Американская роза

  — Гарри, ты случайно не знаешь, почему Луи написал эту песню? Я не могу найти его привычную дерзость, это... Странно.

Заметив, что Лиам говорит с ним, Гарри снимает наушники и оборачивается к своему коллеге, смотрящему на слова, написанные Луи на каком-то дешёвом куске бумаги.

— Я не знаю, — отвечает он, пожимая плечами. — Он не говорил мне об этом. Может, он захотел поменять свой стиль в музыке.

— Гарри, он использовал чёртову аллегорию о воле и о том, каково это, быть свободным, — настаивает Лиам, поднимая брови.

— Ну и что, Лиам, — ворчит Гарри, закатывая глаза. — Метафоры, аллегории. Это ничего не значит.

Честно, это ничего не значит. Луи мог написать тысячи песен о том, каково быть свободным, это всё равно ничего не меняет.

Луи намеренно игнорирует Гарри (конечно же). Если бы это происходило не ради безграничной любви, которую он чувствует к мальчику, Гарри бы ударил его по лицу. А потом поцеловал бы его.

Поцеловал бы его крепко, чтобы показать всему миру, что Луи принадлежит ему несмотря на пол, сексуальную ориентацию и, прежде всего, несмотря на те слова, которые причиняют Луи больше всего боли.

Но ему нужно быть реалистом, он не может пойти прямиком к Луи и целовать его, пока из него не выйдет вся дурь; так что хорошо, что Гарри может чем-то себя занять во избежание лишних мыслей.

Работа допоздна, слишком много встреч, неожиданно нужно уйти на обед или ужин... Гарри не обманешь, он знает, что Луи избегает его.

Избегание не очень хорошо работает с парнем, так что...

К счастью для Гарри, студия имеет атмосферу приятных цветов, где он может играть мелодии так, чтобы они подходили к тексту, пока Лиам помогает ему со старыми песнями Foxes, чтобы ни в коем случае не упустить из виду её музыкальный стиль.

— Метафоры, — разочарованно выдыхает Лиам.

— Ты должен спросить его, — шепчет Гарри, когда видит Луи в дверном проёме.

Я касался тебя. Я касался тебя так, как не касаются друг друга друзья, думает Гарри, его взгляд прикован к маленькому парню, проходящему мимо них.

Луи выглядит так, будто ничего не помнит.

Я почти поцеловал тебя.

Луи выглядит так, будто ему всё равно.

— Эй, Луи! — Лиам привлекает его внимание криком. — Мы как раз говорили о твоей песне!

— Привет, парень, — отвечает Луи, старательно избегая взгляда Гарри. — Правда? Надеюсь, она тебе понравилась.

Луи звучит красным кирпичом, сильно и непробиваемо, как кирпичная стена. Гарри пялится на него, наблюдая, как Луи пытается уйти от его взгляда, пытается притвориться, что Гарри вообще здесь нет.

Ты плакал в моих руках. Я обнимал тебя. Я люблю тебя, думает Гарри.

— Это не твой обычный стиль. Я имею в виду, ты едва сказал что-то сексуальное, — говорит Лиам, наполовину дразня.

— Ну, спасибо, Лиам, — отвечает Луи с улыбкой. — Я могу писать и серьёзные песни тоже.

Затем Гарри набирается достаточно смелости, чтобы взять слово; он ищет зрительного контакта, он хочет посмотреть в эти сверкающие бесконечные голубые глаза, которые заставляют его влюбляться ещё больше с каждым днём.

— Привет, Луи.

Я люблю тебя, думает Гарри. Когда Луи переводит взгляд на него, наконец, заглядывая ему в глаза, Гарри клянется, эти глаза кричат: «Я тоже люблю тебя, прости меня».

— Привет, Хаз. Я... эм, мне пора идти, — шепчет он и направляется к стойке регистрации, где Даниэла, вероятно, ждёт его. Гарри может сказать, что он истощён, по оттенку его голоса.

Гарри смотрит, как Луи уходит, краем глаза, и он ненавидит это. Он ненавидит это гадкое равнодушие, которое показывает Луи. Он также немного хочет кричать.

Он не собирается делать вид, что не боится, потому что Гарри так чертовски боится, боится, что его никогда не будет достаточно, боится, что вся эта ложь всегда будет самым сильным, что есть в Луи.

Он чувствует себя так плохо, видя как тот находится в ловушке своей собственной лжи, и тот факт, что он слышит его постоянно меняющиеся оттенки красного, совсем не помогает Гарри.

— Что происходит между Луи и Даниэлой? — спрашивает Лиам.

Гарри вздыхает, проводя рукой по своим грязным волосам, пока Лиам выжидательно на него смотрит.

— Я не знаю, — отвечает он, слегка озлобленно. — Спроси у них сам.

— Луи не хочет говорить об этом. Я думал, может, так как ты его друг...

— Он никогда не говорит о своих отношениях, — объясняет Гарри, пытаясь вести себя так, будто не тонет в своей ревности.

Может, горечь в его голосе настолько очевидна или, может, его слишком легко понять, а, может, это Лиам хорошо чувствует эмоции других людей, так как он говорит:

— Я пытался их остановить. — Он хороший, думает Гарри, его голос имеет приятный цвет. — Но Луи может быть упрямым, как осёл.

— Ты не должен был, — говорит Гарри честно, сваливаясь в своё кресло. — Я имею в виду, Луи свободен делать всё, что захочет.

Кроме того, чтобы быть свободным, как ни парадоксально.

— Здесь он совершает большую ошибку, — говорит Лиам, прикусывая нижнюю губу. — Он только крутится вокруг Даниэлы, но очевидно, что он её не любит.

— Возможно, дело не в любви, — говорит Гарри разбито, пробуя горечь слов во рту. Он ненавидит думать о том, что Даниэла та счастливица, которой позволено целовать и касаться Луи так, что Гарри убил бы, лишь бы сделать то же самое. Он жаждет Луи, он бы отдал всё, что у него есть, чтобы заполучить Луи и сделать его своим всего на одну ночь.

— Конечно же, дело не в любви, — фыркает Лиам, закатывая глаза.

Гарри не отвечает, потому что ему, на самом деле, нечего сказать. Это так чертовски больно; он был очень близок к тому, чтобы заполучить Луи, чтобы поцеловать его. Он лишь хочет дать ему ту любовь, которую он заслуживает; но единственная, кто побеждает, — это Даниэла.

— Гарри, — зовёт Лиам, и когда Гарри переводит на него взгляд, он видит, что мужчина смотрит с беспокойством на лице. Он по-дружески кладет ему руку на плечо, и когда говорит, он делает это очень медленно. — Тебе нравится Луи?

Гарри рассматривает вариант ответа ложью, но у него и так было достаточно лжи за всю жизнь, правда.

— Хуже, — шепчет он еле слышно. — Я влюблён в него.

Лиам кивает головой, похлопывая Гарри по спине. Ситуация отстойная, Лиам не может сделать ничего, чтобы помочь, и Гарри знает это, но она всё равно отстойная.

— Мне жаль.

— Всё в порядке, — говорит Гарри. — Я уже научился жить с этим.

Как жалко он звучит, честное слово.

Глупый смех Даниэлы нарушает спокойствие в студии и срочное желание ударить её по лицу растёт у Гарри в груди. Ему действительно нужно перестать думать о Луи, потому что он просто теряет себя в процессе и не видит конца поблизости.

— С меня хватит, — объявляет Гарри, вставая.

— Подожди, Хаз. Я хочу, чтобы ты познакомился с Ником, прежде чем уйдёшь.

— Кто такой Ник?

— Лиам, Гарри. — Голос Луи прерывает разговор.

Гарри пересекается взглядом с Луи, соревнуясь, и старший парень находит руку Даниэлы и сжимает в своей в попытке побороть тысячи чувств, перемешивающихся в его сердце.

Луи не отводит взгляд, точно как и Гарри, говоря глазами.

— Мы должны идти, вам нужно что-нибудь ещё? — спрашивает Луи, наконец, нарушая тишину. Его голос немного дрожит, он пытается вести себя спокойнее, но Гарри не обманешь.

Цвета Луи разоблачают его.

— Нет, — решительно отвечает Гарри.

— Ладно, — кивает Луи сомнительно. Его голос содрогается в конце, достигая бледно-красного оттенка.

— Милое платье, Даниэла, — Гарри делает ей комплимент, только чтобы позлить Луи. — Вы куда-то собираетесь?

Луи находит что-то безумно интересное в своей обуви, когда Даниэла широко улыбается Гарри, не обращая внимания на напряжение между парнями.

— Да, вообще-то...

Она собирается сказать что-то, когда третий голос заполняет пространство. Гарри ни разу не слышал этот голос, ведь так? Да, он бы точно запомнил его, потому что он мужественный, уверенный и сильный. Этот голос имеет интенсивный оттенок французского синего*, который можно описать, как цвет безоблачного летнего неба.

Это ничто по сравнению с голосом Луи, но Луи не принадлежит ему, так что.

— Мои люди воссоединились!

Когда Гарри оборачивается к говорящему, он видит перед собой привлекательного взрослого мужчину с идеально уложенными волосами, одетого в дорогой костюм. Его глаза тёмные, как самая глубокая ночь, и он выше Гарри, что заставляет того съёжиться.

— Ник, наконец-то.

Окей, Лиам его знает. Гарри чувствует себя довольно неловко, стоя здесь, неожиданно слишком стыдясь своего собственного тела. Это происходит не так часто. Ему нужно воспользоваться этим.

— Гарри, позволь мне познакомить тебя с Ником Гримшоу, — Лиам представляет мужчину, который ослепительно улыбается и протягивает Гарри руку для пожатия. — Он работает на радио BBC, всегда ставит наши песни. Он действительно значим для нашего лейбла, мы многим ему обязаны.

— Заткнись, Лиам. Ваша музыка хороша, я вкладываю все свои надежды в эту звукозаписывающую компанию.

— Спасибо, друг, — отвечает Лиам довольно. — Это Гарри Стайлс, новенький.

— Мой партнёр по работе, вообще-то, — быстро добавляет Луи, вмешиваясь в короткую беседу.

Гарри поднимает брови, когда слышит слова Луи. У него голос цвета ржавчины, странное смешение красного и коричневого, цвет оксида железа, цвет ревности. Гарри не будет использовать это знание для своей собственной выгоды, абсолютно точно нет.

Или, может, да.

Луи пытается пометить его как своего, и Гарри любит это. Он оборачивается к нему спиной, лицом к Нику, который уже смотрел на парня.

— Приятно познакомиться, Гарри, — говорит Ник беспечно, и никто из них не упускает то, каким образом он оценивает его внешность. — Посмотрите на это симпатичное лицо, ты тут главный обаятель, да?

Луи фыркает, раздражённый флиртом Ника. Гарри игнорирует парня, любя звуки его ревности.

— Спасибо, — благодарит Гарри, и он почти может почувствовать гнев, исходящий из пор Луи.

— Я слушал превью твоей песни, — начинает Ник, наклоняясь вперёд в требовании близости. Гарри видит краем глаза, как Луи укрепляет хватку на руке Даниэлы, и он ненавидит это. Он улыбается мужчине, в то время как тот придвигается ещё ближе к нему. — Она мне нравится. Отполируй её немного, и она станет следующим большим хитом.

— Она пока что не закончена, — объясняет Гарри, и он, вероятно, будет жалеть о том, что делает, но- Ему нужно флиртовать в ответ. Ему нужно знать, что Луи не всё равно. — Она звучит немного серо, мы хотим довести её до флюоресцентных тонов.

Ник соблазнительно смеётся, хитрая улыбка расползается по его лицу. Луи рычит позади Гарри, и Гарри любит это, цвет оксида такой сильный в его звуках. Он даже не знает, что делает, но до тех пор, пока это привлекает собственническое поведение Луи, ему это нравится. Очень сильно.

— Он синестетик, Ник, вот почему он описывает музыку так, — объясняет Лиам. Его глаза устремлены на Луи, и, Гарри клянется, он тоже видит его ревность.

— Лиам. — Луи кипит от злости, красный оксид в его голосе так отчётлив. — Гарри не любит, когда люди знают о его синестезии, помнишь? — предупреждает его Луи, его голос повышается на оттенок. Гарри умирает от желания повернуться к нему, но предпочитает продолжать смотреть на Ника, флиртуя.

Ник улыбается ему, подмигивая, и у него такой взгляд в глазах, который, кажется, пожирает Гарри, заставляя его чувствовать себя обнажённым.

— Ох, заткнись, Луи, он тоже часть этого лейбла, — бормочет Лиам раздражённо. — Ты злишься, Гарри?

— Не вижу причины, почему он должен молчать об этом, — говорит Ник вместо него, подходя к Гарри, чтобы положить руку ему на плечо. Его прикосновение жжёт, но взгляд Луи прожигает намного больше. Гарри не может увидеть его, но он может ощутить, как тот взрывается ревностью. — Это потрясающее расстройство, разве нет?

— Иногда, да, — соглашается Гарри, кивая головой. — Спасибо за комплимент, сэр.

— Не называй меня сэр, называй меня Ник, пожалуйста, — просит он, снова подмигивая Гарри. Он довольно взрослый, и, видимо, с годами он освоил навыки флирта, потому что Гарри смущён, уязвим и... Ладно. — Давай поужинаем, и ты сможешь рассказать мне о своей синестезии поподробнее, хорошо?

— Мне жаль, Ник, но Гарри нужно работать.

Слова Луи вспыхивают в Гарри, зажигая в нём самое безумное желание, вызывая боль, заставляя его нуждаться в нём больше, чем в чём-либо в мире. Это так чувственно, оттенок алого ослепляет его на секунду, посылая мурашки по спине Гарри и заставляя его член дёрнуться в штанах.

Ладно, сейчас неподходящее время для вспыхнувших чувств.

Неожиданно Гарри хочет, чтобы Луи почувствовал эту пульсирующую боль знания, что он не имеет того, в чём нуждается больше всего. Ник довольно хорош, честно говоря, так что если он и собирается проводить с кем-то время, чтобы заставить Луи осознать, насколько больно быть без него, лучше это будет Ник.

— Ой, да брось, сейчас вечер пятницы! — Ник мягко смеётся, пока Гарри наблюдает за ним, элегантная аура этого мужчины интригует его. — Позволь ему повеселиться, Луи. Кроме того, — он участливо усмехается, — я вижу, что у тебя прекрасная компания сегодня, мм?

Это работает на Гарри; он оборачивается, чтобы посмотреть на Луи, чьё лицо вишнёво-красное, и он прикусывает свою нижнюю губу так сильно, что может повредить её. Гарри любит этот вид, любит чувствовать ревность Луи.

Его тело просится обхватить Луи за его соблазнительные бёдра, сорвать одежду и взять его прямо здесь, но мозг останавливает его.

Ему нужно быть осторожным, играть по правильному сценарию. Быть безнравственным не про Гарри, но ему больно и страшно, и он нуждается в Луи больше, чем в кислороде.

— Да, Лу. Позволь мне повеселиться.

Гарри знает, что Луи ненавидит его прямо сейчас, и он любит думать об этом, потому что ненависть означает любовь. Луи волнуется. Наверное, это всё сложно и запутано, но он может ощутить, что чувство взаимно.

— Веселись, Гарри, — грубо проговаривает Луи сквозь зубы, прежде чем обернуться и потянуть Даниэлу за собой к выходу.

— Что ж, кто-то немного капризный, — отмечает Ник, но ему, кажется, всё равно. — Пошли, Гарри, я отвезу в какой-нибудь хороший ресторан. Что насчёт тебя, Лиам?

— У меня есть любимая девушка, которая ждёт меня дома, — любезно отказывается Лиам. — Честно говоря, думаю, я единственный в этой ситуации, кто в здравом уме.

— Наверное, — шепчет Гарри, соглашаясь.

Лиам сдавленно смеётся, подходя к Гарри и тихо шепча:

— Г, я знаю, что это трудно, но... Просто попробуй, ладно?

Гарри следует за Ником к гаражу, пока мужчина говорит о какой-то инди-группе, о которой никто, кроме него, не знает. Гарри чувствует себя странно и пытается быть очень осторожным в каждом сделанном движении, но Ник всё разглаживает, снова строя между ними небольшой разговор.

Теперь, когда Луи ушёл, Гарри не находит Ника таким интересным, как он думал. Да, он красивый, приятный и, вероятно, очень богатый; но он не говорит красным, он не маленький, и у его глаз не появляются морщинки, когда он улыбается.

Но затем он снова думает о Даниэле и о том, как она наверняка целует его Луи и прикасается к нему, когда это Гарри должен быть тем, кто отсасывает ему, и он находит новый интерес к Нику.

— Что ты будешь заказывать, Гарри?

— Всё, что нравится тебе, понравится и мне, — отвечает Гарри вежливо, глаза пробегаются по людям в ресторане.

Они богатые и красивые, вино, которое пьёт Гарри, вероятно, стоит больше, чем его одежда. Они сидят за прекрасным столом с видом на море, и этот город очень красивый, думает Гарри.

— Мне нравится это место.

— Да, это одно из моих любимых. Что ты делаешь в Ливерпуле, Гарри?

Я вернулся, чтобы забрать то, что принадлежит мне, думает он, но ему не следует говорить этого, учитывая, что он на свидании.

— Эм, каникулы. Луи и я — старые друзья, так что я остался у него на время. Он предложил мне работу, поэтому я помогаю ему с музыкой. Я должен был вернуться в Лондон сегодня, но...

— Тебе очень нравится работа.

Отчасти, отвечает Гарри про себя. Но его рот говорит другое.

— Да, нравится. Приятно работать в звукозаписывающей компании.

— Так и есть, — кивает Ник, улыбаясь ему. Он берёт свой бокал, делая большой глоток, и Гарри смотрит, как движется его адамово яблоко. — Позволь мне задать тебе вопрос, который может быть слегка навязчивым, Гарри. Тебе необязательно отвечать. — Боже, Гарри знает, что за этим следует. — Ты по мальчикам?

— Эм... Да.

— Ты свободен?

Гарри клянётся, что его щёки стали малиновыми, как только Ник задал вопрос. Теперь нет никаких сомнений в том, что он пытается залезть Гарри в штаны, и настолько же сильно, насколько ему хочется получить положенное, ему не нравится идея перепиха со случайными людьми. Ему нравится интимность и секс с чувствами, так же банально, как это и звучит.

— Да, я свободен, — кивает он, нервно крутя в руке вилку. Странно говорить это, потому что даже если он на самом деле одинок, он чувствует себя таким привязанным к Луи, что «свободен» не подходит к этой ситуации. — Я не знал... Что ты тоже по мальчикам.

Ник смеётся сочувственно на его слова.

— Это так. Девушки совсем не для меня. Привлекательные парни, как ты... Вот, чего я хочу.

Гарри не хочет этого. Воздух наполняется напряжённой атмосферой, и звуки ночи становятся темнее; его будто загнали в ловушку в переулке. Он согласился придти на это свидание, и теперь ему нужно встретиться лицом к лицу с последствиями. Он изо всех сил пытается найти вежливый способ отказаться, но Ник быстрее.

— Хочешь поехать в мой пентхаус после ужина?

— Эээмм... — Чувства Гарри неожиданно слишком сосредоточены на музыке и звуках шорохов вокруг них. Он закрывает глаза на секунду, чтобы контролировать свою тревогу, пытаясь стереть из мыслей вид переполненного бара. — Луи будет волноваться.

Это самая неудачная отговорка, которую он мог придумать, и Ник смеётся на неё.

— Нет, Луи взрослый мальчик. Давай повеселимся сегодня, Гарри, я знаю, что тебе это нужно.

Французский синий Ника стучит в голове Гарри, смешиваясь с тёмным жужжанием, которое посылает его в третье измерение, где цвета уродливы, слишком насыщенны и темны.

— Гарри, ты в порядке?

Гарри тяжело дышит, его руки дрожат. Нет, не сейчас, не в данной ситуации. Он бы лучше трахнул Ника, чем получил приступ в центре шикарного ресторана с богатыми людьми и милыми сотрудниками. Это чертовски неудобно.

— Я в порядке, — говорит он слабым голосом.

Он не в порядке. Он чувствует покалывание в пальцах и угнетение в груди, и он знает, его сенсорная перегрузка начинает подрываться.

— Пожалуйста, Ник, отведи меня домой, — говорит он едва слышным голосом. — Пожалуйста.

Бар хороший, музыка громкая, и чувства на максимуме. И иногда всего этого становится слишком много. Всего становится слишком много.





У него нет никаких шансов. Абсолютно точно, у Ника не может быть ни единого шанса с Гарри, его мальчиком.

Луи не перестаёт думать об этом, везя Даниэлу в переполненный бар.

Гарри не может позволить Нику трогать себя.

Ладно, да, возможно, Луи мудак, потому что он стал абсолютным собственником и ревнивцем с тех пор, как начал игнорировать Гарри, в первую очередь.

Но кто может обвинять его? Он не знает, почему он так предан Гарри, почему становится уязвимым трусливым маленьким мальчиком, который до боли хочет поцеловать и быть поцелованным в ответ. Он не может быть таким человеком.

Он прятался в студии, он пытался читать, но этого не было достаточно. Он пытался сделать всё, что в его силах, чтобы забыть о том, как руки Гарри ощущались на его теле, как безопасно и счастливо он себя чувствовал в его объятиях.

Он, наконец, применил своё последнее оружие и пригласил Даниэлу в дерьмовый бар, чтобы иметь надлежащий повод утопить себя в алкоголе. Она кажется довольно готовой запрыгнуть на него и сосать его член, когда бы он ни захотел, так что это прекрасный выбор для Луи.

Они ещё даже не приехали в бар, но Луи знает, что ночь будет скучной и унылой. Даниэла улыбается без ямочек, её глаза серые, а волосы прямые. Он задаётся вопросом, каким бы Гарри услышал её голос. Наверное, серым, потому что она самый скучный человек в мире.

Луи пытается, но не может выбросить образы Гарри и Ника из головы. Ник властный, богатый и опытный; он также обаятельный и свободный, пока Луи закрытый в шкафу чёртов идиот, которому даже не хватает смелости поцеловать Гарри.

Что если Гарри и Ник в итоге трахнутся? Что если мужчине повезёт, и он сможет увидеть картину разбитого Гарри, кончающего на него и громко стонущего своим красивым грязным ртом?

Нет, Луи не хочет этого. Он хочет принадлежать Гарри, он хочет быть единственным, кому позволено трогать его, и он хочет быть именем, которое он кричит, когда кончает. Луи чувствует, как его член твердеет от этой мысли и- блять.

Он так одержим этим парнем.

— Итак, милая, — говорит Луи, когда они садятся в баре, окружённые громкой музыкой и свободной атмосферой пятничной ночи. — Расскажи мне о себе.

— Я не знаю, что ты хочешь узнать, — отвечает Даниэла.

Луи хочет, чтобы она говорила о чём-нибудь, он должен отвлечься от мыслей о Гарри и Нике.

Ему нужен алкоголь. Вне зависимости от того, что даст ему бармен, напиток будет хорошим, потому что ему нужен алкоголь, чтобы подумать об этом, чтобы принять тот факт, что Гарри с Ником, а не с ним.

— Пиво, пожалуйста, — заказывает Даниэла, и Луи повторяет за ней.

— Давай сыграем в двадцать вопросов.

— Ладно, — кивает Даниэла безрадостно. — Ты хочешь стать большим звукозаписывающим лейблом?

— Конечно же, я хочу, — отвечает Луи так, будто это было очевидно. — Поверь, мы станем когда-нибудь. Какая у тебя любимая песня?

— Я не знаю, у меня нет какой-то конкретной, — отвечает она. Луи наблюдает за ней, пока она думает, за тем, как она хмурится и поджимает губы, и, возможно, она могла бы считаться красивой, но она не Гарри. — Но мне нравится та, которую вы пишете для Foxes.

— Оу, — говорит Луи удивлённо. — Ты слушала её?

— Некоторые части. Лиам проверял музыку, и мне она очень понравилась.

— Спасибо, детка, — отвечает он, гордясь работой, которую проделал с Гарри. Всё так сложно. Луи ненавидит это чувство, ненавидит, как дерьмово он ведёт себя сейчас, но не может заставить себя изменить что-то. — Эта песня будет удивительной.

— Мне нужно напиться, — бормочет Луи себе под нос, глядя на бармена, принёсшего им пиво.

Даниэла больше не обращает на него внимания, зависая в своём телефоне. Луи рад, потому что боль в верхней части живота не уходит, и это не помогает ему в преодолении мыслей.

Это всё его вина, его чёртова вина, что он так слаб. Он не винит Гарри, никогда не будет, но он хотел бы, чтобы тот был здесь с ним, был тем, кто целует и касается его. И из-за этой мысли он чувствует неразумную ненависть к Нику.

— Этот мальчик... Гарри, — она начинает задавать вопрос, наконец, откладывая телефон. Желудок Луи сжимается от упоминания Гарри, догадываясь, что вот-вот произойдёт. — Ты помнишь, что произошло, когда мы пытались заняться сексом последний раз?

Луи сглатывает комок в горле и делает вид, что не помнит.

— Нет, на самом деле.

— Мы поругались, и ты сказал мне остановиться, — напоминает ему Даниэла, как будто это было необходимо. — Ты назвал меня Гарри.

— О, да, я припоминаю, — признаёт Луи, ведя себя так, будто это была какая-то незначительная мелочь, когда они оба знают, что это не мелочь. — Я злился на него. Извини за это, милая.

Даниэла робко улыбается, и бармен спасает задницу Луи, когда подходит к ним с напитками.

— Я ещё не говорил, как хорошо ты выглядишь сегодня, детка, — Луи небрежно делает комплимент, и, несмотря на огромную улыбку, расползающуюся по лицу Даниэлы, он не чувствует себя хорошо, говоря это.

С Гарри всё по-другому. Ему не нужно флиртовать, с ним всё происходит естественно. Если он делает комплимент младшему парню, если он целует его в макушку или держит за руку, это не потому, что он пытается залезть ему в штаны или что-то вроде того; это потому, что так и должно быть. Он так привык быть милым и заботливым с Гарри, что флирт с кем-то другим чувствуется принудительным и абсолютно странным.

Гарри не может быть с Ником, он должен быть с ним. Почему это так чертовски больно?

— Ты не знаешь, почему Лиам так плохо к нам относится? Я не думаю, что ему нравится, когда мы вместе, — говорит Даниэла после глотка, пытаясь завести разговор.

— Лиам всё ещё думает, что работу и удовольствие нельзя совмещать.

— Оу, так и есть, — смеётся она, прикрывая рот ладошкой.

К удивлению, на этом разговор заканчивается. Луи хочет заполнить пробел между ними, но не может найти ничего умного, что можно сказать. Они пьют в тишине, коротко комментируя людей и бар, но ничего более.

Затем это происходит снова, ужасная боль в животе Луи, чувство разлуки с Гарри, его мальчиком. Ник скучный, Ник тупой, Ник не заслуживает Гарри (так же, как и Луи, говорит тихий голос в его голове).

Когда они просят напитки в третий раз, наступает время Даниэлы говорить.

— Луи, кто-то звонил тебе, как бешеный, — говорит она, глядя на телефон Луи, стоящий на беззвучном режиме, лежащий рядом с ним.

— Да, это Физзи, — ворчит Луи, глядя на имя звонящего на экране телефона. — Моя младшая сестра.

— Может, тебе следует ответить?

— Она наверняка просто наводит шум, — вздыхает Луи, но всё равно принимает вызов, чтобы избежать очередного момента неловкой тишины. - Физ, что случилось?

— Луи, Слава Господи! — Физзи выдыхает в облегчении.

— Физзи, я на свидании.

— Это срочно!

— Все в порядке? — спрашивает он обеспокоенно. Очередь Даниэлы хмуриться.

— Нет, конечно же нет! Тот мужчина с дорогой машиной, который работает на радио... Он привёз Гарри домой, потому что тот- Я не знаю, у него что-то вроде панической атаки? — Луи может слышать, как Джей кричит что-то на заднем плане, пока его мозг пытается уловить суть слов Физзи, застряв на её последних словах.

У Гарри паническая атака.

— Я не знаю, почему это произошло, он плакал, а Ник пытался успокоить его, — объясняет Физзи, и даже если она звучит довольно спокойно, Луи знает, это задевает её больше, чем она показывает.

Ник не может успокоить Гарри. Это работа Луи.

— Я- Чёрт, мой телефон стоял на беззвучном режиме, — говорит Луи с явным беспокойством в голосе. Нет, это была не паническая атака. Блять, Гарри был с Ником, и чёрт знает, что этот ублюдок с ним сделал. Гарри чрезвычайно чувствителен, когда дело касается любви и людей. — У него сенсорная перегрузка.

— У него что?

— Передай ему телефон.

— Луи, я не думаю...

— Передай ему ёбаный телефон! — вопит он, не осознавая, что действительно кричит, так что половина бара поворачивается посмотреть на него. Даниэла оседает в своём кресле и извиняется слабым голосом. Луи закатывает глаза, вздыхая в отчаянии, и отпрашивается в туалет.

— Лу?

Боже, его Гарри, его мальчик. Ему больно, Луи знает об этом, и это всё его чёртова вина.

— Хаз, малыш. Я здесь. Что случилось, котёнок?

— Я- Я не-е зна-а-аю, — Гарри заикается, и абсолютно очевидно, что он плачет.

У голоса Ника, должно быть, уродливый цвет, думает Луи. Он готов найти мужчину, где бы он не прятался, и избивать его, пока не останется живого места.

— Ник был неприятным? Что он с тобой сделал? Скажи мне, и я надеру его блядскую задницу и...

— Лу, нет, — прерывает его Гарри, задыхаясь в рыданиях. — О-он не тро-огал ме-еня.

— Но он был неприятным, не так ли? - Луи, вероятно, мудак из-за того, что возносит свою ревность на первое место в этот момент, но кому какое дело.

— Не-ет. Он ми-милый. Но т-ты...

— Тебе больше нравится мой красный, — заканчивает Луи за Гарри, и просто нелепо, насколько он доволен этим простым фактом. — Это нормально, милый, теперь я здесь. Ты слышишь мой голос?

— Да.

Гарри, Гарри такой красочный.

Гарри, чёрт возьми, не заслуживает того дерьма, которое даёт ему Луи. Он прекрасный, как личность, и мир обращается с ним так плохо безо всякой причины.

— Ты слышишь мой красный?

— Да.

Сердце Луи сжимается, когда он слышит, как слабо и беззащитно звучит Гарри. Ему так сильно нужно быть рядом с ним, извиниться за то, что он такая надоедливая трусливая задница, которая не может позволить себе встретиться лицом к лицу с тем фактом, что он любит мужчин, невзирая на суждения отца.

— Я еду домой, хорошо? Ты можешь пойти ко мне в кровать и надеть один из моих свитеров. Я знаю, что они тебе нравятся, котёнок. Я знаю, что ты любишь пахнуть мной, потому что я тоже люблю пахнуть тобой.

Гарри хихикает между всхлипами, и Луи немного расслабляется, зная, что худшее уже позади.

— Ты, ты-ы не обя-я-язан, Лу, — заикается Гарри застенчиво. — Ты можешь остаться с ней.

— Ерунда. Я еду домой, Гарри.

С этими словами он бросает трубку. Обернувшись, он замечает мужчину, уставившегося на него с отвращением. Он, вероятно, подслушал его разговор, зная, кем является Луи. С чувством вины в животе, Луи выходит из уборной с поднятой головой, пытаясь игнорировать голос в голове, говорящий о том, насколько он никчёмен.

— Мне нужно идти.

— Что? Почему? — спрашивает Даниэла удивлённо и немного подавлено из-за того, что её оставили одну прямо здесь. Луи правда жаль, но нет ничего важнее его мальчика.

— Я нужен Гарри, — говорит он, доставая деньги, чтобы оплатить счёт. — Мне жаль, что эта ночь закончилась так.

Даниэла внимательно смотрит на него, затихнув.

— Да. Мне тоже.

Когда Луи направляется обратно домой, он осознаёт, что провёл более половины «свидания», думая о Гарри. Он не может ничего с этим сделать, парень словно наркотик, постоянная мысль, разрушающая мозг Луи.

Луи едет так быстро, как позволяет ему машина, игнорируя некоторые красные огни светофоров. Дом погружён в глубочайшую тишину, когда он приезжает. Нет никаких признаков его семьи или Гарри; но в комнатах горит свет и пахнет ужином.

— Луи?

Мягкий голос его матери наполняет воздух, посылая мурашки по спине. Он оборачивается, чтобы увидеть, как Джей входит в комнату, её волосы собраны в пучок.

— Мама, где Гарри?

Он не хочет тратить ни минуты сейчас, потому что Гарри — единственное, о чём он заботится.

— В твоей комнате, он, наверное, уже спит, — отвечает она спокойно. — Слава богу, он был с Ником, он такой приятный молодой человек.

— Ник не приятный, — грубо поправляет её Луи. — Он хорош только с парнями, которых хочет трахнуть.

И он ни за что не притронется к Гарри, пока я жив, мысленно обещает Луи.

— Луи!

— Я просто честен.

— Мне так жаль, что нам пришлось прервать твоё свидание, дорогой, — извиняется Джей. — Я... Гарри хотел, чтобы мы позвонили тебе, — говорит она, понижая тон и приближаясь к сыну. На душе Луи будто висит тяжёлый камень. — Я знаю, что я не его мать, но... Я так волновалась за него.

— Я знаю, мам, это не проблема. Ты сделала всё правильно.

— Хорошо, — кивает Джей, явно обеспокоенно. — Я не знала, что Гарри страдает от этого. Почему? У него...?

— Мам, — прерывает её Луи серьёзно. Пришло время Джей узнать правду. Они никогда не говорили о синестезии Гарри прежде, потому что Гарри хотел сохранить её в секрете по максимальной возможности, но Джей любит его слишком сильно, чтобы продолжать жить в неведении. — У Гарри синестезия.

Джей — медсестра, поэтому Луи не приходится объяснять ей, что такое синестезия. Она просто широко раскрывает глаза, и её челюсть отваливается в абсолютном шоке.

— Он слышит цветами?

— Да, — кивает Луи, говоря медленно и тихо, чтобы его сёстры не проснулись. — Цвета вспыхивают перед его глазами, пока он слушает. Именно поэтому иногда всего становится слишком много, и это приводит его к состоянию сенсорной перегрузки.

Джей отвечает не сразу, Луи знает, что она раздумывает. Он стоит в середине комнаты, чувствуя, как вина перебарывает способность бороться с ней. Это из-за него у Гарри был приступ. Из-за него Гарри снова и снова остаётся с разбитым сердцем, и пришло уже время, чёрт возьми, вырасти и измениться.

— О боже, — наконец, шепчет Джей, беспокойно. — Именно поэтому он такой чувствительный, да?

— Да, — подтверждает Луи. Его голос дрожит, когда он говорит, сглатывая чувство вины. - Да, и по той же причине его отец обращается с ним, как с дерьмом.

Джей кивает, тихо и обеспокоенно.

— Мам, пожалуйста, не обращай на это слишком много внимания, ладно? — умоляет Луи, снимая пальто. — Он очень чувствителен к данной теме. Он едва говорит со мной о ней, мы работаем над этим. Чёрт, почему я отключил звук на телефоне именно сегодня?

— Дорогой, не вини себя, сейчас ты здесь. К тому же я бы никогда не сказала что-нибудь, чтобы ранить этого парня, за кого ты меня принимаешь? — спрашивает Джей, поднимая брови. — Я поговорю с ним, потому что ему это нужно, но сделаю это осторожно. А сейчас, Луи, пожалуйста, позаботься о нём.

— Конечно, позабочусь, — кивает Луи, радуясь тому, что его мама любит Гарри так сильно.

— Послушай, дорогой, — говорит она снова, серьёзно. — Я не хочу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. — Луи начинает ощущать, что она хочет спросить что-то важное. — Между вами всё хорошо, Луи? Гарри просил нас позвонить тебе, но потом сказал, что хочет уйти, потому что ты не говорил с ним...

— Всё прекрасно, — он лжёт совершенно плохо, если быть честным. Его матери необязательно слышать его голос; просто если взглянуть на него, можно почувствовать, что он что-то скрывает. — Он помогает мне с музыкой, мы работаем вместе, и... Я... Чёрт, мам, я люблю его.

Его пугает, насколько искренне он звучит. Никакой злости, никакого сомнения в словах, только любовь, выраженная словами, которых кажется недостаточно, чтобы описать его чувства.

Это что-то за пределами ориентации. С самого первого дня это было больше, чем ориентация Луи.

— Он тоже любит тебя, дорогой. Вы двое абсолютные лучшие друзья.

Я не хочу быть только его другом больше, хочет сказать Луи.

— Я пойду проверю его, мам. Спасибо, что позвонили мне сегодня.

— Всегда пожалуйста, Луи, — говорит она, кивая. Она целует его в щёки, сжимая в то же время ладони. — Спокойной ночи, дорогой.

Луи смотрит, как она уходит в свою комнату, пока его сердце бешено бьётся в груди. Он застывает посреди комнаты, потерявшись в своём горьком отчаянии, зная, что ночь всегда темнее перед самым восходом солнца.

На данный момент, ему нужно лишь одно: наконец-то отдать себя Гарри.