сломать стены
От лица Марка
Я заметил это утром. Она снова проснулась раньше меня, стояла у окна в своей пижаме, слегка приоткрыв шторы, и смотрела на сад. Ада уже несколько дней не боялась оставаться одна в доме, но во взгляде всё ещё жили тени. Иногда я ловил себя на мысли, что она словно тонет в молчании — как в болоте, из которого не выбраться, если рядом нет руки, готовой вытянуть.
И я не мог быть этой рукой вечно.
Не потому, что не хотел. А потому, что однажды ей придётся идти самой.
Я подошёл, аккуратно коснулся её плеча. Она вздрогнула, но не отстранилась. Это уже было победой.
— Ада, — сказал я мягко. — Я хочу, чтобы ты попробовала кое-что. Не для меня. Для себя.
Она обернулась. Глаза — настороженные, напряжённые.
— Что? — голос был хрипловатым от сна и волнения.
— Психолог. Женщина. Спокойная, с хорошими отзывами. Не будет давить. Просто поговорит. Один раз. Если тебе не понравится — я больше не настаиваю.
Ада нахмурилась. Я видел, как напряглись её плечи, как напряглась челюсть. Панцирь включился автоматически. Стена. Опять.
— Я… не знаю, Марк.
Я сел рядом на подоконник, не прикасаясь к ней.
— Это не лечение. Это не больница. Просто человек, который может помочь. Ты каждый день учишься доверять. И я горжусь тобой. Правда. Но… если ты хочешь жить, а не прятаться — надо попробовать ещё один шаг.
Молчание. Я не торопил.
— Хорошо… — едва слышно. — Один раз.
---
Доктор Майя Лоран была как раз той, кому я бы доверил Аду. Женщина лет сорока, с мягкими руками, глазами, будто понимающими тебя с полуслова. Не дежурное сочувствие, а какое-то… настоящее тепло. Я наблюдал за их первой встречей из холла клиники, сидя в кресле, уставившись в чашку кофе, которую даже не пил.
Когда Ада вышла — глаза были сухие. Но я знал: она плакала. Я чувствовал.
— Всё в порядке? — спросил я, поднимаясь.
Она кивнула. Помолчала.
— Я ещё приду.
Эти три слова ударили по мне сильнее, чем тысячи признаний.
---
Прошло три недели. Мы с Сэмом шутили, что у неё появилась «работа» — три раза в неделю она исчезала на час, и возвращалась чуть молчаливей, но будто светлее.
Она перестала вздрагивать от каждого шороха. Начала сама выходить в сад. Однажды я пришёл домой, а на кухне пахло блинчиками — она стояла у плиты, с мукой на щеке, и улыбалась.
— Ты… готовишь?
— Я смотрела видео. И… попробовала. Ты голодный?
Господи, я бы ел с земли, если бы она подала.
---
И вот — я возвращался с работы. Впервые за долгое время — по-настоящему уставший. Но как только открыл дверь — она выбежала в холл босиком и обняла меня. Смеясь. Сама.
— Ты пришёл! Я испекла пирог! Я ждала!
Я стоял, не двигаясь. Просто прижимал её к себе.
Моя Ада.
Та, которая уже не прячется в тени.
---
Глава 17. Перелом
От лица Ады
Я не знала, каково это — дышать полной грудью. Не потому, что у меня были проблемы с лёгкими или потому что мне мешал воздух. Просто всё внутри меня всегда было сжато, как пружина, натянутая до предела. До встречи с Марком. До этого дома. До этих разговоров. До этого врача.
Я долго отнекивалась. Долго боялась. Слово "психолог" вызывало в груди дрожь — как если бы меня снова собирались вернуть в тот ад, где мне не верили, где боль списывали на каприз. Но Марк не давил. Он просто мягко, терпеливо, взглядом и тоном, в котором было больше любви, чем я когда-либо слышала в своей жизни, предложил помощь.
— Ты сильная, Ада. Ты уже прошла через ад. Осталось совсем немного. Просто дай себе шанс.
Он не пошёл внутрь со мной. Сказал, что будет ждать в машине. Я помню, как дрожали пальцы, когда я держала чашку воды в кабинете врача. Помню, как мне было стыдно говорить. И как, вдруг, в какой-то момент... я просто заговорила.
Я рассказала. Не всё. Не сразу. Но столько, сколько смогла. Слова рвались наружу, как будто во мне вскрыли плотину. И меня не прервали. Не осудили. Не посмеялись.
Психолог — Майя Лоран — слушала так, будто каждое моё слово было важным. Она не смотрела на меня как на ребёнка, и не жалела как на сироту. Просто слушала. С пониманием, с принятием.
Я вышла другим человеком. Ещё не до конца. Ещё со следами былого страха внутри. Но я вышла — свободней.
Марк увидел это с первого взгляда. Он улыбнулся — по-настоящему, тепло. И, не говоря ни слова, просто открыл передо мной дверь машины, помог сесть, положил руку мне на колено и сжал, словно подтверждая: "Я горжусь тобой".