Stepfather

Красивый высокий парень стоит перед ростовым зеркалом, старательно завязывая галстук. Солнечные лучи играют с его пепельными волосами, путаясь в них и образовывая мягкое свечение вокруг. Парень словно соткан из этих самых золотых лучей, затмевает собой даже их свет, кажется нереальным. Взмах пушистых ресниц — взгляд в зеркало. Галстук несильно затянут на длинной белой рубашке в едва заметную серую полоску, черные джинсы стройнят и без того спортивные ноги в белых кроссовках. Ремень с висящей сбоку тонкой цепочкой только привлекает внимание, создавая шум при ходьбе и заманчиво поблескивая на солнце. Ореховые глаза буравят собственное отражение, досконально изучая каждую деталь. Он не может оплошать, все должно быть идеально. Тонкая серьга в правом ухе, немного гигиенической помады на губы в форме сердца — и приготовления завершены.

Парень хмыкает, удовлетворенно окидывая себя взглядом. Уверенно смотрит в глаза своему отражению пару секунд, после чего переводит взгляд на настенные часы. Минута в минуту. Как и всегда. Подхватив со стула школьный портфель, Ким Тэхен выходит из комнаты.

***

Во дворе школы, как обычно, шумно. До начала занятий еще пятнадцать минут. Тэхен всегда приходит в это время, ведь нужно еще и подготовиться, и разыскать своего лучшего друга. А вот и он, собственной персоной. Сидит на скамейке, подставляя лицо солнцу без страха от того, что он будет некрасиво выглядеть, жмурясь от яркости — на нем солнцезащитные очки, полностью скрывающие его глаза. Впрочем, Тэхен уверен, его друг и так бы выглядел идеально, даже если бы жмурился.

Шлепнув очередную, якобы просто проходящую мимо красавчика, школьницу по заду, Чимин наконец замечает своего друга, который неспешно подходит к нему, словно сказочный принц. Чимин очаровательно улыбается, поднимаясь с места и обнимая друга. Они снова во всеобщем центре внимания. Это и понятно — два самых красивых парня школы прямо перед носом. Осталось разве что подойти и попросить автограф.

Чимин снимает очки, с ехидным прищуром глядя на Тэхена.

— Ну что, — говорит, — сегодня в классе новенький. Я с радостью посмотрю, как он будет бегать за тобой.

Тэхен ухмыляется.

Пак сегодня просто неотразим.

Черная рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, заправлена в такого же цвета штаны, облегающие аппетитные бедра. Закатанные до локтя рукава и ремень с увесистой пряжкой добавляют мужественности. Кольца, которые так любит Чимин, два серебряных колечка в правом ухе и темные очки — ничего лишнего. Черные туфли на высоком каблуке, чтобы кто-то снова не додумался пошутить про его рост (хотя над Чимином шутить — себе дороже). Да, они знали, что в школе сегодня появится новенький, да еще и в их классе. Нужно было сразу показать, кто здешние короли, чтобы у незнакомца и мысли не возникало о том, чтобы «свергнуть их с престола». У Тэхена уже не оставалось никаких сомнений: сегодня все взгляды будут обращены на них, а не на какого-то там новенького. Друзья просто совершенны, и они это знают.

Чимин облизывает свои пухлые губы и запускает пальцы в черные, как смоль, волосы. Это его любимый цвет, и он ему чертовски подходит.

Тэхен кладет руку другу на плечо и уверенно говорит, для пущей убедительности сопровождая свои слова небольшим кивком:

— За нами.

Чимин усмехается, глядя на Тэхена исподлобья, и шутливо кланяется.

— Как скажете, Ваше Потрясающее Величество...

***

Сколько Юнги себя помнит, его семья постоянно переезжает с места на место. Словно кочевники, они ездят с одного конца города на другой, не задерживаясь нигде дольше, чем на два года. Не успеет Мин привыкнуть, обжиться на новом месте, как родители уже сообщают, что им снова нужно переехать. Самое смешное в этом то, что Юнги даже не знает, почему они так часто переезжают. Впрочем, его воспитали так, что он не задавал лишних вопросов, потому как «это дела взрослые и меня касаться не должны».

Мальчик рос тихим, сдержанным и походил манерами на прирожденного аристократа. По этикету и прочим серьезным вещам его натаскали так, что, как говорила его мать, не стыдно было и в свет выводить. Ей никогда не приходилось краснеть за своего сына, потому что тот хорошо запомнил для себя одно: оплошаешь на людях — и дома тебе придется несладко. Как минимум — ударят, как максимум — останешься без ужина. Все то, что заливали ему в уши собственные родители, Юнги послушно впитывал, лишь позже сообразив, что если никто не увидит, как он не соблюдает все правила, то никто ничего и не сделает. В глазах родителей Юнги был образцовым сыном, прилежным учеником и прекрасным взрослым. Но как только Юнги пропадал из их поля зрения, он тут же менялся. Острый на язык, холодный и бесстрашный похититель сердец, предмет зависти и обсуждений — все это было про него. Парни завидовали ему, желая стать его другом, девушки влюбленно вздыхали, провожая глазами недоступного ледяного принца, боясь даже его случайного слова в свою сторону. Юнги умел одним только взглядом вгонять в краску, заставлял язык путаться, а коленки трястись. Юнги боялись и уважали. Он никогда не позволял себе чего-то плохого, не заигрывал с девушками, даря напрасную надежду, редко повышал голос, никогда не лез в драку первым, за что его и считали прекрасным лидером. Во всех школах, где он учился, ему предлагали быть старостой класса, но он почти всегда отказывался. Дело в том, что Юнги, в большинстве своем, было наплевать на посторонних людей и их проблемы, поэтому он и вел себя так, считая себя недостойным опускаться до такого уровня, как все эти людишки. Он лучше промолчит, чем будет потом походить на одного из этих сопляков, отчаянно выкрикивающих какое-то очередное тупое оскорбление и считающих себя крутыми. Пусть считают, а Юнги до этого какое дело? Ему все равно.

В очередной раз переехав, Юнги показалось, что он наконец нашел то, что ему было нужно. Место было отличное, квартира большая и комфортная, школа в нескольких шагах, но самое главное — девушка. Она была совсем как Юнги. Такая же тихая, прилежная ученица, не обращающая ни на кого внимания, и Мин сразу как-то начал смотреть на нее. Он не предпринимал ничего, так как сам еще не знал, чем вызвана столь сильная заинтересованность в этой серой мышке. Лишь наблюдал незаметно, как наблюдает телохранитель, и у Юнги иногда возникали мысли, вроде: «Если вдруг с ней что-то случится, я буду рядом». Но помощь девушке ни разу не понадобилась. Ею мало кто интересовался, так как она создавала впечатление обычной «зубрилки», оттого и не лезли, не давая Мину погеройствовать. В конце концов, Юнги надоело ждать удобного случая, и он впервые подошел к этой девушке, признавшись, что давно за ней наблюдает.

В тот момент, казалось, в классе остановилось время. Все недоуменно смотрели на самую неожиданную сцену в их жизнях. Разумеется, девушки тут же начали шептаться, завистливо и злобно поглядывая на «болотную кикимору», к которой — просто немыслимо! — подошел Мин Юнги. И подошел не просто, чтобы списать, а чтобы сказать, что он — ну просто ужас какой-то! — на самом деле давно хотел подойти к ней. Ну и почему он посмотрел на нее? Что в ней было такого особенного? Она ведь просто серая мышь, которая всегда молчит и смирно зубрит свои уроки! Как такая замарашка может быть под стать самому Юнги?

На лице бедной девушки отобразилось выражение вселенского ужаса. На нее никогда не смотрело так много людей сразу. Она посмотрела на Юнги, но, столкнувшись взглядом с его черными глазами, в которых почти не было видно зрачков, боязливо опустила голову.

— Отойди от меня, — тихо сказала она, через секунду добавив дрожащее: — Пожалуйста...

Мин недоуменно нахмурился. Он ведь ничего такого ей не сказал. Обернувшись, Юнги заметил учеников, что торопливо отвернулись или вовсе повыходили из класса. Внутри Мина клокотало раздражение. Их тупые смешки и сплетни не посмеют портить его планы.

— Нам, — повернулся он обратно к однокласснице, — кажется, стоит поговорить в другом месте. — Договорив, он протянул ей ладонь, легко улыбнувшись. Девушка сперва ошарашенно смотрела на его лицо, а потом долго колебалась, прежде чем вложить свою ладонь в его...

С таким парнем под боком невозможно было не осмелеть. В тихом омуте черти водятся — это точно о ней. С Юнги ей, казалось, ничего не было страшно, она перестала бояться мнения других людей о себе и каждый раз удивляла Мина своей нарастающей смелостью, которая не перерастала в эгоизм или нечто подобное. С ней у Юнги были самые крепкие и долгие отношения, и первый секс, который запомнился, кажется, на всю жизнь. Оба еще никогда не чувствовали себя счастливее, но пришел момент, когда все закончилось.

Семья Юнги снова собралась переезжать.

***

— Юнги.

— Да?

— Ты какой-то нервный в последнее время. Что-то случилось?

Ее интуиция никогда не ошибалась. Только Юнги ничего не скажет. Уж сколько раз пытался, но в последний момент передумывал. Хотя и сам не знал, почему. Девушка понимающая, не будет реветь, закатывать сцен и тому подобного, однако по какой-то причине Юнги так и не удавалось произнести страшную для него фразу вслух.

Очередная бессонная ночь в неприятном месте проходит в тяжелых воспоминаниях. У Юнги было все, чего он так долго хотел, но в один момент он просто все потерял. Впервые в жизни его планы пошли под откос, и с этим он не смог ничего сделать. Родители просто поставили его перед фактом: отцу предложили новую престижную работу, поэтому они снова переехали. Это место Юнги теперь ненавидит, а от родителей он отдалился еще больше, сократив с ними общение до минимума.

Откинув телефон, Юнги тяжело выдохнул и запустил ладонь в растрепанные пепельные волосы, оттягивая назад, чтобы притупить душевную боль физической. Словно статуя, он сидел неподвижно, время от времени бросая взгляды на дисплей. В назначенный час парень спрыгнул с кровати, ощущая противные покалывания в конечностях, и поплелся в ванную комнату, чтобы взбодриться и привести себя в порядок. Он уверен, что сейчас он похож на смерть, не хватает только черного плаща и косы.

Юнги взял чистые вещи и, открыв дверь, прислушался к тишине дома. Родители еще не встали. Быстро проскочив в ванную комнату, Юнги встал возле зеркала над раковиной. Бессонница дала о себе знать темными кругами под глазами и еще большей бледностью, чем обычно.

Быстро приняв прохладный душ, Мин снова незаметно проскочил возле комнаты родителей и зашел к себе, закрывая дверь.

Юнги надоело скитаться по стране, заводить новых знакомых, а потом исчезать через год или же два, бросая впопыхах: «Извини, так вышло». Ему надоело извиняться за своих родителей. Почему бы им просто не снять ему отдельную квартиру, чтобы он жил себе спокойно и не мозолил им глаза своим вечно недовольным и уставшим от жизни лицом? Юнги говорил об этом с отцом, но тот лишь сурово взглянул на него и сказал, что еще не время ему думать о самостоятельной жизни. Ну не бред ли? Всю жизнь Юнги воспитывали так, будто каждый день есть риск сорваться в тайгу и оставить его там одного с ножом и коробочкой соли. А сейчас он, видите ли, не готов?

— Дела взрослые. Меня не касаются. — Повторял Юнги, когда точка кипения была максимально близка. Он не должен позволять эмоциям брать верх. Ему это запрещено. Но перед глазами снова образ той, которая его понимала... В тот самый день Юнги понял, что больше не поведется на чувства и привязанность, если от этого так противно на душе. Раз они переехали на новое место, он должен построить себя снова, но на этот раз не допустить такой фатальной ошибки, когда он выпустил чувства на свободу.

Переодевшись, Юнги посмотрел на время, заметив, что сейчас как раз время завтрака. Не смотря на себя в зеркало, Мин собрал свой портфель и вышел из комнаты, спускаясь вниз, где мама приготовила для них завтрак, а отец сидел с планшетом в руках. Войдя в кухню, Юнги сухо поздоровался, присаживаясь за стол только тогда, когда увидел ответный кивок на приветствие.

— Проблем с учителями быть не должно, — отметила мать, присаживаясь рядом.

— Однако, преподаватель по английскому языку — мистер Дон — может завалить тебя вопросами из материала за прошлые годы. Я надеюсь, ты к этому готов.

Мин коротко кивнул, потягивая горячий чай.

— Твои уроки заканчиваются ровно в два. В два тридцать ты должен быть дома.

Юнги снова кивает. «Должен». Он слышит это всю жизнь. Всю жизнь он кому-то чего-то должен, а кому и чего — так и не понял.

Мать читает лекции о том, как себя вести с учителями, еще минут десять, пока Мин доедает свой завтрак. Поблагодарив за еду, Юнги поднимается с места, уходя в ванную, чтобы почистить зубы. Он не особо вслушивался в последние реплики матери, потому что думал о своем.

— Садись, подвезу, мне по пути. — Бросил отец, проходя мимо сына. Юнги быстро подхватил свой рюкзак и последовал за отцом, садясь в машину. Отец не часто подвозил Юнги, но тот понимал, почему сегодня отец решил сделать исключение. Показать себя, обозначить, как состоятельного и серьезного человека. Проще говоря, покрасоваться.

Конечно, все пялятся на него, когда он выходит из сверкающей на солнце машины. Та сразу же трогается с места, а Юнги, не оборачиваясь и не смотря конкретно ни на кого, идет прямо в здание, в котором даже не знает, сколько проучится. Он уже знает, где находится кабинет директора, который должен устроить ему экскурсию по школе, поэтому идет прямо туда. Пока Мин был в своих мыслях, он совсем не заметил маленького паренька и просто врезался в него.

— Прошу прощения, — сказал Юнги, пытаясь уйти подальше от внимания всей школы. В ответ Мин услышал лишь злобное шипение. Лицо незнакомца скривилось от раздражения, а Юнги недоуменно поднял бровь. Он ведь уже извинился, что еще этому парню нужно?

— Раз ходить не научился, то можешь сразу падать на колени. — Рыкнул парень. Юнги даже не вздрогнул, выдержав пронзительный взгляд темных глаз напротив. Сдержанно склонив голову в знак извинений, Мин поправил лямку от рюкзака на плече и двинулся дальше по коридору, уже не видя недоуменного выражения лица незнакомца.

Быстро найдя кабинет директора, Мин постучал в дверь, сразу получая разрешение на вход. Мужчина средних лет оторвался от бумаг и посмотрел на вошедшего парня. На нем был строгий черный костюм без единой складки, который сидел как влитой, галстук же добавлял мужественности. Его темно-русые волосы были аккуратно уложены, а на носу красовались очки в прямоугольной оправе. Весь вид директора так и говорил о том, что это человек, у которого всегда все под контролем, таких Юнги предпочитал обходить стороной. Они напоминают ему отца.

— Меня зовут Мин Юнги, — поклонился Мин. Директор понимающе кивнул и сразу стал копаться в многочисленных бумагах на столе.

Найдя нужные, мужчина жестом пригласил Юнги присесть. «Ли Куан» — гласила табличка, стоящая у него на столе. Директор встал со своего стула, протягивая Юнги несколько листов.

— Тут расписание на это полугодие, твой класс и руководитель. Если есть желание и какие-то выдающиеся способности, то милости просим к нашему организатору, активисты у нас всегда в почете. Сейчас я покажу тебе школу, а потом отведу на уроки.

Следующие пять минут они ходят по школе, чуть ли не заглядывая в каждый кабинет. Директор Юнги понравился. Он объяснял все доступно и просто, не говоря при этом лишнего. Тем не менее, Юнги был уверен, что это достаточно суровый человек, он бы не хотел попасть к нему «на ковер».

Завершив экскурсию по школе, директор привел Юнги в нужный кабинет, где сразу познакомил его с учителем математики и предложил «падать на любое свободное место, а потом уж разберем, что к чему». Поклонившись еще раз и тем самым попрощавшись с директором, Мин неспешно начал проходить в глубь класса, ища свободную парту, за которой и устроился, продолжая игнорировать косые взгляды теперь уже одноклассников. Его это не заботит.

— Привет, — услышал он негромкое сбоку. Обернувшись, Юнги увидел высокого брюнета, что дружелюбно улыбался новенькому. Юнги скользнул по нему взглядом — клетчатая рубашка, укороченные брюки (или же просто достались от брата), пара прыщей на лице и невесть откуда взявшаяся нитка в волосах. Тихо ответив на приветствие, Юнги увидел привычное замешательство на лице напротив, ведь он не улыбнулся в ответ и вообще был как восковая статуя, которая почему-то разговаривает. Улыбка напротив стала неловкой и какой-то нервной.

— Я староста этого класса. Меня зовут Минки, и я буду рад помочь тебе, если ты вдруг будешь испытывать трудности в нашей школе, — мягко сказал парень, пристально глядя на Юнги. Тот сдержанно кивнул, не видя смысла представляться, так как учитель в начале урока все равно сделает это за него. Минки явно растерялся. Переминаясь с ноги на ногу, он заламывал пальцы, не находя больше слов, а Юнги и вовсе отвернулся, уставившись в новый учебник.

Вдруг внимание Юнги привлекло какое-то движение впереди. Все почему-то снова начали шептаться, словно в класс должен был прийти еще один новенький. Переведя взгляд на дверь, Юнги увидел буквально вплывших в класс парней. Юнги с удивлением узнал в одном из них того самого коротышку, в которого врезался буквально десять минут назад. Тот что-то увлеченно рассказывал высокому парню, который периодически усмехался на его слова. Обведя класс надменным взглядом, коротышка буквально переменился в лице, когда заметил Юнги. Мин не отводил взгляда, лишь наблюдал за тем, как лицо парня искривляется в отвращении все сильнее с каждой секундой, пока Юнги спокойно смотрит на него в ответ. Коротышка пялился на Юнги до тех пор, пока его друг не толкнул его в плечо с ехидной улыбкой. Тот раздраженно закатил глаза и что-то ему ответил, после чего двое прошли в класс, опускаясь на свои места.

— Что это за выскочки? — тихо спросил Юнги у Минки, все еще стоявшего над ним. Парень вздрогнул от неожиданности, поспешно переводя взгляд туда, куда смотрел Мин. Фыркнув, он ответил как-то нехотя:

— Здешние ''короли'', — Минки показал в воздухе кавычки. — Тот, что повыше, — Тэхен — чуть получше. Он хотя бы не смотрит на людей, как на дерьмо. Ему просто плевать на всех, кроме себя. А второй — Чимин — иногда борзеет. Стоит только кому-то посмотреть на него не так, как надо, и он может просто унизить тебя прилюдно за это. В этом он мастер...

Судя по интонации и гневному взгляду в сторону того самого Чимина, Юнги понял, что Минки сам когда-то нарвался на гнев коротышки. Язык у него острый, в этом Мин уже убедился лично.

Первые два урока прошли без происшествий. Юнги игнорировал все косые взгляды в свою сторону, но на переменах каждый хотел познакомиться с ним и подходил лично. Мин только отнекивался от навязчивых и порой не слишком скромных вопросов. В конце концов, он демонстративно всунул наушники в уши, ярко намекая на то, что не готов к такому потоку общения. Одноклассникам пришлось разойтись по своим местам. Девочки при этом кидали влюбленные взгляды в сторону новенького, грустно вздыхая, парни презрительно поглядывали на зазнайку, а Юнги было традиционно все равно. Он сюда пришел учиться, а не заводить новые ненужные знакомства.

Подперев рукой щеку, Чимин машинально крутил в пальцах ручку. Тяжелый, пронзительный взгляд буравил столпотворение около парты новенького. Они там крутятся уже пятнадцать минут, а до сих пор не добились от этого выскочки ни слова. Но все равно они продолжают там ошиваться! Девицы на него сейчас слюни пускать начнут, вот же зараза...

Ручка трескается в руках и осыпается на парту, оставляя в пальцах стержень. Парень выходит из класса незамеченным, и это его чертовски бесит.

Чимин не хочет мириться с тем, что теперь все внимание будет не на его стороне.

***

Прогулка по коридору не помогла. Голову забивали навязчивые мысли о потере своей популярности, из-за чего Пак не мог сосредоточиться и теперь совершенно не слышал учителя. Чимин снова бросил задумчивый взгляд на уже ненавистную парту и через секунду ощутил легкий толчок в плечо.

— Ты сам не свой, — констатировал Тэхен, скользнув взглядом по лицу друга. Чимин поморщился, отводя взгляд, и тихо признался:

— Он сразу мне не понравился. Утром он налетел на меня в коридоре и даже не ответил... — фыркнув, Пак сложил руки на груди. Упустив из виду учителя, Чимин даже вздрогнул, когда услышал громкое:

— Пак Чимин, я вижу, вам очень интересен мой урок, поэтому скажите: о чем повествует «Божественная комедия» Данте Алигьери? А конкретно та, о которой я рассказываю уже двадцать минут.

«Какого хрена?» — только и пролетело в мыслях. Его никогда не вызывают на уроках, и все это знают. Он поднял бровь, окинув учителя взглядом сверху-вниз, словно безмолвно требовал извиниться за предоставленные неудобства. Чимин уже открыл было рот, но внезапно его кто-то перебил:

— Позвольте мне. Данте в поэме «Божественная комедия» подробно рассказывает о загробном мире, что делится на три части. Этот мир состоит из Ада, Чистилища и Рая. Грешникам дорога в ад, тем, кто может искупить свои грехи, — в Чистилище, а вот тем, кто достиг духовного блаженства, путь в Рай. Смыслом работы Данте является то, что именно жизнь человека будет определяющей в дальнейшей судьбе его души. От того, какую жизнь ведет человек, будет зависеть, где именно его душа будет влачить существование. — Прозвучало чуть шепеляво с той стороны, в которую Чимин так отчаянно старался не смотреть, но сейчас, повернувшись столь стремительно, что хрустнула шея, он увидел абсолютно непроницаемое лицо, спасшее его от выговора.

— Хм, — учитель Чон стал искать имя новенького в журнале. — Мин Юнги, похвально, что вы так стремитесь помогать своим одноклассникам, но вы предлагаете теперь делить отметку на двоих? — спросил учитель.

— Я готов отдать ее бескорыстно, — приподняв уголок губ, отозвался Юнги. Учитель усмехнулся. По классу побежали смешки. Тэхен недоуменно смотрел на Чимина, который был просто в ярости.

— Что ж, Пак Чимин, сегодня вам повезло. — Не унимался учитель от своих комментариев.

Едва ли не побагровевший от стыда и злости Чимин прикусил себе язык, чтобы ненароком не выругаться и не усугубить положение, а учитель продолжил урок.

***

Минки подождал Юнги, чтобы проводить того в столовую, а по пути восхищался его знаниями по литературе, которые он сегодня всем красиво продемонстрировал.

Юнги и сам не понял, почему вообще открыл рот и начал отвечать на вопрос, адресованный не ему. Он просто хорошо знал это произведение, так как в его прошлой школе эта тема уже была пройдена, но ему не стоило отвечать тогда, когда спрашивали другого человека. Кажется, он умудрился оплошать в свой первый день. Главное, чтобы не узнали родители...

Взяв поднос с едой, Юнги двинулся в дальний угол столовой, оставив Минки за собой. К счастью, он не потащился за ним следом. Ровно две минуты Юнги был один.

Грохот и последовавшая от него небольшая вибрация заставили Юнги оторваться от своего салата и флегматично перевести взгляд на руки нарушившего его покой человека. Эти руки, с силой ударившие по столу, были сердито сжаты в кулаки, так что кольца наверняка впивались в пальцы, причиняя дискомфорт.

— Я не нуждаюсь в помощи желторотых. — Ядовито прошипели ему на ухо, после чего отстранились, заглядывая в глаза. Выдержав долгий и пронзительный взгляд черных омутов напротив, Юнги тихо ответил:

— Извини. Ты прав, я не должен был перебивать тебя. Мне искренне жаль.

Оттолкнувшись руками от стола, Пак скептически разглядывал странного новенького, не понимая, что с ним не так. Зачем он тогда вообще начал отвечать за него, если теперь об этом «искренне сожалеет»? Какой-то идиот.

«Хрен с ним. У каждого свои загоны», — подумал Чимин, но вслух сказал другое:

— Впрочем, ты действительно спас меня сегодня. Благодарностями осыпать не буду, но обещаю, что еще сочтемся.

Закончив, Пак развернулся и быстро удалился из столовой, провожаемый десятками влюбленных взглядов, множеством завистливых и одним удивленным.

***

— Я дома, — громко оповещает Тэхен, переступая порог и закрывая за собой дверь. Он скидывает с плеч рюкзак и обнимает подошедшую к нему женщину в цветастом платье. Вдыхая родной запах, Тэхен расслабленно опускает плечи. Он дома.

Приведя себя в порядок, Тэхен проходит в кухню и садится рядом с мамой, принимаясь ужинать.

— Ну, рассказывай. Как в школе дела? Что за новенький? — интересуется женщина, подкладывая сыну салат.

— Все хорошо, послезавтра контрольная по биологии. Новенький... — Ким невольно задумывается, вспоминая весь сегодняшний день. А ведь он толком не рассмотрел его даже, настолько был занят отвлечением на себя всего внимания, которое по праву его. — Обычный парень. Мин Юнги, кажется. Ты знаешь, у меня плохая память на имена.

Тэхен пожимает плечами, пережевывая. Он бы поговорил еще на тему школы, но сейчас его беспокоит другое...

— Мам... А ты чего так нарядилась? — аккуратно спрашивает он, чтобы вдруг не обидеть женщину. — И мой любимый греческий салат... Ты ведь только по выходным его готовишь.

Ким пристально смотрит на мать, чуть нахмурив брови. Женщина тушуется, отводит взгляд и в целом чувствует себя не очень комфортно, когда слышит эти вопросы.

Тэхен уже хочет успокоить маму, заверить, что это вовсе не обязательно рассказывать, если она не хочет, но мать вдруг начинает отвечать:

— Я не знаю, как тебе сказать, сынок... Это очень важно, и я на самом деле должна была сразу обо всем рассказать, но не знала, как ты отреагируешь, переживала...

Тэхен откладывает вилку, отпивая немного воды из стакана. Что-то ему здесь не нравится.

— Мам, давай по делу. Ну, в самом деле, что я могу тебе сделать? — Тэхен искренне не понимает, какая может быть причина, чтобы мама так волновалась.

Женщина тяжело вздыхает, опуская взгляд на руки, лежащие на коленях, и молчит еще с минуту. Слова, которые она говорит после, вводят Тэхена в шоковое состояние...

***

Тэхен не относился к числу людей, которым обязательно была нужна моральная поддержка в трудные времена. Чтобы плечо для слез, заботливо приготовленный чужой рукой чай и ласковое «все образуется». Люди для таких действий у него были, но Тэхен не нуждался в этом. Ему проще было посидеть наедине со своими мыслями, все обдумать, прокрутить в голове все воспоминания, пусть даже и болезненные, послушать музыку и, может, совсем немного поплакать. Тэхен где-то слышал, что слезы — это естественная реакция на боль, а все стереотипы о том, что «настоящие мужики не плачут» смирно идут в задницу, вытесняясь обычной человеческой потребностью. Иногда хочется дать волю слезам, позволить маленькой трещинке, удерживающей эту якобы несокрушимую дамбу, разойтись до невообразимых размеров, чтобы сквозь нее просочилось хоть пару капель. Иногда от этого становится легче. Лучше так, поплакать с собой наедине, где никто не видит, чем потом разрыдаться на глазах у всех, услышав простое: «С тобой все в порядке?». Нельзя позволять эмоциям копиться, а потом устраивать истерику из-за того, что ручка не так лежит, грубить всем и каждому просто потому, что «никто не понимает, что я чувствую! Все словно назло такие улыбчивые, у всех все хорошо, а у меня все плохо!». Хотя на самом деле, конечно, никто ни в чем не виноват. Просто так складываются обстоятельства...

Именно так думает Тэхен, и именно поэтому он сейчас сидит на полу в одинокой пустой комнате, прислонившись спиной к боку кровати. Рядом с ним стоит дорожная сумка, немного пыльная от того, что ее владелец не так уж часто куда-то уезжает. Тэхен молча прощается с полюбившейся за почти четырнадцать лет комнатой, которая отвечает ему громким тиканьем настенных часов. Он знает ее досконально, от выцветшего, когда-то пушистого ковра, до небольшой трещинки там, на подоконнике. Немного грустно прощаться с тем, что внесло немалый вклад в твою жизнь, видело все твои множественные взлеты, вроде грамот за прилежную учебу и победу на соревнованиях, и падения, в виде ссор и даже порки. Стало свидетелем первого побега на запретную, но оттого еще больше желанную вечеринку, первого неуклюжего секса и первой настоящей боли.

Комната всегда принимала его, каким бы он ни был, всегда готова была спрятать его от внешнего мира, успокаивала своей тишиной и спокойствием, как и сейчас.

Никто не знал, что такое произойдет. И снова: никто, по сути, в этом не виноват. Но все случилось как-то слишком быстро. Тэхен даже не успел толком ничего осознать, как уже он сидит с собранными вещами и собирается уезжать из некогда любимого дома. Честно говоря, Тэхену жаль только эту комнату. Он не мог себе представить, что здесь будет жить кто-то вместо него.

Легкий, едва уловимый скрип двери. Тэхен прикрывает глаза. Он еще не готов кого-то видеть.

— Сынок... — Тэхен стискивает челюсти. Он ведь попросил дать ему время. Каких-то пятнадцать минут. Так сложно подождать?! И к тому же, это последний человек, которого Тэхен хочет видеть сейчас.

— Уходи. — Цедит он сквозь зубы, сжимая руки в кулаки. На глаза снова наворачиваются слезы. Тэхен не хочет ничего слышать.

Конечно же, он не уходит. Прикрывает аккуратно дверь и подходит ближе, садясь рядом, на кровать. Тэхен отворачивает голову, словно обиженный ребенок, которому не купили желанную игрушку. Он не хочет, чтобы отец видел его слезы, и в принципе не хочет его видеть.

Тэхен разрывается между двумя сторонами. Одна сторона всеми силами оправдывает родителя, говорит, что сердцу не прикажешь, что он здесь ни при чем. И Тэхен с ней согласен. Другая сторона твердит, что он предатель, обманщик и эгоист. Он мог бы сразу все рассказать им с мамой, они бы выслушали и поняли. Но он молчал до последнего, поэтому он виноват. И Тэхен с ней согласен.

И в то же время он злится на себя, как ни странно. Ну как, как он мог проглядеть, что отец с работы возвращается намного позже, чем обычно? Как он мог не обратить внимания на столь избитое временем «срочная командировка»? А потом, заподозрив неладное, он все-таки проследил за отцом и застукал его на месте с этой самой «командировкой». Тэхен тогда мало соображал, что делает. Он сразу убежал домой и как-то отрешенно, с совершенно пустыми глазами произнес: «У него любовница». Идиот. Не надо было так резко. Маме тогда успокоительное капать пришлось. Хотя с другой стороны это было неизбежно, и какая тогда уж разница, кто это сказал и когда. Потом все и закрутилось, как карусель. Суд, куча бумажек, раздел имущества и так далее. Тэхен остался с матерью, и сегодня они уедут из разрушенного семейного гнездышка в мамин дом, доставшийся ей по наследству от родителей, в котором она жила до знакомства с отцом.

Развод стал для Тэхена катастрофой. Он обожал своих родителей и даже в страшном сне не мог себе такого представить. Жили ведь душа в душу и вдруг такое известие. Ну прямо снег на голову.

— Тэхен, ты должен знать, что я люблю тебя. — Тэхен с силой прикусывает нижнюю губу, лишь бы не всхлипнуть. — И я очень надеюсь, что мы будем поддерживать связь после всего этого...

Отец выжидает какое-то время, но Тэхен не собирается ничего отвечать. В наступившей тишине Тэхен боится, что его дыхание окажется слишком тяжелым и прерывистым, что выдаст его с потрохами, а он только-только отошел от истерики.

— Не забывай, что мы остаемся родственниками, несмотря ни на что. Я всегда помогу тебе, ты ведь мой сын...

— Отец, хватит. — Как-то уж слишком надрывно произносит Ким.

Мысль о том, что он никогда раньше не называл так родителя, проскальзывает лениво, будто издеваясь. Да, Тэхен ведь всегда обращался к нему не иначе как «папа». Но после всего произошедшего на столь ласковое слово не нашлось сил. Ким даже почувствовал болезненный укол вины под ребрами от того, что обращение, возможно, прозвучало грубо. Отец молчит уже с минуту, он наверняка обижен. Да и не сам ли Тэхен здесь некоторое время назад рассуждал о том, что он невиновен? Тогда почему он сейчас злится на своего отца? Тот ведь просто заботится о нем, он любит его, а Тэхен швыряет в него обидными словами с грубым тоном.

— Я... Все понимаю. Не маленький уже, — говорит он, прерывая застоявшуюся тишину. — Каждый имеет право на счастье. И если с мамой у тебя не получилось быть счастливым, значит получится с кем-то другим.

Дрожь в голосе чувствуется, но Ким хорошо умеет ее скрывать, так что может одновременно и плакать, и говорить. Бросив взгляд на часы, он поднимается с места с каким-то облегчением.

— Нам пора, — тихим от слез голосом говорит он, даже не глядя на отца.

Подхватывает с пола сумку, собираясь уходить, но отец удерживает его за руку, разворачивая и притягивая к себе. Обнимает так, как обнимают тех, кто уезжает далеко-далеко, и вряд ли уже есть надежда, что они вернутся. С силой сжав в руке лямки от сумки, Тэхен вырывается из рук отца, спешно выходя из комнаты.

Сидя в машине, Тэхен старательно делает вид, что не замечает, как тихо плачет мама, и почти увлеченно смотрит на пробегающие мимо пейзажи. Он просто не может понять одного... Почему? Почему он посмотрел на другую?

Отец был для мамы всем. Она все делала ради него. Старалась удивить блюдами разной кухни, всячески хлопотала по хозяйству, несмотря на то, что уставала на работе. И при этом всегда выглядела отлично для своих лет. У нее не было седых волос, обвисшей груди, дряблой кожи и тому подобного багажа старости. Разве что в уголках глаз были небольшие морщинки, но время не щадит никого. Да Тэхен и не замечал их порой. Мама всегда была для него самой красивой, и окружающие порой удивлялись, узнав ее возраст. А все потому, что она просто расцветала рядом с отцом. Она, казалось, жила в первую очередь для него, стараясь во всем ему угодить. Это был пример идеальной супруги, но отец все равно ушел к другой. Людям всегда чего-то не хватает... Им не нравится, когда все идеально, ведь тогда все становится скучным.

Сейчас мама словно постарела разом лет на семь. Под красными, заплаканными глазами появились мешки, глаза словно потускнели, как и волосы, растеряв былой блеск, ногти и кожа вокруг них были покусаны от нервов почти что до крови, а лицо будто посерело. Тэхену было страшно оставлять маму одну в таком состоянии. Он очень надеялся, что сможет вернуть ее к жизни, и у них снова все будет хорошо.

***

— У тебя... Появился мужчина? — лепечет Тэхен с паузами, остекленевшим взглядом уставившись на стол. Мама пугается, подскакивает с места, чтобы обнять Тэхена, и виновато начинает:

— Прости, сынок, — и целует его в макушку. А у самой голос дрожит, вот-вот сорвется. Тэхен моргает несколько раз, приходя в себя и рассеивая навязчивые воспоминания, и обнимает маму в ответ.

— Мам, ну ты чего? — гладит он женщину по волосам. — Это же хорошо. Я рад за тебя. Очень.

— Правда? — мать поднимает на него покрасневшие глаза и ярко улыбается. Тот кивает в ответ. — Сынок, ты у меня самый лучший! — она целует Тэхена в щеку, обнимая еще крепче, и садится на место.

— Я планирую устроить праздничный ужин. Он очень хочет с тобой наконец познакомиться. — Уже весело щебечет мать, продолжая трапезу. Тэхен давит из себя улыбку, отпивая еще воды.

— Да... — он берет в руку вилку, но не ест, чувствуя, как аппетит медленно его покидает. — Я очень рад за тебя...