, равняясь по росту с Саншайном, шагает к мафиози, чтобы отдать телефон, и замирает в миллиметрах от его губ, шепча с благоговением:

      – Спасибо.

      Нон чувствует эйфорию от свершившегося возмездия, надеясь, что теперь если лицо учителя и будет появляться в его кошмарах, то оно будет именно таким: пустым и мёртвым. И пусть Саншайн тоже в конце своей работы попросит оплату, Нон готов заплатить прямо сейчас, потому что ощущение, когда за него мстят, оказывается таким огненным и горячим, будто языки пламени лижут его внутренности и заставляют кровь закипеть. И парню совершенно не жаль учителя, ему сейчас не жаль в принципе никого.

      В этот же день Нон смотрит на своё лицо в зеркало, разглядывает ссадины, царапины, мешки под глазами и начавшие желтеть синяки, и думает о том, что всё равно выглядит сейчас лучше, чем когда-либо, потому что в своих глазах он больше не видит безысходности, а в теле не ощущает слабости, будто за предыдущие несколько дней, проведённых рядом с Саншайном, он начал прокладывать путь к лучшей версии себя, которую никогда даже представить не мог. Такой версии, которая не боится ничего и, наконец, хоть рядом с кем-то чувствует себя в безопасности. Даже если этот кто-то – безжалостный монстр.

      Следующим свой смертный приговор получает владелец казино и дядя этого Ти.

      Здесь Саншайну приходится немного поднапрячься, взять даже некоторых своих людей, но облава проходит успешно. Крики и выстрелы прорезают тишину, а мафиози это только веселит. Он имел дело с настоящими подпольными казино и первоклассными убийцами, которые смогли даже когда-то ранить Саншайна. Но охрана этого ублюдка, похоже, только и была способна избивать да калечить мальчишек, выбивать долги у бедняков и вышвыривать буйных посетителей из «заведения». Дядя Ти сначала даже, кажется, не понимает, что происходит, хватается за пушку, которую легко выбивают у него из рук, и кричит, врезаясь в стену позади себя.

      Все его люди лежат вокруг убитые, но владельцу казино Саншайн пока сохраняет жизнь и подходит близко-близко к мужику, вжимающемуся в стену и трясущемуся от первобытного страха: приятно видеть, что он оказался на месте тех, кого калечил и над кем издевался, самое настоящее возмездие, Нону точно понравится. Как и понравится то, что говорит мафиози своим парням, ухмыляясь уголком губ:

      – Забейте его до смерти.

      Выродок оказывается на удивление живучим, хоть и обделывается от боли несколько раз. На окровавленном опухшем лице невозможно рассмотреть заплывшие глаза, кости рук и ног сломаны и в некоторых местах проткнули кожу, его тело становится одной сплошной гематомой, но он всё равно, блять, цепляется за жизнь, издаёт стоны и хрипы, когда парни наносят очередной удар в живот. Саншайн предпочитает быстрые и хладнокровные убийства, ему неинтересно истязать жертву и играться с ней, но сегодня он и сам берёт в руки биту, лично выбивает зубы, беспощадно наносит удары по жизненно важным органам и упивается сначала криками и кашлем, а после булькающими звуками, когда кровь льётся прямо изо рта. Но в какой-то момент ему становится скучно, он вытирает ботинки о рубашку одного из трупов и отходит к стене. Саншайн никогда не понимал привлекательности побоев без какой-либо цели, если ему не нужно было вытащить информацию или добиться ответов. Поэтому мафиози поднимает один из пистолетов, валяющихся на полу, крутит его в руках и направляет оружие на изломанную бесформенную тушу, когда понимает, что урод и так, наконец-то умер.

      Саншайн хмыкает, делает очередное отчётное фото и распоряжается устроить пожар, в причинах которого никто даже не подумает разбираться, ведь он устранил головную боль и местных жителей, и полиции.

      Реакция Нона на фото оказывается ещё более яркой и живой, чем в прошлый раз, он с нетерпением забирает устройство из окроплённых кровью рук, рассматривает с интересом исследователя то, что осталось от его мучителя, от человека, по чьему приказу парню ежедневно причиняли боль, используя как грушу для битья, и этому уёбку было плевать, допустил ли Нон какую-то оплошность или просто попал под горячую руку. Тханакорн кусает щёку изнутри, пока по щекам бегут слёзы облегчения, а губы растягиваются в улыбке: видно, что этот урод умирал мучительно, ему точно было больно и страшно, но никто не собирался ему помогать.

      Нон откладывает телефон на журнальный столик, идёт в ванную комнату к Саншайну, который ушёл обработать ссадину на губе, и обнимает мужчину со спины, проходясь тонкими пальцами по груди и шепча на ухо:

      – Спасибо.

      Саншайн получает ту реакцию, на которую рассчитывал, видит на мальчишеском лице эмоции, зеркальные его собственным, и постепенно осознаёт, почему тогда, в том переулке он не ушёл: тело пацана не выглядело привлекательно, не вызывало желания разложить его на ближайшей поверхности, но взгляд Нона, наполненный лютой ненавистью, показался таким возбуждающим, таким будоражащим. И спустя неделю после той, кажется, судьбоносной встречи, по мере того, как с кожи Нона сходили следы издевательств и побоев, влечение Саншайна становилось всё более отчётливым и ощутимым, ведь теперь в этом мальчишке его привлекал не только взгляд, но и внешность демонёнка, которого создали люди, даже не подозревая этого. Своим обращением и отношением они искоренили в пацане всё хорошее, что было в нём когда-то, оставив оболочку, до краёв заполненную яростью и жаждой мести, готовой вырваться наружу.

      А Нон льнёт к Саншайну, будто путник к источнику живительной влаги, обхватывает его крепче, скользя ладонями по широкой груди, и делает это не из-за того, что «должен расплатиться», а потому что мужчина, который убивает за него, который уничтожает его обидчиков, не моргнув и глазом, не может не быть желанным. И даже если бы они договорились об этих убийствах и мести с оплатой в батах, Тханакорн всё равно захотел бы лечь под Саншайна, чтобы ощутить силу этого человека на себе и понять, что в отличие от всех своих обидчиков, он выживет, находясь рядом с мафиози, пусть и разрушится до основания, становясь совершенно новым собой.

      – Я ещё не закончил, – Саншайн обхватывает пальцы, нырнувшие в вырез жилета, и смотрит в зеркало, встречаясь взглядом с Ноном, – хочу получить сразу всю «сумму».

      И пусть мафиози говорит так, но его тело однозначно реагирует на эти нежные прикосновения: он хочет мальчишку, который сгорал, будучи фениксом, а возродился демоном со всеми его самыми страшными и «вкусными» пороками, которые так и хочется ощутить на себе.

      Следующим Саншайн собирается убить Пхи. И хоть этот парень не сделал-то почти ничего плохого: ушёл от того, кто, по его мнению, ему изменил, но мужчина не желает видеть его среди живых, а кто он такой, чтобы отказывать в исполнении желаний самому себе.

      Мужчина подготавливает свой любимый кинжал для этого убийства, бросает взгляд на Нона, который чувствует себя в этой квартире как дома, и уходит, чтобы вернуться через несколько часов ни с чем. Пхи уехал в загородный дом вместе с компанией друзей, тех самых, которые и привели Нона к моменту их встречи в переулке. Мафиози нужно немного изменить свою стратегию, продумать, как убрать их всех, а оставить только Ти, и поэтому когда на пороге его встречает взбудораженный мальчишка, Саншайн ощущает досаду, словно он кот, не принёсший с охоты мышь, которую хотел показать хозяину.

      – Всё пошло не по плану, – бросает он, неосознанно ожидая увидеть разочарование на юном лице, но вместо этого оказывается втянут в объятия. Нон прижимается к нему всем своим худощавым телом, которое постепенно возвращается к нормальному состоянию, гладит короткие пряди на затылке, перебирая пальцами, и трётся щекой о щёку, выражая странную привязанность. Тот, на ком мир поставил крест и бросил на произвол судьбы, оставляя один на один в агонии страданий и предательства, а он всё равно продолжил бороться и оказался здесь с мужчиной, способным за одну секунду лишить его жизни. С мужчиной, который обнимает за талию, скользит ладонью под футболку и вжимает в себя до боли.

      Между ними формируется странная и больная связь: один убивает впервые не ради денег и своего клана, а ради кого-то… конкретного, а второй радуется этим убийствам и возбуждается от осознания, что этот беспощадный монстр сейчас в его объятиях, как будто Тханакорн смог его приручить. И это ложное чувство, не имеющее ничего общего с реальностью, но оно настолько сильное, что Нон не хочет от него избавляться. Он желает думать, что это его ручной Цербер, посланник Ада, вгрызающийся в глотки тем, кто заставил парня пройти через все круги мучений и пыток, благодаря которым на свет появился новый он.

      Пока Саншайна нет дома, мальчишка много времени проводит за размышлениями: как только его «заказ» будет выполнен, а «оплата» получена, как он будет дальше существовать, что делать? У него нет образования, денег и места, где жить, но его, парадоксально, волнует совершенно не это: с каждой секундой, проведённой с Саншайном, Нон осознаёт, что хочет остаться рядом с ним. Не из-за того, что ему некуда идти или из-за благодарности, просто... мафиози – тот, кто был порочным, но настоящим, не скрывающимся за маской «правильного человека» живущего по законам общества, Нон тоже хотел быть таким.

      – Не волнуйся, «оплата» будет ждать столько, сколько нужно, – говорит хрипло парень, потираясь носом о скулу и вздрагивая, когда встречается взглядом со светло-карими глазами, отливающими золотом.

      – А что, если я сам хочу «оплату» как можно быстрее? – Саншайн смотрит на пухлые обветренные губы с ранками в уголках, и понимает, что впервые не может контролировать свою потребность и похоть, не может обуздать вожделение, которое кипит под кожей, усиливаясь с каждым днём. И он не понимает, откуда это берётся, они практически не говорят и уж тем более не проводят время вместе, но между ними будто искрит, вокруг взрываются вселенные, распадаясь на атомы. А взгляд мальчишки можно сравнить только с Чёрной дырой, потому что он притягивает и больше не отпускает.

      Нон выдыхает хрипло, приоткрывая губы, зарывается пальцами в тонкие пряди, сжимая их у корней, и смотрит из-под своих длинных угольно-черных ресниц, ожидая чего-то. Саншайн смотрит в ответ с вызовом, приподнимает одну светлую бровь и обхватывает талию сильнее, второй рукой скользя поверх футболки по спине, лопатке, плечу и грубо стискивая пальцы на локте, причиняя лёгкую боль. И Тханакорн отвечает тем же, сжимая волосы сильнее и ощущая, как ускоряется пульс, а дыхание становится тяжёлым. Ему так много раз причиняли боль, но только сейчас, в эту самую секунду, она не вызывает отвращения и желания бежать, а только будоражит и усиливает потребность в десятки раз.

      – Тогда расправься с ними побыстрее, – Нон отпускает первым и отступает, но окончательно и бесповоротно понимает: ему нужен Саншайн. Желательно, на всю жизнь.

      Мужчина принимает вызов, ухмыляется тонкими губами и уходит, чтобы закончить со всем как можно скорее. На подготовку уходит пара дней, и когда добирается до места, обнаруживает, что брат Нона постарался на славу, сделав так, что эти «дружные» друзья сами практически перебили друг друга.

      Саншайн заходит с чёрного входа, медленно ступает по полу, залитому кровью, и слышит отчаянный нечеловеческий вой со второго этажа, но пока что ему не интересно, что там. Он ускоряет шаг, направляясь за двумя мальчишками, пытающимися сбежать. Они вымотаны происходящим и ранены, поэтому когда мафиози, легко настигает их с кинжалами наперевес, пацан, которого зовут Джин, если верить файлам, спотыкается и шлёпается на задницу, начиная отползать в страхе.

      – Ты ещё кто? – его голос дрожит, и Саншайну нравится эта реакция, нравится видеть страх в глазах, а ещё больше нравится осознавать, что его сейчас вполне вероятно посчитают глюком. Что бы ни нахимичил этот Нью, оно было чертовски сильным и конкретно так влияло на мозги.

      – Ты нам просто мерещишься! – Пхи не сразу замечает, что бежит один, но героически возвращается, пусть и видно, что от пережитого ужаса у него дрожат ноги. Своими словами он подтверждает догадки мафиози и вызывает громкий несдержанный смех. Мальчишки, которые сами загнали себя в яму. Из всех, кто обидел Нона, Пхи был самым невиновным, но ему тоже придётся умереть.

      – Если я мерещусь, то ничего же не произойдёт, когда я сделаю так, да? – он совершает рывок, огибает Пхи и хватает Джина за волосы, одним слитным движением перерезая ему горло. Громкое «НЕ-ЕТ» разносится по округе, теряясь в кронах деревьев и заглушая собой булькающие звуки, с которыми кровь течёт вниз по шее и груди парня. Пхи пытается напасть на Саншайна, бежит на него со сжатыми кулаками и струящимися по лицу слезами, и падает, словно мешок с костями, когда пуля прилетает ему прямо в сердце.

      Мужчина делает фото, запечатляя стеклянный безжизненный взгляд обоих направленный в небо. Их было слишком легко убить, мафиози даже не пришлось особо напрягаться и пачкаться. И его миссия здесь закончена, остаётся только забрать с собой трофей.

      Нон же чувствует себя как дома в квартире Саншайна. Ест, спит в гостевой спальне, а на ноутбуке мужчины пишет сценарии. Сценарии того, что он бы сделал с людьми, которые заставили его страдать. Его фантазия не знает границ, и хоть физической боли больше всего он получил от владельца казино и его подручных, но самую сильную ненависть в нём вызывал Ти, потому что именно он был тем, кто сделал всё, из-за чего жизнь Нона рухнула, словно песочный замок, смытый морской волной.

      Кроме своего ноутбука Саншайн разрешает брать домашнюю одежду, включать телевизор и пользоваться всеми удобствами квартиры, и Тханакорн даже не сразу замечает за собой, что начинает всё чаще разглядывать своё тело после душа. Синяки, ссадины и царапины остаются бледными желтоватыми пятнами на коже, а благодаря регулярным полноценным приёмам пищи, лекарствам и инсулину, тело и состояние организма в целом становится гораздо лучше.

      Нон бездумно проводит пальцами по плоскому животу и рёбрам, думая о том, почему незнакомец дал ему уже гораздо больше, чем те, кто говорили, что любят его. Все бросали его при первой же трудности, отворачивались или называли «проблемой», пока Саншайн продолжал убивать для него.

      – Мне тоже не терпится прикоснуться, – мальчишка даже не вздрагивает от глубокого спокойного голоса, не пытается прикрыться, только поворачивает голову в сторону двери, наклоняя её немного по-совиному. Осознаёт ли он, что происходящее между ними можно описать одним словом: «болезнь»? Конечно. Считает ли он, что нужно от неё «излечиться», чтобы зажить нормальной жизнью? Нет. Потому что к прежней «нормальной» жизни он не сможет вернуться никогда, его до конца дней будут преследовать и мучить кошмары: зацикленные, наполненные его криками, болью и агонией. Но рядом с Саншайном Нон чувствует силу бороться с этими кошмарами, он смотрит на мужчину и понимает, что мафиози способен убрать каждого, кто попытается снова навредить ему. И если для этого Саншайн захочет сам причинять боль Нону, то мальчишка готов с этим смириться, или даже принять с благодарностью, словно дар.

      – Ты можешь, – Тханакорн приближается к мафиози, останавливается на расстоянии десятка сантиметров и касается указательным пальцем его голой груди, царапая ногтем пятно, очень похожее на каплю засохшей крови.

      Это так странно: не чувствовать страха рядом с монстром, не ощущать желания сбежать и скрыться, а только лишь потребность прильнуть как можно ближе, нырнуть поглубже в этого человека и сделать себя его частью. Ну, или его – своей.

      – Котёнок провоцирует, – Саншайн смотрит холодно на ладное тело мальчишки, разглядывает изгибы и углы, и обхватывает ладонями талию, скользя одной рукой ниже и сжимая ягодицу. – Так хочется побыстрее расплатиться со мной?

      – Так хочется побыстрее ощутить твою разрушительную силу на себе, – в тон ему отвечает Нон, укладывая ладони на плечи и сокращая между ними расстояние.

      – Я же тебя поглощу и уничтожу, – Саншайн прижимается ближе, зарывается лицом в изгиб шеи и ведёт губами по коже, оставляя мокрый след. А Нон только отклоняет голову в сторону, прикрывая глаза, и зарывается пальцами в пряди с проседью, выдыхая тихий стон.

      – Да, пожалуйста... – мальчишка практически умоляет и ощущает разочарование, когда его выпускают из объятий со словами:

      – Одевайся, у меня для тебя сюрприз.

      Тханакорну и так достаточно того, что мужчина сделал, он хочет отдать себя уже за это, но Саншайн настойчив и упрям, поэтому ему остаётся только надеть вещи и следовать за мужчиной на нулевой этаж.

      Его встречает помещение, совершенно не похожее на весь комплекс: здесь пахнет сыростью, грязью, гнилью и, кажется, смертью, но мальчишка не морщится, даже не испытывает сочувствия к тем, кто здесь побывал, считая, что они этого заслужили. Как и...

      Нон широко распахивает глаза, когда мафиози заводит его в дальнюю комнату, больше напоминающую железную клетку, где на полу сидит плачущий Ти, прикованный цепью к прутьям. Мальчишка смотрит на того, кто стал виновником всех его бед, видит окровавленные следы на его одежде и на безмолвный вопрос получает ответ, сквозящий насмешкой:

      – Твой брат настолько хорошо постарался, что в агонии бреда Ти убил своего любимого Вайта, а сейчас он осознаёт, что случилось, и знает, что совершил это собственными руками.

      Упоминание Нью никак не отражается на Ноне, потому что брат так же, как и остальные, остаётся в прошлом, но вот он, Ти, рыдающий на полу, повторяющий себе под нос:

      – Я не хотел... я не хотел... я не специально... прости меня, Вайт, – не вызывает никакой жалости, только дикую неконтролируемую радость.

      – Я привёл его сюда, потому что подумал, что ты захочешь лично расправиться с ним, – Саншайн опирается спиной на железные прутья и складывает руки на груди, наблюдая за тем, как Нон присаживается перед Ти и широко улыбается.

      – Нон... Нон, я не хотел его убивать... я не собирался этого делать... я любил его очень сильно... я... – Ти тянет к нему руки, словно в бреду, пытается ухватиться за него, но мальчишка отталкивает покрытые кровью ладони и говорит ровно, практически нежно:

      – Нет, ты хотел его убить. Ты сделал это собственными руками. Он умирал, зная, что ты его предал. Что ты его ненавидишь, что ты...

      – НЕТ! НЕПРАВДА! Я ОЧЕНЬ ЕГО ЛЮБИЛ, Я БЫ НИКОГДА ТАКОГО НЕ СДЕЛАЛ!

      – ... хотел его убить с самого начала и просто тянул время. Ты виноват в его смерти, и он умирал именно с такой мыслью, Ти.

      Нона оглушают крики и рыдания, но сам он ощущает невероятное наслаждение от страданий, которые испытывает его одноклассник. Как он мучается от последствий собственных поступков, а воспоминания отравляют его, просачиваются в каждую клеточку сознания, не позволяя ему сбежать от содеянного. Тханакорну так приятно видеть это, осознавать, что он может освободить Ти от страданий всего лишь одной пулей, и держать его жизнь в своих руках. Пьянящий, одурманивающий контроль. И просто умереть для него будет слишком легко.

      – Саншайн, а можно оставить его здесь и не убивать? – парень не может прогнать с лица улыбку, когда подходит к мужчине.

      – Хочешь, чтобы он продолжил жить и страдать?

      – Да. Хочу.

      – Отличное решение, мне нравится, котёнок.

      Нон оборачивается на бьющегося в истерике Ти, и понимает, что даже ударить его не хочет, ведь физическая боль может хотя бы ненадолго заглушить моральную, а Тханакорну это совершенно не нужно. Он собирается приходить сюда и напоминать о том, что Ти убил Вайта, приправляя свои слова подробностями, которые получится узнать у Саншайна. И сейчас он смотрит напоследок сквозь железные прутья на бьющегося в агонии Ти и следует за Саншайном, который ведёт его обратно в квартиру, запирает дверь, снимает обувь и разблокирует телефон, чтобы показать фото других трупов. Нон бросает беглый взгляд на экран, видя мёртвого Пора, и откидывает телефон на диван, дёргая мафиози за полы пиджака и впиваясь поцелуем в его тонкие губы.

      – Возьми оплату, – горячо шепчет мальчишка прямо в рот и послушно обвивает ногами талию, когда его поднимают под бёдра вверх. Всё, что произошло сегодня, окончательно убедило мальчишку, что этот мужчина слишком особенный, чтобы его отпустить.

      А Саншайн больше не видит причины отказываться, несёт парня в свою спальню, опускает его на кровать и медленно раздевается, обнажая кожу, усеянную шрамами. Он прошёл длинный путь к тому, каким он стал сейчас: большой шрам от ножевого ранения под рёбрами, круглый шрам на плече от пули, длинный шрам на руке от открытого перелома и ещё множество мелких отметин, каждая из которых оставила след в его жизни. Нон наблюдает за ним, затаив дыхание, хочет прикоснуться кончиками пальцев к белым следам на коже и возбуждается сильнее, потому что в эти секунды Саншайн становится для него ещё красивее и желаннее.

      Мафиози расстёгивает брюки, избавляясь от них вместе с бельём, и смотрит на то, как Нон выходит из транса и рьяно снимает одежду с себя, спеша остаться обнажённым под этим холодным изучающим взглядом. Тханакорн не ждёт, что это будет занятие любовью, как в каких-то сопливых романтических фильмах, он вообще до конца не уверен, что Саншайн подготовит его, а не возьмёт на сухую, но мужчина бросает на постель смазку и презервативы, забирается на неё сам и устраивается между ног мальчишки, глядя ему прямо в глаза.

      – Чего ты ждёшь? Ты же выполнил своё обещание, возьми теперь меня! – Нон теряет терпение и не знает, куда себя деть под этим взглядом, поэтому приподнимает бёдра, трётся пахом о пах, подталкивая мужчину к действиям, но оказывается обездвиженным с прижатыми к подушкам руками.

      – Ты хочешь остаться со мной? – Саншайн только теперь может полностью оценить красоту мальчишки, скользит взглядом по губам, глазам, скулам, шее и разлёту ключиц. Замечает родинки на щеке и под глазом, уделяет внимание длинным ресницам и ждёт ответа, не собираясь ничего делать, пока не услышит его. Вообще, мафиози думал, что выбросит пацана на улицу на следующий день после того как трахнет. Ну, или придержит его на несколько дней для парочки раундов или, на крайний случай, выделит ему комнату в комплексе, чтобы приходить к нему после сложных миссий и снимать напряжение. Вот только мафиози даже предположить не мог, что реакции Нона на эти убийства, его слова и действия, его взгляды, прикосновения и счастливые улыбки могут привести к тому, что Саншайн просто не захочет его отпускать, пожелает оставить рядом с собой навсегда, утаскивая за собой в Ад.

      – Да, хочу, – Нон не думает ни секунды, поправляет светлую прядь, как только его руки оказываются свободными, и обнимает мужчину за плечи, шепча за секунду до поцелуя, – я очень хочу остаться с тобой.

      Поцелуй выходит горячим и жгучим, Нон чувствует себя слишком нетерпеливым и возбуждённым, ласкает языком верхнюю губу и утробно стонет, когда в его рот толкается язык, и в это же время в задницу проникают сразу два пальца. Это немного больно и неприятно, натяжение мышц вокруг пальцев отдаёт разрядом тока в позвоночник, но Саншайн касается простаты, давит на неё и ласкает, и это ощущение отодвигает назад все другие.

      Ни у кого из них нет терпения для долгих прелюдий, нет сил делать всё «красиво», потому что адски сильное «вожделение» буквально прожигает нутро, вынуждая делать всё быстрее и жёстче, отодвинув в сторону любое подобие нежности. Для неё, возможно, когда-то появится время. Но не сегодня.

      Мафиози целуется глубоко и развязно, скользит языком по языку, вылизывая рот, и сжимает до побеления бедро, пока готовит Нона для себя. Он использует достаточно смазки, толкается тремя пальцами, растягивая мышцы, но больше не может ждать, чувствуя потребность разрушить этого мальчика с тёмными глазами, в которых теперь плещется не только ненависть, но ещё и болезненная, нездоровая привязанность к нему, Саншайну, которая наверняка его погубит.

      Сам мужчина не знает, что именно чувствует, но это что-то сильное и глубокое, заставляющее дрожать каждую клеточку в его теле, а сердце – ускорять свой стук. Он не ожидал, что случайная встреча может что-то изменить в его жизни, но он не сожалеет о случившемся, у него нет желания отмотать назад и что-то переиграть, вместо этого он всасывает в рот нижнюю пухлую губу мальчишки, раз за разом попадая по простате пальцами, и упивается его хриплыми умоляющими стонами.

      – Будет больно, но ты выдержишь, – единственное, что он говорит, когда надевает презерватив и приподнимает бёдра Нона над кроватью, входя в него одним толчком. Внутри него жарко и тесно, так хорошо, что Саншайн сам едва слышно стонет, обнимает парня поперёк спины и начинает медленно двигаться, раскачивая бёдрами и толкаясь в тесное нутро. Мужчина вынуждает Нона буквально скулить, его зацелованные губы складываются в идеальную «О», когда головка члена проезжается по простате, а пальцы впиваются в кожу, причиняя боль. Мальчишка греховно красивый и желанный, в нём привлекает практически всё, и Саншайн не выдерживает, вжимается в его плечо лбом и срывается на неровный, рваный ритм, проникая в узкий жар.

      Тханакорн ощущает, как из уголков глаз начинают невольно катиться слёзы от боли и силы толчков, но это потрясающие ощущения, потому что он снова чувствует себя живым, настоящим, дышащим и свободным.

      Да, вот так парадоксально, находясь под мужчиной, который может его убить за доли секунды, который может запереть его в квартире или даже в комнате, который способен на самые ужасные вещи, но именно с ним Нон может снова полноценно дышать, ощущать себя целостным, а ещё желанным. Да и он сам утопает в волнах возбуждения и вожделения, подаётся бёдрами навстречу, насаживаясь на член, и царапает лопатки Саншайна: становится слишком много того, что он чувствует, а тело дрожит, утопая в наслаждении, плещущемся через край.

      Нон скрещивает лодыжки на пояснице мужчины, откидывает голову на подушку, умирает и воскресает вновь от того, какое количество ощущений обрушиваются на него одновременно. И он упивается ими всеми, выстанывает имя Саншайна, сокращая его до:

      – Сан... ещё, пожалуйста... – и получает даже больше.

      Мафиози замирает на мгновение от непривычного обращения, но уже через мгновение снова ускоряет фрикции, покрывает хаотичными поцелуями кожу и отстраняется совсем немного, делая финальный толчок и изливаясь в презерватив. Нон следует за ним спустя десяток секунд, когда чувствует боль и наслаждение от укуса, который оставляет Саншайн на его плече в пылу оргазма. «Помечает как собственность», – и эта мысль будоражит ещё больше.

      Мальчишка дышит рвано и поверхностно, облизывает искусанные покрасневшие губы и чувствует, как по его телу струится пот. Но вместо того, чтобы отстраниться от мужчины, он обнимает его руками и ногами, не давая выйти из своего тела и бормочет:

      – Я готов расплачиваться с тобой всю свою жизнь.

      И эта фраза больше, чем просто желание второго раунда или благодарность за хороший секс. В ней столько всего: и «спасибо за то, что не ушёл», и «спасибо за то, что защитил», и «спасибо за то, что отомстил за меня». А ещё «спасибо за то, что разделил эту больную привязанность, предлагая остаться».

      – Я согласен принимать твою оплату.

      Саншайн не осознаёт до конца, на что подписывается, но точно знает, что мальчишка нужен ему так же сильно, как мужчина нужен был самому мальчишке в том провонявшем переулке. Он не верит в судьбу и «предначертано», но он точно знает, что за Нона готов убивать снова и снова до конца своих дней.