Спящая красавица
Роман
Город, днём разрывающийся от гудков и деловой суеты, наконец-то выдыхал, погружаясь в неоновую полудрёму. Фонари проливали на мокрый после короткого дождя асфальт круги тусклого золота, в которых отражались огни витрин. Воздух был прохладным и чистым – долгожданная передышка после душного плена.
Я брёл домой после четырёх изматывающих пар, а затем и затянувшейся деловой встречи со спонсором по нашему с Алексом бизнесу. Затянулась она, конечно, из-за его опоздания. Переговоры с инвесторами всегда высасывали все соки, требуя предельной концентрации и стальных нервов. Алекс, мой старший брат, отлично справлялся с обаянием и стратегическим видением, я же брал на себя то, что он ненавидел – сухую математику бизнеса, финансовые модели, безжалостную логику цифр. Мы были хорошей командой. Но сегодня эта команда вымотала меня до предела.
На мне был деловой костюм, вернее, то, что от него осталось после такого выматывающего дня. Рукава белой рубашки были закатаны до локтя, а серая жилетка - свободно лежала на плечах: я то и дело расстёгивал пуговицы в течение дня, пытаясь хоть как-то освободиться от гнетущего времени и жары дня.
В правой руке я нёс портфель, и его привычная тяжесть сегодня ощущалась особенно остро. Кожаная ручка впивалась в ладонь. Внутри – контракты, отчёты, таблицы с цифрами, которые плясали перед глазами даже сейчас, когда я их не видел.Серый пиджак, перекинутый через руку вместе с портфелем, казался лишним грузом.
Знакомая тяжесть часов Patek Philippe на запястье служила якорем, возвращающим в реальность. Было уже десять часов ночи. Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука, позволяя себе эту маленькую вольность.
Хотелось поскорее добраться до своей тихой, пустой квартиры, налить бокал виски и смотреть на ночной город из панорамного окна, не думая ни о чём а потом душ и тихий сон - вот, всё чего я желал.
Именно в тот момент, когда я мысленно уже открывал дверь своего дома, я увидел её.
Я замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, вглядываясь в темноту. Глухой стук моих оксфордов по плитке затих, и мир снова наполнился тихим шумом города.
На скамейке в небольшом сквере, мимо которого я проходил каждый вечер, сидела девушка. Точнее, она не сидела, а скорее полулежала, откинувшись на спинку и свесив голову набок. Первая мысль, промелькнувшая в голове, была донельзя прозаичной: очередной ночной клуб выбросил на улицу свою уставшую гостью. Но что-то в этой картине было неправильным, выбивающимся из привычного ряда.
Её бордовое вечернее платье, цвет которого казался ещё глубже в сумраке, было на тонких бретельках, едва скрывающих плечи. Декольте мягко подчеркивало изящество ключиц, чёрт возьми, это было слишком откровенно для ночной улицы. А контраст между тёмной тканью и её загорелой кожей был почти осязаем - словно солнце оставило на ней свой последний поцелуй. Подол платья, легкомысленно подхваченный ночным ветром, чуть задрался, открывая изгиб ноги, что делало её образ одновременно невинным и невероятно соблазнительным в этом уязвимом покое я почувствовал, как внутри что-то сжалось от странного, необъяснимого беспокойства.
Логика, мой верный и единственный советчик, кричала: «Иди дальше, Роман. Это не твоя проблема. В городе полно сумасшедших». Я почти послушался. Сделал шаг. Но ноги будто налились свинцом. Я снова посмотрел на неё. На изгиб шеи, на хрупкие ключицы, проступающие над вырезом платья. На то, как беззащитно и доверчиво она дышала, оперевшись на скамью.
В моём упорядоченном мире, где всё подчинялось графикам, расчётам и здравому смыслу, эта девушка была аномалией. Нелогичным, иррациональным элементом. И именно это, кажется, и зацепило. Странное, незнакомое чувство – не жалость, нет, скорее… ответственность. Будто я единственный, кто заметил этот сбой в системе. Оставить её здесь было бы сродни ошибке в расчётах, которую видишь, но сознательно игнорируешь, обрекая весь проект на провал. Я вздохнул, мысленно прощаясь с перспективой скорого отдыха.
Словно невидимая нить тянула меня к ней, к этой хрупкой фигурке в смятом, но всё ещё роскошном платье. Я подошёл ближе, не зная, что сказать, как начать. Что я вообще здесь делаю?
Её медовые локоны водопадом ниспадали переливаясь при свете тёплого света уличных ламп их ласкал приятный ночной ветер. Я осторожно окликнул её:
- Девушка? - мой голос прозвучал хрипло и слишком громко в ночной тишине.
Ноль реакции. Она спала так крепко, словно находилась не на уличной скамейке, а в собственной постели под тёплым одеялом.
- Проснитесь, пожалуйста, - повторил я, на этот раз чуть настойчивее. - Здесь небезопасно спать.
Но она не отреагировала, даже на мой довольно громкий голос. Я бы поспорил, что любой из моих студентов, услышав такой мой тон, моментально бы очнулся от непробудного сна. Однако эта особа, видимо, спала слишком крепко. В голове промелькнула мысль: а что, если она вовсе не спит? Но я видел, как размеренно поднимается и опускается её грудь, слышал тихое, милое сопение.
Я аккуратно положил свой портфель и пиджак на скамью рядом. Подол платья девушки тем временем задрался ещё выше, и стало очевидно: так оставлять это нельзя.
Я медленно сел, мой взгляд скользнул по изящному изгибу её скрещенных ног, что были так нежно обрамлены тёмными чулками и бордовыми туфлями. Аккуратно, словно боясь нарушить хрупкий сон, хотя секунду назад очень хотел, чтобы она проснулась, опустил подол её платья. Подняв голову, я не мог отвести взгляда от её безмятежного профиля. Как же она могла так беззаботно спать посреди улицы ночью, совсем одна? Её сумочка едва держалась в ослабевшей руке. Вдруг меня осенило: как же я выгляжу со стороны? Присев на корточки посреди улицы, разглядывая спящую, одинокую девушку - вряд ли после такого изматывающего дня я походил на человека с добрыми намерениями.
Я выпрямился. Пряди её волос, казалось, специально скрывали загорелую кожу лица, и мне невыносимо захотелось рассмотреть его во всей красе. Вдруг я её знаю? Или это одна из моих студенток? Эта мысль вызвала у меня лёгкую улыбку, но увидь я её однажды обязательно запомнил бы. Я окликнул её ещё раз, громче, стараясь при этом не касаться юной девушки:
- Эй… Пора просыпаться.
Она что-то невнятно промямлила в ответ, но так и не проснулась. Боже, мне казалось, даже оглохшего старика разбудить было бы легче!
Я осторожно навис над ней, опираясь рукой о спинку скамьи. Аккуратно коснулся её указательным и средним пальцами, убирая пряди светло-русых волос с лица.
Передо мной открылось юное круглое личико, аккуратный носик, чуть подрагивающие веки с длинными, тёмными ресницами, которые отбрасывали тени на высокие скулы. Её пухлые, красные губы были приоткрыты, так и маня. Я замер, любуясь видом этого прекрасного лица, стоя над ней и пытаясь заправить выбившуюся прядь за ухо.
В этот момент лёгкое, тёплое дыхание коснулось моей руки, заставляя сердце пропустить удар. От неё исходил тонкий, едва уловимый аромат - нежный, как утренний цветок, и такой чистый, что он словно окутал меня, притягивая ближе, к этой хрупкой беззащитности. Смуглая кожа девушки так контрастировала с моей бледной, и я вдруг поймал себя на мысли, как бы моя рука смотрелась на её тонкой шее...
Я тут же прогнал эти внезапные фантазии, и с новым приливом решимости требовательнее позвал её, осторожно дотронувшись до локтя.
- Пожалуйста, проснитесь, - сказал я чуть громче, легонько встряхнув её руку. — Вы не можете здесь оставаться.
И на этот раз это сработало.
Сначала её ресницы дрогнули, потом она недовольно поморщилась во сне, как ребёнок, которого будят слишком рано. Её дыхание сбилось, стало прерывистым. А затем её глаза распахнулись.
Я на одно лишь мгновение успел утонуть в их цвете. Не карие, не зелёные. Янтарные. Словно два кусочка застывшего мёда или виски в бокале, пронизанные светом. В них плескалась сонная дымка, непонимание, а потом, за долю секунды, всё сменилось испугом.
У меня не было времени даже слова сказать, чтобы её успокоить. Её тело напряглось, как натянутая тетива, и прежде чем мой мозг успел обработать эту перемену, её рука метнулась вперёд.
Резкая, ослепляющая боль взорвалась у меня в носу.
Я отшатнулся, одной рукой инстинктивно прикрывая лицо. В носу запульсировало, а перед глазами на мгновение всё поплыло.
Боль пульсировала где-то в переносице, но она была ничем по сравнению с шоком. Меня ударили. И кажется сломали нос эта хрупкая, спящая девушка.
Я почувствовал как тёплая, густая струйка, потекла из ноздри по верхней губе. Я поднёс руку к лицу, и кончики пальцев окрасились в алый. Кровь. Во рту появился неприятный металлический привкус. Сказать что я был удивлён - ничего не сказать.
Я не помнил, когда в последний раз получал по лицу. Не потому, что я избегал драк - наоборот, я дрался слишком много для своих лет. Просто… никто не мог меня достать. Ни один парень. Ни один противник. Всегда успевал уклониться, поставить блок, нанести удар первым. А эта девчонка…
Я моргнул, глядя на неё с полным, абсолютным недоумением. Она уже была на ногах. Сонливость с неё слетела без следа. Теперь передо мной стояло не беззащитное создание, а разъярённая фурия. Она стояла в боевой стойке, если так можно было назвать позу девушки в вечернем платье сжимающую сумочку как оружие в руках. Её грудь вздымалась от частого дыхания, а янтарные глаза метали молнии. Волосы растрепались ещё больше, придавая ей вид какой-то дикой валькирии, застигнутой врасплох. Вся её поза кричала об агрессии и готовности защищаться до последнего.
- Ты кто такой и что себе позволяешь!? - выкрикнула она, и её голос, в отличие от сонного бормотания, оказался звонким и полным негодования.
Она смотрела на меня так, будто я был самым отвратительным созданием на планете, маньяком, которого она застала за секунду до совершения преступления.
А я просто стоял, удивлённо глядя на неё. Из моего носа шла кровь, пачкая белоснежный воротник рубашки. Портфель и пиджак одиноко лежали на скамье, немые свидетели моей идиотской попытки проявить благородство. Весь мой тщательно выстроенный, упорядоченный мир в этот момент дал трещину, и в этой трещине полыхали два янтарных глаза, полных ярости и абсолютной уверенности в моей виновности.