Моя девочка...

- Привет, - Махнула я рукой.

- Настя, - Улыьнулась девушка.

- Андрей, - тихо произнёс парень, сидевший рядом с Настей, и чмокнул её в щёку.

Я ожидающе смотрела на странного тёмноволосого парня, который тупо ковырялся палкой в костре.

Изогнув брови домиком, Лёша произнёс:
- Это Ян...Эмм...Он у нас не слишком общительный...

- Я Саша.

Мой взгяд снова пал на Яна. Он замер. Глаза широко раскрылись.
Что это с ним?

Внезапно Ян вскочил с места и широкими шагами пошёл к дому.

Все проводили парня взглядами.

Андрей хмыкнул.

- У него что, опять...

- Я думаю, да, не смей над этим насмехаться! - перебила Андрея Настя, грозно сверкнув глазами.

- Давайте лучше рассказывать страшные истории! - вывел меня из ступора голос Лёши. - Чур я первый!

Я поудобнее уселась на коленках у парня и приготовилась слушать.

- Это реальная история. Случилось это, правда, не со мной, а с моим другом, точнее с родителями моего друга. Итак, приступлю к самому рассказу... Веду рассказ со слов друга.
"Родители мои абсолютно здоровы, никаких отклонений у них не существует. Спать они ложатся около одиннадцати вечера. Накануне случая в их дом пробрался вор (живем мы в собственном доме), хорошо, что отец не спал и он увидел вора, так тот побежал так, что лишь пятки сверкали. В милицию обращаться не стали.
Как то в очередной, ничем не отличающийся от других вечер, они легли спать. У моей мамы чуткий сон. Просыпается она среди ночи и слышит какие-то шорохи под окнами, она стала прислушиваться и увидела огромную тень. Мама подумала, что опять вор собирается обчистить квартиру, и потихоньку разбудила папу. Отец проснулся и тоже увидел тень. Встав с кровати и взяв биту в коридоре, он направился к входной двери со словами, что щас этот парень получит. Потихоньку он открыл дверь на улицу, спустился по ступенькам и так же тихо пошел на задний двор к окну спальни. Мама боялась за папу и вдруг услышала громкий крик отца! Она выбежала на улицу и увидела своего мужа в огромном испуге, а бита лежала на другом конце двора. Как бы мама не пыталась этим вечером разговорить отца, он всё равно молчал. На следующее утро он всё таки рассказал...

Продолжу со слов отца.

Я вышел на улицу в ярости и думал вломить этому парнише по голове, чтобы знал, как в чужие дома лезть. Я потихонечку пробрался до угла. За углом задний двор и прям за полтора метра окно в нашу спальню. Я вновь увидел тень и злой выбежал из-за угла с криком "Попался!". Лучше бы я этого...... Передо мной стояло существо метра три в высоту, кожа у него была чешуйчатая, на голове было два рога, а сзади торчал огромный толстый хвост...... Оно увидело меня и я встал в ступор! Секунды три оно смотрело мне в глаза, я не мог пошевелиться и даже не мог открыть рот! Потом оно взлетело в воздух и пропало! И тут я смог закричать... Я не знаю, что это было..."

- Пфф... Это не страшно, - Махнул рукой Андрей. - Моя очередь!Сейчас, толтко найду... - наконец выпустив настю из объятий, произнёс парень, закопавшись в телефоне, - Вот!

Когда мне было 9 лет, то есть 40 лет назад, в пионерском лагере под Красноярском со мной произошел несчастный случай. Я, влюбленный в новую вожатую головастик, сбежал сразу после горна - никак не мог появиться перед моей любовью в блеске своих тощих бледных ног и бритой после вшей (сестра принесла из садика) головы. А по возрасту в качестве спортивной одежды мне полагались черные шорты, которые бабушка сшила «на вырост», снабдив их универсальным поясом-резинкой в ожидании, что в лагере я подрасту и отъемся. Но ко мне не приставали ни жир, ни загар, и болтался я в этих шортах, как белый червяк в юбке.

Хотя кормили и правда прекрасно. У нас вообще был лучший лагерь (о, это не субъективно - мы соревновались!). От химико-металлургического завода. «Чайка». И черная чайка на воротах. И пионерские костры. И военные игры, и походы. Мне этого всего досталось на три недели - а потом я сбежал.

Не совсем, не домой, не в сторону города, а так - побродить по лесу, пережить свое первое чувство. Конечно, я заблудился. Конечно, я полез на дерево, благо, заповедник рядом, сиенитовые скалы, сориентироваться нетрудно. А дальше все просто - моя рука застряла в глубокой трещине старой сосны; пытаясь вытащить руку, я практически повис на ней и, естественно, сломал. Я сумел сесть на ветку, но руку вытащить не мог, и к тому моменту, когда меня нашли, ампутация была неизбежна. Сейчас я печатаю, как вы догадываетесь, одной рукой.

А теперь, выкурив после прошлого абзаца четыре сигареты, я расскажу то, во что я не верю, что кажется мне полной чушью, и что в глубине себя знал все эти 40 лет, умудряясь при этом лгать себе даже в воспоминаниях. Каждый раз, глядя на культю, на это бело-розовое, гладко-бугристое окончание моей руки, противное мне до сих пор, я думал: «Трещина в сосне, краш-синдром, ампутация». Ни разу за всю жизнь я не пытался вспомнить те часы в подробностях - и ни разу этому не удивился. Но две недели назад, обходя по работе ветеранов района, я встретил старого человека - бывшего начальника пионерского лагеря, и оказалось, что я помню все.

Я помню, как одолевал первые три метра сосны - шершавый ствол без веток - покрывая свои ладони и голени смолой и мелкими ссадинами. Как на высоте примерно метров пяти я глянул вниз, и меня всего, как одну мышцу, свело от страха. Ноги поджались, обхватив ветку, на которой я сидел, и сплетясь под ней замком. Руки сами вцепились в ствол, щекой я вжался в дерево, весь мгновенно перепачкавшись в смоле. Содранную кожу саднило, веток над головой было столько, что не было видно неба. Далеко внизу - земля без травы, с бугристыми корнями деревьев, вспоровшими красную глинистую почву. Между корнями виднелись выступающие из земли куски сиенита. Упадешь - переломов не избежать.

Постепенно страх стал сменяться жалостью к себе. Мало того, что я заблудился и не могу слезть, так я еще и некрасив, и смешон, и ладони просто огнем горят, и если кто-то узнает, что я влюблен, меня задразнят насмерть, и никто не придет меня спасать, и мама родит себе нового сына, от которого папа не будет уезжать на вахты на несколько месяцев, потому что будет его любить и сменит работу, а я ночью замерзну и упаду, и никто меня не найдет - такие мысли ходили хороводом, и я давал им полную волю. Но, выплакавшись, я вдруг обнаружил, что больше не боюсь. Поняв, что слезами жалобить некого - очень хорошо это помню! - я с восторгом нашел в себе намерение спастись самостоятельно и вернуться в лагерь героем.

И тут оказалось, что я не могу оторвать правую ладонь от сосны.

Жжение в содранных пальцах и ладони усилилось многократно, а при попытке вырваться их прошило такой болью, что я задохнулся. Дергал и выкручивал руку, пытался дотянуться до противоположной стороны ствола и увидеть, что ее держит, но любое беспокойство причиняло новую боль. В каждую клетку кожи на моей ладони словно воткнули иглу. И эти иглы продолжали медленно, очень медленно продвигаться все дальше. Вскоре по предплечью пополз багровый синяк. Я смотрел, как распространяется от невидимой мне кисти к локтю отек, и терял способность шевелить рукой. Боль усиливалась так быстро, что я не успевал к ней привыкать.

Если позволите, следующие несколько часов я не буду описывать подробно. Очень скоро я понял, что дерево не отпускает мою кожу. Стоило прикоснуться к ветке или стволу голыми коленками, голенями, щекой - и через минуту при попытке отстраниться на коре оставались маленькие кусочки рогового слоя кожи, какие можно срезать бритвой. При более длительном контакте на дереве оставалась моя кровь, капли которой, не успевая стекать по коре, впитывались в нее. Трусы до колен и тапочки - вот было мое спасение. Все эти открытия я делал на фоне все разгорающейся боли. Неподвижную ладонь словно жгли каленым железом, жевали зубьями, ломали кости. Я кричал, и снова плакал, и бил дерево, и сорвал голос, но все равно кричал - визжал, сипел. А потом мне стало все равно. Я устал.

Солнце прошло зенит, тени от ветвей стали гуще и холодней. Я прислонялся лбом к стволу и считал до пятидесяти. Потом прислонялся щекой и считал до пятидесяти. Потом клал под голову левую руку и считал. Когда мне надоест считать - я засну, и уже ничего не будет.

Предплечье правой руки увеличилось в объеме раза в два, синяк дополз до плеча. Я описался и не сразу это заметил. Замерз, и чувствовал теперь руку как что-то чужое. Это чужое болело невообразимо, но словно не у меня. У меня болело все остальное: ноги, шея, живот. Я обнаружил себя прижавшимся лбом к стволу - сколько так просидел, я не заметил. Начал считать, но не мог вспомнить порядок цифр. Тогда я стал называть числа наугад. Два. Десять. Семь. Мне казалось, передо мной светится число «50», но я не могу его догнать. Кожу на лбу словно прижгли тавром, я не шевелился. И не отозвался, когда сразу несколько голосов стали выкрикивать мое имя. А потом завизжала бензопила.

Падая вместе с деревом, я потерял сознание. Сломал два ребра, ключицу и три пальца на ноге. Помню только еще один момент: я открываю глаза, и к носу прижимается ткань с едким запахом, и женский голос уговаривает - «вдыхай, маленький, вдыхай». Меня держат на весу, и толстая темная труба идет от моего плеча к лежащему стволу сосны. Не сразу понимаю, что это моя рука. Ладони нет. Рука уходит в дерево, в древесный нарост там, где должна быть моя ладонь. Резко вдыхаю, в глотку ударяет резкая вонь - и я словно тону в теплой воде. Последнее, что вижу - странный металлический инструмент, который подносят к моей руке.

Очнулся я только через восемь дней в больнице Дивногорска - это небольшой городок рядом с Красноярском, он и городом-то на тот момент только-только стал. Врач запретил матери везти меня в Красноярск. В первый же день после моего пробуждения вместе с начальником лагеря и лагерной врачихой ко мне пришел еще один человек. Он раз за разом рассказывал про щель в старой сосне, про опасность длительного сдавливания, про то, как храбро я пытался спрыгнуть с сосны, сломав при этом руку. Как ни стараюсь, не могу вспомнить ни одежду его, ни лицо. Еще через несколько дней приехал мой отец, которого достигла весть о моей беде, я едва прорезавшимся после срыва голосом рассказал ему о трещине и переломе, и сразу оказалось, что вернуться в город ничего уже не мешает.

Осталось немного. Я передохну, расскажу вам про то, как это - жить после ампутации руки. Да нормально вроде жить. Я читал недавно книгу этого инвалида без рук и ног, Вуйчича, и другие тоже читал. Но, может, поздно уже читал, потому что вроде все получается в физическом плане, а потолок все же чувствуется. Всю жизнь чувствую потолок. Какую-то планку, до которой я просто не рискую допрыгнуть. Ну да, моя вина, может, и мог преодолеть. Но итог такой: мне пятьдесят, я не женат, работаю в центре социальной поддержки, раздаю пособия ветеранам, и мне противно смотреть на себя голого.

Это я тяну время. Итак, накануне Нового года я провел несколько часов в гостях у бывшего начальника пионерского лагеря. В силу своей должности этот человек подписал в своей жизни не одну бумагу о неразглашении (казалось бы - начальник детского лагеря, а?). А теперь, в глубокой старости, он даже не знает, действуют ли сейчас эти запреты, наложенные на него другой страной. Уже двадцать лет никто не напоминал ему об этих бумагах. Одна из них давала ему и штатному врачу лагеря жесткие инструкции по поводу запрета отлучения детей из лагеря в лес и поиска таких беглецов. В частности, привлечение лиц вне указанного в бумаге списка к поиску пропавших допускалось только на второй день. А в первый день участники поискового отряда должны были иметь в своем распоряжении бензопилу либо за ее отсутствием двуручную пилу и топоры.

Не хочу, но должен рассказать о двух фотографиях из его архива. Там было дерево и какой-то зверь. Участок спины какого-то зверя, скорее всего - небольшого медвежонка. А кроме этого участка спины, торчащего из ствола, ничего от зверя не осталось. На следующей фотографии был показан спил этого дерева - как раз на уровне остатков медведя. Черно-белое фото позволяло разглядеть ненормальное изменение структуры колец на свежем срезе пня, просто хаос, и темные пятна, расползшиеся по всему срезу.

Пересказывать рассказы начлагеря сил уже нет. По его словам, он видел «такие» деревья пять раз, дважды ему показали специально, и трижды довелось увидеть самому (включая эпизод со мной). Вот теперь все. Пока писал, выкурил 22 сигареты.

И главное, для чего я это все писал. Вопросы.

Часто ли человек, гуляющий в лесу, прислоняется к дереву голой кожей и стоит неподвижно более минуты?

Сколько человек, заблудившихся в лесу и не найденных впоследствии, устав, засыпали, прислонившись к древесному стволу?

Сколько среди обычных деревьев может быть «таких»? А сколько раз я или любой из нас проходил мимо «таких», не зная, что именно к этому дереву нельзя прислоняться более чем на минуту?

Я сидела в шоке от рассказа.

- Это интервью из газеты. - Закончив, с улыбкой сказал Андрей.

- Кто следующий?

Как назло все истории у меня в голове попрятались в тёмных уголках, не давая надежды, даже вспомнить название.

Настя тоже выглядела расстерянной.

- Два друга, по имени Антон и Макс, увлекались паранормальными явлениями, - прозвучал над ашими головами глубокий басовитый голос.Ян вышел из тени. Я приоткрыла рот от удивления. Все поражённо смотрели на парня, но никто не смел перебивать его. - Однажды, Антон сидел в интернете и лазил по сайту, где было собрано много городских легенд. Он прочитал историю об одном подвесном мосте, который располагался рядом с его домом. На сайте было много фотографий моста и местности вокруг него. Антон понял, что эта история заинтересует его друга.
Встретившись с Максимом, он рассказал ему эту историю. Легенда гласила, что одно из ущелий пересекает подвесной мост, который, по неизвестным причинам, стал излюбленным местом самоубийц. Каждый год, по крайней мере, 20 или 30 человек бросались с моста вниз и разбивались насмерть. Никто не мог объяснить, почему это происходит. Говорили, что этот мост проклят и там обитают призраки всех, кто когда-то совершил там самоубийство.
Когда Антон вернулся вечером домой, он решил, что ему нужно посетить этот мост. Ему очень хотелось увидеть призраков. Тем же вечером он отправился в горы, где был расположен мост. Через полчаса он добрался до места.
Была уже почти полночь, когда он подошёл к мосту, вокруг не было ни одного человека. Атмосфера была настолько жуткой и зловещей, что по спине Антона пробежал холодок.
"Ничего себе, как же здесь жутко"- бормотал он, осторожно приближаясь к краю ущелья, чтобы посмотреть вниз. Он стал думать о всех тех несчастных, которые бросились в чернильную темноту ущелья. От этой мысли у него на голове волосы встали дыбом.
Зрелище было настолько захватывающим, что он решил, что просто обязан позвонить своему другу, Максиму, и рассказать ему об этом. Он достал свой мобильный телефон и набрал номер друга. Однако из-за того, что он был высоко в горах, он не мог поймать сеть.
Оглядевшись, Антон заметил в стороне одинокую телефонную будку. Он зашёл в будку, кинул в аппарат несколько монет и снова позвонил Максиму.
"Алло? Максим? Угадай, где я сейчас",- сказал он. "Я на подвесном мосту, о котором я тебе рассказывал. Вид восхитительный. Ты должен приехать как-нибудь и сам взглянуть на него".
"Да, было бы неплохо",- ответил Макс. "Я просмотрел все фотографии на сайте ... Подожди секунду ... Откуда ты звонишь?"
Антон рассмеялся. "Ах, да, я не мог поймать сеть, поэтому звоню отсюда из таксофона..."
Его друг пришёл в вмешательство. "Таксофон? Там нет таксофона. Я бы увидел его на фотографиях ".
"О чём ты говоришь?",- Сказал Антон. "Я стою в телефонной будке прямо у входа на мост ... Ладно, я лучше пойду ... А-то тут целая очередь выстроилась, чтобы позвонить... Я позвоню тебе, когда вернусь домой".
Как только он это произнёс, Макс закричал: "Нет! Антон, не выходи из будки! Я знаю, что это за место! Я буду там через полчаса. Что бы ни случилось, не выходи из будки!"
"Что случилось?"
"Просто пообещай мне, что не сдвинешься с места ни на шаг. Не двигайся и не вешай трубку. Я иду! "
Когда его друг повесил трубку, Антон почувствовал, как волна страха накрывает и обволакивает его. Он стоял в будке и держал телефонную трубку прижатой к уху. Оглянувшись, он увидел очередь из людей, которые молча наблюдали за ним. Его охватила дрожь, когда он посмотрел им в глаза.
Полчаса спустя, когда Макс прибежал к мосту, он нашел своего друга, стоящим на самом краю ущелья. Он держал свой мобильный телефон возле уха.
Не было никакой телефонной будки и никаких людей, стоящих в очереди к ней. Если бы его друг сделал хотя бы шаг, он упал бы в ущелье и неминуемо разбился.

Наступила тишина. Звук издавали только трещащие деревяшки в костре.
Я не знаю, почему все поражённо потупили взгляд, не решаясь нарушить тишину.
Раздался звук шаркающих по гравию ботинков. Ян ушёл.

- Что это было? - Первая нарушила тишину я.

Молчание.

- Кхм...Кхм... - Привлекая внимание, кашлянула я.

- На этом мосту погибла его девушка... - севшим голосом сказала Настя.

- Я пойду к нему, - решительно сказала я.

- Нет! - повысил голос Лёша. - Ты останешься здесь.

- Не...

- Тогда ты пойдёшь со мной.

Лёша вновь закинул меня на плечо и быстрым шагом стал удаляться от ребят. Я еле успела махнуть рукой на прощание.

Мы зашли уже в знакомый мне дом.

- Давай посмотрим фильм. - произнёс парень.

- Угу.

Даже когда он вставлял диск, он не отпускал меня из своих рук.

Мы сели на широкий синий диван, перед плазмой.
Точнее сел Лёша, а я лежала на нём.
Парень включил Некрофилию. Я морщила в противных моментах, а парень с усмешкой наблюдал за мной.

Вскоре я прикрыла глаза, чтобы пропустить ещё одну неприятную сцену.

- Я не могу... - еле слышно прошептал парень.

Я почувствовала горячее дыхание на моей шее, сквозь свитер.
Сначала Лёша прикоснулся губами к моей шее, выжидая моей реакции около минуты, он стал покрывать мою шею лёгкими поцелуями.
Я выдохнула, почувствовав, как табун мурашек пробежал по телу.
Теперь Лёша нависал надо мной, целуя ключицу.

- Стой, Лёша, нет...мм ... Я ещё не..

Парень не отреагировал на мои просьбы.

- Девушка сказала - Нет! - Зло прозвучало из темноты.

Звук удара. Вскрик. Темнота.