Американская роза

  Луи было шестнадцать, когда его отец вернулся. Он помнит каждую деталь того момента, момента, который он не должен был наблюдать. Это был приватный разговор его отца и матери, он не должен был его слышать.

Он подумал, что Трой вернулся к нему, чтобы исправить нарушенные обещания и, наконец, стать отцом. Неважно насколько приятным был его отчим, Марк, с ним, в глубине сердца Луи всё ещё надеялся, что Трой бы не отказался от него.

Луи оказался дураком, его отец пришёл, чтобы просить у Джей деньги. Она тогда плакала, Луи помнит. Худшая боль в мире — это наблюдать, как твоя мама плачет, зная, что ты не можешь ей помочь, потому что, в первую очередь, ты не должен здесь находиться.

На улице ливень, и капли ударяют по крыше так же, как и воспоминания в голове Луи. Он переворачивается на другую сторону кровати, закрывая глаза и пытаясь выбросить из головы слова, которые появляются следом.

Никчёмный твинк.

Трой называл своего собственного ребёнка никчёмным твинком. Шестнадцатилетний, чья сексуальная ориентация была под вопросом, для него считался никчёмным твинком.

Луи до сих пор притворяется, что ему плевать. Он притворяется, что слова его отца никогда не ранили его.

Он притворялся и полностью исключил возможность быть геем. Луи потонул в нескончаемой паутине лжи, где его жизнь была красивой, натуральной и идеально распланированной. Его жизнь была построена на том, чтобы доказать Трою обратное.

Но появляется Гарри- Гарри, которого Луи любит всем, что у него есть и чего нет. Гарри, который также является мужчиной, что доказывает, что Трой был прав.

Луи знает, что не сможет уснуть в ближайшее время. Его голова забита мыслями о Гарри, который находится в соседней комнате и, вероятно, спит голышом, учитывая, что он, блять, любит спать голышом.

Луи делает вид, что этот образ не заставляет его твердеть.

Он переворачивается на кровати, ложась на живот и зарываясь лицом в подушку, скуля от безнадёжности. Соприкосновения его полу-возбуждённого члена с простынями заставляют его хныкать, давая неожиданный прилив удовольствия.

Он не будет самоудовлетворяться от мысли о голом Гарри, распластавшемся на кровати, беспомощно прося Луи разрушить его. Он не будет самоудовлетворяться от мысли о красивой молочной коже Гарри, испачканной спермой Луи.

Прежде чем Луи может подумать об этом рационально, он начинает двигаться в медленном ритме на кровати, потираясь своим членом о мягкий материал простыни. Он чертовски нуждающийся и возбуждённый, и его мозг, кажется, не работает правильно, когда он нуждается в каком-либо виде сексуального удовлетворения.

Он толкается сильнее, прижимая подушку к груди, немного выгибаясь в спине и откидываясь корпусом назад, чтобы получить больше трения в нижней части.

Он действительно, действительно хочет кричать его имя, умолять его оттрахать его, даже если он не присутствует здесь физически. Мысль о Гарри, наблюдающем, как он получает разрядку, посылает ему электрические заряды по всему телу, заканчивая нижней частью живота.

Короткие вспышки удовольствия атакуют тело Луи, его оргазм приближается, собираясь внизу живота. Он очень хотел бы притвориться, что возбуждается так от подпрыгивающей груди, девичьих задниц и мокрых кисок. Он запускает руку в трусы, чтобы обхватить пульсирующий член; Луи никогда не был таким твёрдым, но, опять же, голый Гарри находится в соседней комнате. Он выпускает крошечный стон, начиная дрочить со сбитым дыханием.

Когда он кончает, единственное, о чём он думает, — это красивые минетные губы и толстый член в его заднице. Он зарывается лицом в подушку снова, на этот раз сильнее, чтобы заглушить звуки имени, которое он стонет, пока кончает, имя, которое он даже не хочет слышать от себя.

Он ждёт, пока его дрожащий пульс и дыхание придут в норму, чувствуя влагу на своей промежности. Он только что испортил простыни, он словно маленький мальчик, который не может контролировать себя.

Это смущает Луи в том смысле, что это, наверное, необычно для кого-то его возраста, кто дрочил так много раз прежде. И это было чертовски сильно, один из лучших оргазмов, который он получил от мастурбации, и всё потому, что он думал о чёртовом Гарри Стайлсе.

Луи вылезает из кровати, отчаянно нуждаясь в душе. Он надеется, что никто не слышал, как он дрочил, потому что это было бы неловко. Чувство вины лежит, как камень, в его груди; вина, которая исходит ещё откуда-то, помимо его предыдущих действий.

Как только он выходит из комнаты, вина превращается в ужасное ощущение одиночества, пустоты. Он — ничто, и все те ночи, которые он провёл с девушками, ничего не значили, потому что в конце концов он остается один с бесконечным желанием кого-то, кого он не может иметь.

В доме темно, тишина заполняет комнаты, прерванная лишь стуком дождя по крыше и иногда громом. Луи идёт босиком по коридору, пока не достигает ванной комнаты, дверь которой оказывается закрытой. Он ждёт несколько минут, пока дверь не открывает никто иной, как Гарри.

Луи становится пунцово-красным, как только их глаза встречаются, вспоминая, как сильно он кончал от его губ. Гарри полусонный; спасибо господу, на нём надеты трусы.

— Боже, спасибо, — бормочет Луи больше для себя, чем для Гарри.

— А?

— Ты надел трусы, — шепчет Луи.

— Да? Я не дрочил, — объясняет Гарри, его сонливость заставляет его интерпретировать предложения неправильно. Луи не смеётся, однако; выражение его лица становится притуплённым и осторожным. Он теряет хватку так быстро. — Я имею в виду... Если что.

Вспышка молнии освещает дом на секунду.

— Нет. Я имел в виду не в этом смысле. Просто... Мой дом полон маленьких девочек, так что. Да.

— Да, — соглашается Гарри. — Извини, плохая шутка.

Луи кивает, и уголки его губ образуют скромную улыбку.

— Ты... Ты всегда любил шутки про пенисы, — бормочет он с намёком на странное удовольствие в голосе.

— До сих пор люблю, — шепчет Гарри, приближаясь к Луи, чтобы не повышать голос.

— Почему петух не носит штаны?

— Не знаю, — отвечает Гарри, заранее хихикая. Идиот.

— Потому что его клюв находится на голове.*

Шутка хромает, но заставляет Гарри взорваться в порыве хохота. Он обхватывает живот руками и смеётся, как маленький мальчик, пытаясь заглушить свои звуки.

— Это было ужасно, — говорит Гарри, восстанавливая дыхание.

— Ты засмеялся, — отмечает Луи, поднимая брови. Он не осознает, насколько широка и заботлива его улыбка.

— Потому что она ужасна!

Луи легко забывает, что дрочил на образ этого красивого парня перед ним, сосущего его член и самозабвенно трахающего его. Кроме того, как только Гарри появляется рядом с ним, ноющее ощущение одиночества исчезает.

— Я собираюсь вернуться в кровать, Лу, — объявляет Гарри, зевая.

Луи до сих пор помнит, каким крошечным и невинным, как ребёнок, Гарри выглядит, когда спит. Он хочет прижаться к нему. Для дружеских целей, конечно.

— Ладно. Мне нужно пописать. Ночи, Хаз.

— Ночи, Лу.

Луи провожает Гарри взглядом, пока он идёт к своей комнате. Как только Гарри исчезает из поля зрения, Луи немного подмывается, писает и отправляется обратно в кровать.

Или пытается это сделать.

Он останавливается перед гостевой комнатой, вспоминая те ночи, когда беспомощный Гарри просил обнять его, как маленькую ложечку, и спеть ему перед сном, потому что голос Луи был розово-красным, а Гарри слышал только чёрный.

Он чувствует дрожь, когда воспоминания заполняют его голову, потому что у Гарри есть эта сила делать его беззащитным, ловить истину в его лжи только благодаря цвету.

Он, наконец, входит в комнату, находя Гарри свернувшимся на кровати, как маленький мальчик, спиной к двери. Его тело движется в ритме его дыхания, и Луи хочет заплакать от его красоты и умиротворенности.

Луи знает, что он слаб, а слаб значит никчёмен. Он вздрагивает, когда вспоминает это, зная, что его мать здесь, и если она найдёт его обнимающимся с Гарри, это будет значить лишь то, что его отец был прав, и он на самом деле никчёмный твинк.

Он хочет заплакать, полный страха и ненависти к отцу.

— Лу?

Видимо, Гарри ощутил присутствие Луи, потому как оборачивается и обнаруживает его стоящим у края его кровати. Его голос оказывает непосредственное влияние на смягчение его души. Любовь Гарри к Луи намного сильнее его неуверенности.

— Хэй, — Гарри спрашивает, когда Луи заползает на кровать, устраиваясь на его стороне, — что ты здесь делаешь?

Это тот вопрос, на который Луи не хочет отвечать прямо сейчас.

— До сих пор любишь быть маленькой ложкой, Гарри Стайлс?

— Люблю, — кивает Гарри. Его сонный голос звучит мило и грубее, чем обычно, провоцируя покалывание в нижней части живота Луи.

Его голубые глаза уставлены на Гарри, который смотрит на него с сонным выражением лица. Он кажется сбитым с толку, будто Луи был чем-то вроде слишком невероятной мечты, чтобы существовать в реальности.

— Луи?

Он произносит его имя так мягко, что сердце Луи теплеет.

— Могу я?.. — Он не может закончить предложение, не в силах сказать слова, которые он до смерти хочет произнести. Во всяком случае, Гарри понимает, потому что молча кивает головой.

— Можешь.

Луи улыбается на ответ, но не обнимает Гарри сразу после него. Он ждёт. Ждёт, пока идея об объятиях со спины осядет в его голове, и он будет убежден, что такие объятия — это что-то, что делают все лучшие друзья, не только парочки.

Луи нерешительно кладёт руку на плечо Гарри. Контакт молочной кожи парня с кончиками его пальцев заставляет его содрогнуться; и он нуждается, он нуждается в нём. Ты такой красивый, хочет сказать Луи, но, опять же, Трой напоминает ему, что он никчёмный твинк.

— Котёнок. — Луи задыхается, когда Гарри находит его руку, переплетая с ним пальцы.

Финальный толчок Луи исходит из того больного чувства знания, что он на грани потери Гарри, потери света его жизни. Он не вернётся к нему в третий раз, если он снова разобьёт его сердце, а Луи не хочет жить без него.

Когда Луи оборачивает руки вокруг талии Гарри, прижимая его до невозможности близко, Гарри выпускает крошечный стон и сворачивается небольшим клубком. Луи понимает, что ему тяжело дышать; он закрывает глаза и считает до десяти. Где-то в груди он чувствует отчаянное желание быть любимым.

— Я скучал по этому, — говорит Гарри тихо.

Луи не может сформулировать слова. Гарри чувствуется восхитительно тепло рядом с его телом, он пахнет, как дом, и Луи хочет его, хочет его так сильно, но не может сказать об этом.

— Это по-дружески, — бормочет Луи, зарываясь лицом в мягкие кудри Гарри и вдыхая его запах. Он чувствует, как слёзы покалывают его глаза, слёзы чистой грусти. Он пытается контролировать свои эмоции, стараясь остановить дрожь в теле. — Друзья.

— Друзья, — шепчет Гарри в ответ.

Они оба засыпают в объятиях друг друга. Звуки дождя и мир сновидений позволяют их неуверенности постепенно раствориться.